– Моя авиационная молодость прошла здесь, в Крыму, – отпив первый глоток, сказал Яковлев. – Там наверху, у горы Клементьева, в конце лета создавался лагерь планеристов, и мы устремлялись со склона в свободный полет, рискуя сломать шею. Но ничто не могло нас остановить, и это, как я теперь понимаю, были лучшие годы. По окончании полетов мы спускались вниз к морю и устраивали праздник. Вино, скажу я вам, было не в пример этому – терпкое, густое, прекрасное… Впрочем, тогда все было прекрасно…
– А я по горам лазил, – задумчиво отозвался Березняк. И здесь в Крыму, и на Кавказе. Мне тоже казалось, что настоящее счастье это когда ты на вершине, когда выше тебя только небо.
Они молча прихлебывали тепловатое вино, думая каждый о своем. Каждый из них в своей жизни был на такой вершине, выше которой, казалось, было только небо, и каждый, опускаясь на землю, ощущал земную неуютность, которая вновь устремляла мысль творца в неведомое.
– Я порой думаю, зачем мне этот вертикально взлетающий дракон, – проговорил Яковлев. – Что мне, нормальных самолетов мало? С ними одно удовольствие работать. Вон смотрите, какой красавец идет, – он поднял голову вверх, – наш Як-42…
Высоко в небе пророкотал самолет, оставляя за собой расширяющуюся белую полоску, слегка подсвеченную уходящим солнцем.
– Но нет, нам ведь надо в незнаемое, непознанное, там, где шею свернуть можно. Знаем ведь, и – лезем.
– Но ведь только на таких прогресс и держится, Александр Сергеевич. Тот, кто боится шею свернуть, тот не станет надувать «дымом поганым» баллон и садиться в корзину, чтобы увидеть мир с высоты птичьего полета. Кто любит пробовать свежее вино под ласковый шорох прибоя, тот не ступит на палубу какой-нибудь утлой каравеллы, чтобы искать неведомые земли. А без тех, кто рискует шею сломать, были бы невозможны ни «Одиссея», ни гагаринский полет.
– Вы философ, однако, товарищ Березняк. Не за это вас клеймит на каждой коллегии наш министр Дементьев?
– Я ему неприятности доставил после своей командировки в Германию в 1946 году.
– Это как же?
– Я был в трофейной команде по розыску ракетных секретов, но, помимо них, я нашел там в концлагере свою родную сестру. И чтобы избежать неминуемых в этих случаях фильтрационных лагерей, проверок-перепроверок, потом своих лагерей, я отправил ее в Союз на нашем самолете вместе с обломками ракет. Про это, конечно, дознались, ну и Дементьеву, как ответственному руководителю, врезали, а он по возвращении – мне. Так что вот такие дела…
– Отважный вы человек, Александр Яковлевич. Ишь ты, «минуя фильтрационные лагеря». Сами могли там оказаться.
– Ну, к чести его, Дементьева, надо сказать, что он этого как раз и не допустил. Запрятал меня в Подберезье, вот там я и по сей день.
– Подберезье это что, Дубна?
– Она самая. Там я сначала с немцами работал, а теперь ОКБ крылатых ракет там организовалось. Кстати, он очень болезненно отнесся к письму, что мы с вами написали по самолету Як-28 и нашей ракете Х-28. Опустил очки на кончик носа, посмотрел поверх них и сказал: «Что дозволено Юпитеру, то не положено быку».
– Уж не на латыни ли? – расхохотался Яковлев.
– На чистом русском, с русским крепким продолжением.
– О, на это он мастер. Можно сказать, виртуоз. Мне он поостерегся это говорить. Я ведь тоже могу ему кое-что сказать… Трудные у нас отношения с ним, но что поделаешь… Но, как говорится, министров не выбирают, а что касается Дементьева, то при всем том, это очень крепкий министр, и, поверьте, его будут вспоминать – он для отрасли сделал много. Не зря Сталин вычленил его из множества других… Ну, а что касается личных качеств, то что уж там, у всех этого – воз и маленькая тележка, как сейчас принято выражаться. Жаль если нас будут не по делам вспоминать, не по самолетам, ракетам, моторам, вертолетам, а по слухам и сплетням… А может быть и такое. Вон Сталина как полощут. И кто!
Яковлев поставил недопитый стакан на мокрый стол и поднялся – высокий, еще моложавый, красивый мужчина.
Подошел официант и протянул счет – четыре рубля шестьдесят копеек. Березняк с Яковлевым переглянулись и расхохотались – ни у того, ни у другого не было денег. Большие начальники, которых возили на персональных машинах, которых кормили в казенных столовых, хлопали себя по карманам, зная, что денег в них нет.
Официант начал сердиться:
– Четыре рубля шестьдесят копеек с вас… Почему смеемся?
– Денег нет, вот и смеемся.
– Хватит шутить. Мне что, милицию вызывать, алкаши несчастные, а на вид казались порядочными! Я сейчас вызову наряд!
– Нашел, – вдруг закричал Березняк, вытаскивая из верхнего кармашка пиджака красную десятку. – Держи и не кричи.
– Нет, так не пойдет, – продолжая смеяться, заявил Яковлев. – Раз мы такие богатые, гуляем на все. Повторить!
На сей раз вино показалось вкуснее, довольные своим интересно проведенным вечером Яковлев и Березняк отправились по домам. Прощаясь, они условились встретиться в Дубне на юбилее Березняка – в декабре тому исполнялось 60 лет.
– Юбилей, – насторожился, остановившись, Яковлев. – На какую награду готовили документы? На Героя, конечно?
– Да я не знаю. Наши кадровики, знаю, суетились, собирали документы, представления всякие.
– Подожди, – Яковлев даже перешел на «ты». – А сам-то что предпринял, где вопрос провентилировал, кому объяснил ситуацию?
– Да что вы, Александр Сергеевич! Что сделал, то сделал, и люди, я имею в виду заказчиков, министерских наших, знают, что ни один проект у меня на полку не лег, все в серию пошли, в реальных боевых действиях мои изделия себя зарекомендовали, так чем отметит Родина, то и заслужил.
– Блаженненький какой-то, ей-богу! Да не Родина награждает, а непосредственный начальник. Что он Родине подскажет, тем и наградит она. А забудет подсказать, и Родина забудет наградить. А в каких это реальных боевых действиях ваши ракеты отметились?
– В Шестидневной войне на Ближнем Востоке. Нашими ракетами П-15 был вооружен египетский сторожевой катер. Этот катер просигналил израильскому эсминцу «Эйлат», что тот вторгся в территориальные воды Египта. Но эсминец продолжал свой путь, не реагируя и на второе предупреждение. И тогда катер дал залп двумя ракетами П-15. Первая попала в рубку корабля, вторая – в обломки, плавающие по воде. Это вообще-то был первый в истории случай боевого применения крылатых ракет на море.
– Ну, силен! И молчит, скромный наш герой. Ну, всего доброго, до юбилея!
17 ноября моряки сообщили, что готовы к испытаниям. На следующий день испытательная группа отправилась на крейсер. Теперь все взоры были устремлены на летчика, и Михаил Дексбах не подвел. Он блестяще выполнил посадку, столь же искусно произвел взлет. Потом сам Дексбах взлетал в воздух, подкидываемый руками авиаторов и моряков, все были уверены, что самолет Як-36М (Як-38) состоялся.
В последующие дни была отработана посадка на ходу, выполнен полет по полной программе.
В 1973 году было принято решение о серийном производстве Як-36М на Саратовском заводе.
Тем временем программа постройки судов того проекта 1143, для которых и строились новые самолеты, шла успешно. Этому способствовало то, что ее курировал сам Д.Ф. Устинов, для которого укрепление оборонной мощи Советского Союза было делом всей жизни. Вскоре «Киев», первый советский авианосец для СВВП, первый в мире универсальный ударный авианесущий корабль водоизмещением более 40 тысяч тонн, был спущен на воду. Еще два корабля «Минск» и «Новороссийск» должны были войти в строй действующих в начале 1980-х годов, и завершить серию должен был крейсер «Баку». Советский Союз реально становился могучей океанской державой.
В августе 1977 года новые самолеты для флота, уже под маркой Як-38, были приняты на вооружение (всего до 1989 года было построен 236 самолетов).
Вскоре мир увидел боевую мощь Советов в открытом океане. 16 июля 1976 года крейсер «Киев» из Николаева (именно там находился огромный судостроительный завод, где строились эти корабли) ушел на службу в Североморск, а «Минск» – на Тихий океан.
Во время боевых переходов летчики самолетов, базировавшихся на крейсерах, активно отрабатывали методику работы с палубы авианосца.
В 1977–1982 годах «Киев» неоднократно нес боевую службу в Атлантике и на Средиземном море. К концу 1977 года в 1-м корабельном штурмовом авиационном полку, из состава которого комплектовалась авиагруппа ТАКР «Киев», летало уже 34 морских летчика. Во время похода с 15 декабря 1978 года по 28 марта 1979 года на самолетах Як-38 с корабля было выполнено 355 полетов. Дальние походы «Киева» продолжались до конца 1991 года.
Подтверждением зрелости таланта мэтра и прекрасного творческого коллектива, работавшего над этой исключительно сложной и опасной программой, является то, что за время заводских и государственных летных испытаний первого и второго яковлевских СВВП Як-36 и Як-36М в начале 1960—1970-х годов (три самолета Як-36 и четыре Як-36М) не было потеряно ни одного самолета и ни одного летчика.
У главы про работу ОКБ Яковлева окончание, которое можно было бы назвать блестящим. Уникальные наработки, полученные в ходе работ над Як-38, энтузиазм творческого коллектива, поддержанный А.С. Яковлевым, позволил добиться феноменального успеха: в 1987 году в ОКБ был создан единственный в то время в мире сверхзвуковой самолет вертикального взлета и посадки Як-141.
Первая любовь, которая никогда не ржавеет
Дракино. Что-то знакомое было в этом слове, но вспомнить Яковлев не мог и досадовал на себя за это. Память редко подводила его, и то, что он не мог вот так сразу вспомнить это название, раздражало его. Неужели старость подкрадывается? Глупости! Шестьдесят только, а чувствует он себя на все сорок…
Дракино…
Вспомнил! Солнечным летом последнего предвоенного года они с мамой ездили в это самое Дракино к какой-то родственнице, кажется, сестре. Жарким летом последнего предвоенного года. Перед еще той мировой войной. Значит, это было в четырнадцатом году. В 1914 году. Господи, как же это было давно!