Коротко, сухо, даже не верится, что это наши авторы писали о нашей беде. Вот почему мы так подробно останавливаемся на этом эпизоде.
А в это время на пепелище уже работали люди, разбирая завалы. Мысль о том, что придется в 43-м году ехать в эвакуацию, пугала людей – все хотели, чтобы завод заработал здесь. И днем, и ночью при свете фонарей работали сотрудники завода, мобилизованные обкомом партии жители города над расчисткой руин, над возведением новых стен, над установкой оборудования. По мере готовности отремонтированные цеха начинали работать, на дожидаясь пуска всего завода. Практически каждую неделю на строительство завода прилетал Яковлев – он был в числе тех, кто меньше всего хотел перемещения завода в Сибирь. Постоянно был на стройке Дементьев – он координировал поставку на завод станков (их надо было изъять у кого-то), другого оборудования, надо было решать вопрос с электричеством, водоснабжением и т. д. – это было персональное поручение Сталина. В это невозможно поверить, но уже через семь недель выпуск самолетов на разрушенном дотла заводе составил около 25 % от планового выпуска! Разумеется, в этом деле заводу помогала вся страна. А к середине сентября саратовцы вышли на плановые показатели выпуска продукции. Конечно, результат бомбежки сказался на выпуске самолетов. Но если бы не подвиг саратовцев, в самые трудные дни Курской битвы, то, несомненно, на фронте было бы еще тяжелее. Но мы опять чуть-чуть, по времени, забежали вперед.
У истории с разрушением и восстановлением саратовского завода есть продолжение. Уже упоминавшийся директор завода И.С. Левин в 1944 году выезжал на фронт по делам, связанным с выпускаемыми самолетами. Командующий фронтом генерал Ф.И. Толбухин, узнав, что в расположении его войск находится директор завода, велел срочно доставить его к себе. Оказалось, что в штабе идет допрос пленного немецкого летчика бомбардировочной авиации. Выяснилось, что он был одним из тех, кто бомбил завод в те июньские дни и был награжден лично фюрером Железным крестом. Немцу, однако, сказали, что не исключено, что его сбил летчик самолета Як-1, выпущенного с разбомбленного завода. Когда ему представили Левина, то он замотал головой, говоря, что «директор, может быть, и есть, но завода нет. Нет завода. Мы его полностью уничтожили. Мы его превратили в груды пепла и щебня».
Его разум не в состоянии был оценить произошедшее. Чтобы разбомбленный завод выпускал продукцию? Нет! Нет! И еще раз, нет! С допроса он ушел, преисполненный уверенностью, что русские водят его за нос.
С большим уважением А.С. Яковлев, как и, впрочем, все авиационные конструкторы самолетов, моторов и других изделий, относились к людям, которые организовывали деятельность предприятий, выпускавших боевую технику – авиационных сборочных заводов. Вспомним хотя бы некоторых. М.М. Жезлов, М.Б. Шенкман, К.Д. Кузнецов, В.Т. Третьяков, В.Я. Литвинов, М.М. Лукин, И.С. Левин, В.Н. Лисицын, В.Е. Саладзе, А.И. Привалов, Н.С. Новиков и многие другие, которые, подобно атлантам, держали на своих плечах производство боевых самолетов, моторов, вооружения, приборного хозяйства, весь авиапром.
Бартини, Туполев и другие
Новосибирск: завод… КБ… Сиб НИА.
Кратковременная командировка.
Неожиданная и такая ненужная встреча. Яковлев даже приостановился.
Его нельзя было не узнать. Черные глаза южанина, непокорная шевелюра, какая-то особая (гордая, отметил про себя Яковлев) посадка большой головы.
«Это же Бартини, – мелькнула тревожная мысль. – Наверное, надо подойти».
Наверное, что-то подобное пронеслось и в голове у Бартини.
«Это же Яковлев, новый заместитель наркома. Подойдет к врагу народа или нет?»
После секундного замешательства Яковлев изобразил на лице приятную улыбку и, протянув руки для приветствия, направился к Бартини:
– Роберт Людвигович! Рад видеть вас в добром здравии!
– И я рад, Александр Сергеевич.
В большой комнате, где за столами сгрудились эвакуированные сотрудники ЦАГИ (они впоследствии составят костяк СибНИА) царило глубокое молчание. И, нарушая его, Яковлев после нескольких малозначащих фраз произнес:
– Роберт Людвигович, был бы рад, если бы вы зашли сегодня вечером на завод, в директорский кабинет. Я там обосновался. Это можно?
Бартини усмехнулся:
– Думаю, что можно.
– Можно-можно, – закивал головой директор завода В.Н. Лисицын, который сопровождал заместителя наркома.
Уже за дверями комнаты к Яковлеву подошел начальник режима и великодушно, словно делая подарок высокому гостю, сказал:
– Они у нас почти все расконвоированные. Да и какие они враги народа, тут все понимают, что к чему. Так что мы доставим вам этого самого Бартини.
Рад или не рад был Яковлев этой нежданной встрече? Конечно же, он знал о той беде, которая свалилась на авиапром в конце тридцатых годов, когда в одночасье в разряд врагов, вредителей, шпионов, троцкистов и двурушников попали десятки, если не сотни конструкторов, инженеров, ученых, специалистов самых разных направлений, которые были славой и гордостью отечественной авиации. В Омске сейчас вместе со своим коллективом заключенных трудится на 166-м заводе А.Н. Туполев, делает пикировщик Ту-2. Там же в Омске В.М. Мясищев работает над дальним бомбардировщиком. В Казани В.М. Петляков клепает свою «пешку». Талантливейший Бартини, сделавший дальний бомбардировщик ДБ-240, вот он, в Новосибирске отбывает свой срок; главный конструктор А.И. Путилов тоже где-то сидит. И конструктор дизельных двигателей А.Д. Чаромский. Где-то тоже в шарашке работает Б.С. Стечкин. И десятки, десятки тех людей, которых он знал в «той» жизни и которые напрочь исчезли из нее, словно их и не было.
И вот нежданно из глубин «той» жизни вынырнул Роберт Людвигович Бартини.
О нем в тридцатых в Москве ходили легенды. Сын какого-то важного сановника Итальянского королевства «заболел» в юности революцией, примкнул к боевым отрядам коммунистов, был объявлен врагом Италии, и поэтому ему пришлось бежать в Советский Союз. Здесь он быстро выдвинулся в число ведущих авиаконструкторов, создал свое КБ, строил гидросамолеты, потом делал что-то для Аэрофлота, а перед самым арестом создал дальний бомбардировщик ДБ-240. Трудно представить себе, с каким чувством он узнает про то, что этот его самолет только уже под индексом Ер-2 летает на бомбежку Берлина. Был врагом Италии, теперь снова попал в разряд врагов уже на новой родине, которая вот так неласково с ним обошлась.
Вечером Яковлев попросил накрыть ему в комнатушке для отдыха за кабинетом небольшой стол к приходу Бартини, а сам с некоторым беспокойством думал о предстоящей встрече. Ситуация складывалась несколько щекотливая. По выработанной им необходимой в советское время осторожности Александр Сергеевич избегал не только встреч с людьми, заподозренными в нелояльности к строю, но и разговоров о них. Впрочем, делать это было несложно, поскольку арестованные обычно уходили в небытие (возвращаться стали только после 1956 года, да и то не все), а говорить о том, справедливо или несправедливо арестован тот или иной человек, опасались все. «Раз забрали, было за что. Органы не ошибаются, а будешь высовываться, сам загремишь по 58-й». От этих самых Органов не был застрахован никто. Уж на что Николай Иванович Ежов был любимцем Сталина, каналы для него рыл, лагерями обустроил тундру, а и его самого ликвидировали. Да чего там далеко ходить – Михаил Моисеевич Каганович, бывший нарком авиапромышленности какими, делами заправлял, всей оборонной промышленностью руководил, и где он теперь?
Раскрылась дверь и, придерживая створки, Лисицын пропустил вперед себя гостя, которого он никак не ожидал принимать в своем кабинете. Тут только до Яковлева дошло, что невольно он подставил под удар и директора завода: если дело обернется плохим концом, то и ему несдобровать, причем директор-то погорит ни за что. Но следом за Бартини вошел и начальник режима, и все стало на свои места, теперь встреча проходила под присмотром Органов, и могло именоваться теперь «мероприятием».
Начальник режима (фамилию его Яковлев не запамятовал, а просто не знал) достал откуда-то бутылку коньяка, быстро разлил теплую жидкость по стаканам и со словами: «Ну, будем!» выпил до дна. Остальные только пригубили целебный напиток.
Разговор взял в свои руки Бартини (ай, молодец, Роберт Людвигович!) и повел его по самому безопасному руслу:
– Я имел возможность, уважаемый Александр Сергеевич, довольно детально ознакомиться с вашим детищем, истребителем, что строится здесь на заводе, и готов сказать вам свое восхищение.
– Спасибо, Роберт Людвигович, за добрые слова, я их больше жду от летчиков, которые на них воюют.
– Уверен, что и летчики хвалят ваши истребители. Не знаю, как мотор ведет себя, но аэродинамика вашей машины выше всяких похвал. Ну, и, конечно, технологичность. Ведь кто на линии стоит – подростки, женщины, а каждый день из цеха один за другим выкатываются истребители.
– Мне, наверное, помогло то, что я начал с легких самолетов свой путь в авиации, вот отсюда и тяга к простоте конструкции. – Яковлев был рад, что разговор пошел о технике, а не о людях, там почва для разговоров могла быть очень скользкой.
– А как там наш ДБ-240 работает?
– Насколько я знаю, отзывы о самолете хорошие, а вот на дизеля нарекания есть.
– Двигатели у Чаромского очень перспективные. Их только надо было доводить, но времени не хватило.
– Всем нам времени не хватило. Видите, куда война нас занесла – в Сибирь.
– Я в Сибири, между прочим, второй уже раз оказываюсь, – засмеялся Бартини.
– Как это?
– А в первый раз я через Сибирь возвращался домой из русского плена. Я же принимал участие еще в первой империалистической, как сейчас говорят, войне. В австро-венгерской армии. Ну, и попал в плен. А возвращались мы домой через Сибирь, Владивосток, Шанхай, через Тихий океан. Кругосветное путешествие, одним словом. Александр Сергеевич, как там Володя работает? – вдруг переменил тему Бартини.