В Саратове все было так, как и положено: прием в обкоме партии, митинг на заводе и, наконец, большой концерт во Дворце культуры.
Скучающий мэтр слушал здравицы в честь партии, в честь миролюбивой политики товарища Сталина, смотрел народный танец, изображающий борьбу нанайских мальчиков, и наконец, был детский монтаж. Современный читатель ни за что не поймет, что скрывается за этим словом. А скрывается вот что. На сцене полукругом выстраивались пионеры в белых рубашках и красных галстуках и каждый из них речитативом произносил какие-то стихи, сочиненные на злобу дня, типа такого: «Волго-Дон построили – уолл-стритовцев расстроили». Услышав это, Яковлев сфокусировал внимание на красногалстучной сцене, которое до сего момента витало где-то между прической и талией официантки, подававшей в обкоме закуску. И внимание принесло ему незабываемые мгновения. Очередной мальчик, дождавшись своей роли, выступил и звонким голосом затараторил: «Банкиры Уолл-стрита надеялись на Тито,/ На Ватикан, на Гоминдан, на хитрый маршалловский план /Но не помог им Гоминдан, и лопнул маршалловский план, /А у бандита Тито навеки карта бита».
Затем вперед шагнула двенадцатилетняя девчушка и окончательно добила врага: «Жаждой зла наполнен туго патентованный бандюга. Он всех и вся повесить рад – законченный дегенерат».
Александр Сергеевич посмотрел вокруг: все неистово хлопали молодым талантам, сами таланты счастливо кланялись, а у него вдруг возник вопрос: они что, не заметили еще, что после смерти вождя критика Югославии резко пошла на убыль? И еще – а у Сережки в школе тоже такую галиматью читают? Он отключил сознание от сцены и подумал, что, собственно говоря, он не знает, чему учат сыновей в школе, какие идут там занятия, как зовут классных руководителей. Работа, одна только работа. Двухбалочный лонжерон, механизация крыла, форсажная камера.
Александр Сергеевич был женат дважды.
О первой жене, Л. Рудинкиной, жившей в семье известного в те годы революционера и партийного деятеля Я. Рудзутака, мы уже говорили в начале книги. Говорили и о разводе, который облегчался тем, что от того брака не было детей.
Вторично Александр Сергеевич женился в 1938 году на известной летчице-рекордсменке красавице Екатерине Матвеевне Медниковой. От этого брака у него было два сына – Сергей, 1940 года рождения, и Александр 1943-го.
Старший сын окончил МАИ и стал работать в ОКБ имени своего отца, дослужившись там до должности заместителя Генерального конструктора. Он им стал в 1975 году.
Жизнь «наверху» имеет то свойство, что она напрочь отрезает ее обитателей от жизни его страны. И перемешивание этих слоев происходит редко. При Сталине это самое «перемешивание» происходило довольно часто и крайне болезненно. С горних высот власти человек в одночасье мог быть низринут до самого дна – под тюремные нары. Судьба наркома А.И. Шахурина, прямого начальника А.С. Яковлева, тому пример. Опасался Яковлев того, что и он, как один из заместителей Шахурина, пойдет вслед за ним? Скорее всего опасался, поскольку не прегрешения или ошибки становились причиной краха, а, чаще всего, симпатии вождя.
В послесталинские годы человек, попавший в номенклатуру, выпадал из нее крайне редко, номенклатура защищала свое существование именно замкнутостью и неприкосновенностью. К Яковлеву это не относилось, поскольку его присутствие «наверху» обуславливалось его несомненным талантом, который он демонстрировал на протяжении все своей творческой жизни. А вот отчуждение его от жизни страны проявлялось у него довольно зримо. Едва ли не в самом начале своей руководящей карьеры Яковлев распорядился на втором этаже административного здания на Ленинградском проспекте выделить комнаты под его личные апартаменты. Описание их оставили разные авторы. Вот одно из них, самое сдержанное – академика Е.А. Федосова, бывшего начальника ГосНИИАС:
«Надо сказать, что Александр Сергеевич был очень своеобразный человек, который вел замкнутый образ жизни, и даже вход в его кабинет был отдельный. К кабинету примыкал «Зеленый зал», зал заседаний, и личные покои – он жил в своем КБ. Допускались в этот кабинет и покои, а также в столовую очень редкие люди. В «Зеленом зале» он вел совещания. Что меня поразило, когда я попал в это «святая святых», – безукоризненный вкус, с которым сделан интерьер. Везде зеленый цвет разных оттенков: сукно стола, обивка кресел, шторы на окнах, доска, мел, губка, камин, на котором стоит ваза с сосновыми ветками… Чувствовалось, что кто-то специально следит за тем, чтобы вся обстановка вокруг Яковлева была выдержана в едином стиле, и этот стиль пронизывал все конструкторское бюро. Если посмотреть на КБ с улицы, то все шторы на окнах были подняты строго до одного и того же уровня…
В 50-е годы я читал лекции для руководящего состава КБ. И вот иду я как-то на лекцию к девяти утра и вижу: все заместители генерального конструктора сажают березки вдоль фасада нового здания. Увидев меня, Скржинский, первый заместитель Яковлева, спрашивает:
– Евгений Александрович, подойди, посмотри, как березы посажены – ровно или нет?
Я пригляделся и вижу: одна березка чуть выбивается из шеренги, о чем и сказал Скржинскому. Тот закивал:
– Вот и Александр Сергеевич сказал то же самое!
Видимо, он раньше уже им сделал выговор, дескать, куда вы смотрите! Сейчас эти березы выросли и стоят ровным строем.
В авиационной промышленности тех лет Александра Сергеевича, видимо, не очень любили, да и он держался как-то отчужденно. Мы же, работая над Як-28, делали свое дело, и чем-то я приглянулся Яковлеву, потому что он однажды пригласил меня к себе. Кабинет Генерального поразил своей простотой, в нем стоял однотумбовый стол, кресло, какой-то шкаф, столик с бронзовой скульптурой, небольшой книжный шкафчик. А еще там был действующий камин. На стене за креслом висела небольшая фотография, на которой был изображен Сталин с ведущими конструкторами оружия, в том числе и А.С. Яковлев. Вот такой аскетизм…
Генерального смертельно боялись все, и он для своих сотрудников был почти что полубог. Поэтому, если Яковлев вызывал человека к себе в кабинет, это считалось величайшей милостью. А уж если кто удостаивался чести быть приглашенным на обед… Меня он приглашал пообедать трижды. Это было то время, когда Яковлев хотел заложить гиперзвуковой истребитель-перехватчик, способный развивать скорость до пяти Махов».
Еще короче выразил свое отношение к увиденному министр Петр Васильевич Дементьев. Промчавшись, по своему обыкновению, по новым помещениям КБ, он, разумеется, заглянул в апартаменты своего бывшего однокашника и коллеги по наркомату. Бросив взгляд на камин, на бронзовую статуэтку, он бросил с пренебрежением: «Бельведер!», чем отнюдь не укрепил их давно расползавшуюся дружбу.
Читая характеристику, данную А.А. Федосовым А.С. Яковлеву эпохи 60—70-х годов, нельзя не поразиться тому, как обстоятельства (должность?) могут изменить человека до его полной противоположности. Люди, знавшие Яковлева в период коктебельской планерной юности (С. Анохин), в дни его работы и учебе в Академии (А. Пономарев. С. Туманский), в начальный период работы в авиапромышленности (П. Стефановский, Е. Адлер, Л. Селяков) неизменно отзывались о нем, как о человеке исключительно общительном, обладавшем недюжинным чувством юмора, умевшем стать душой компании, оставаясь при этом лидером, покорявшим своей эрудицией и талантом.
Во многом способствовал метаморфозе характера Яковлева его «вертикальный взлет», по выражению Л. Кербера. Из конструктора легких спортивных самолетов он за короткое время преодолел невероятный путь до заместителя наркома и человека, облеченного личным доверием вождя. Нам опять же не дано знать, а вдруг Яковлев действительно поверил, что этот его взлет есть достойная оценка его ума и таланта, а не каприз кадровой политики товарища Сталина. Если поверил…
Возвращение к нормальной жизни генерального конструктора (у советского генерального конструктора могла жизнь быть нормальной?) было для А.С. Яковлева скорее всего очень непростым. Он теперь даже перед лицом министра был всего лишь «один из» полутора – двух десятков руководителей КБ – самолетных, вертолетных, моторных, приборных и т. д. Приходилось становиться в очередь, доказывать, и даже (о, боже!) просить чего-то – фондов, лимитов, финансирования, еще чего-то. По воспоминаниям А.А. Левинских, бывшего долгое время первым заместителем у Яковлева, его шеф в конце концов практически перестал ездить на Уланский, в министерство, посылая вместо себя первого зама.
Чтобы не быть «одним из».
Уединившись в тишине своих апартаментов, Яковлев волей или неволей стал заложником того круга лиц, которые были допущены к нему. По их докладам он составлял мнение об отношениях в министерстве, о роли и месте их КБ и даже о положении дел в самом КБ. Ну, а тут уже как доложить.
Не только королей играет свита…
Вот характеристика позднего Яковлева, сделанная Евгением Адлером, до какого-то времени бывшего самым ярым последователем А.С. Яковлева и почитателем его таланта:
«Из числа прежних влиятельных сотрудников сохранил свой авторитет у Яковлева только Шехтер, к которому присоединился пришедший из ЦАГИ видный аэродинамик Георгий Пульхров. Значительно возрос авторитет начальника КБ Леонида Машея, который крепко держал в своих руках всех конструкторов, да еще сосредоточил в своем ведении строительно-отделочные работы, где бы они ни производились. Заместитель АэСа Михаил Бендерский поддерживал контакты с МАПом, ВВС, ПВО, а также являлся непременным советником по вопросам серийного производства и эксплуатации. Директор завода А.П. Воропанов ведал связями с партийными инстанциями не выше горкома, административными делами и, отчасти, производством. Другую часть производственных вопросов курировал начальник производства Серафим Савин. Особое место в окружении Яковлева заняла Клавдия Кильдишева, которая вознесла руководимый ею научно-исследовательский комплекс на недосягаемую высоту. Совмещая властный характер с чисто женскими чарами, она стала играть значительную роль в принятии Генеральным конструктором своих решений, часто, помимо своей воли, нанося ущерб авторитету самого Александра Яковлева. Скромная до поры до времени фигура Кильдишевой становилась год от года все более влиятельной благодаря не столько деловым качествам, сколько всевластию этой женщины. Специфические свойства своих отношений друг с другом ни АэС, ни она и не думали скрывать».