Но молва ширилась. И что бы ни говорил «великодушный русский воин», легенда о его подвиге жива до сих пор.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ НАПОЛЕОНА
Адъютант протянул Раевскому зрительную трубу. Отсюда, с высоты крепостных стен, хорошо было видно, как строятся колонны, изготавливается к атаке французская конница.
Почти тысячу лет стоял Смоленск на берегу Днепра, сторожа западные границы России, не раз принимал он на себя удары чужеземных захватчиков.
Тяжело вздохнув, Раевский стал спускаться вниз. «Ничего, — успокаивал он себя, — хуже было бы, коль ушёл бы я далеко и не услышал вчера со стороны города выстрелы и шум боя».
Действительно, произошло непредвиденное. Едва наши основные силы отошли от Смоленска, по нему неожиданно ударил Наполеон. Повернув назад, поспешил на помощь защитникам города корпус генерала Раевского.
Раевский послал гонцов к Багратиону и Барклаю-де-Толли, прося подкрепления. Но быстрого ответа не ждал — на 30–40 километров отошли они от города. Оставалось надеяться на боевой дух русских воинов.
И вот войска маршалов Нея, Мюрата и Даву пошли в наступление. Сначала — сильнейший артиллерийский обстрел, затем — штурм.
В десять часов утра к Смоленску прибыл сам император Наполеон. Он ждал ко дню своего рождения драгоценного подарка — взятия Смоленска.
Храбро сражались защитники города. Как страшный камнепад, обрушивались на них бомбы и ядра. В бешеном исступлении лезли французы на стены, пытаясь сокрушить ворота…
Раевский с надеждой смотрел вдаль: не идёт ли помощь? Ещё несколько часов — и неравный бой закончится гибелью русских войск. И вдруг — на взмыленной лошади, тяжело дыша, с чёрным от копоти лицом, к нему прискакал адъютант Багратиона. Чудом сумел пробиться он в город. Дрожащими от нетерпения руками раскрыл Раевский пакет. Багратион писал: «Друг мой! Я не иду, а бегу; желал бы иметь крылья, чтобы скорее соединиться с тобой. Держись!»
Поздним вечером подошли к Смоленску армии Багратиона и Барклая-де-Толли. Но и на помощь французам прибыли свежие полки. Силы оставались неравными.
Назавтра французы возобновили штурм. Огонь трёхсот орудий сметал башни, дома, церкви. Толпы жителей, бросая имущество, бежали из города.
Смоленск пылал. Чёрные столбы дыма поднимались высоко и расстилались под самыми облаками. Страшная картина…
И тогда военный совет принял решение оставить Смоленск, не давать здесь генерального сражения. Русские войска стали отходить, сжигая за собой мосты. Больно было открывать неприятелю дорогу на Москву, но время решительного боя ещё не настало.
Так Раевский лишил Наполеона дорогого подарка в день сорокатрёхлетия. Торжественное вступление французов в Смоленск не удалось. И может быть, именно тогда появилась в бумагах Наполеона запись о Раевском: «Этот русский генерал сделан из того материала, из которого делаются маршалы».
БАТАРЕЯ РАЕВСКОГО
С боями русские войска отступали от Смоленска к Москве. Все понимали, что настала пора дать неприятелю большое сражение и переломить ход войны.
Главнокомандующий Кутузов выбрал место для битвы в 124-х километрах от Москвы, возле села Бородина. Он считал, что позиция эта «одна из наилучших, которую только на плоских местах найти можно».
В самом центре Бородинского поля находился холм, названный Курганной высотой. Именно здесь по плану должны были сражаться воины 7-го пехотного корпуса под началом генерала Раевского. Всю ночь накануне боя строили укрепления. Осмотрев перед сражением позицию, Раевский сказал:
— Теперь мы будем спокойны: император Наполеон видел днём простую открытую батарею, а войска его найдут крепость.
Перед пушками был насыпан вал, более полутора метров высотой, а под ним, со стороны противника, — вырыт двухметровый ров. Но французам, чтобы достигнуть рва, надо было ещё преодолеть цепь ловушек — «волчьих ям».
Ночь накануне боя… Наполеон провёл перекличку войска, объявил, что уверен в победе, и обещал отдых в Москве. Всю ночь ярко горели костры, гремела музыка, император не жалел вина и угощений.
В лагере русских, наоборот, было тихо. Слышались только перекличка часовых да глухой стук топоров и лопат на строительстве укреплений. Вечером Кутузов объехал войска: «Братцы! Вам придётся защищать землю родную, послужить верой и правдой до последней капли крови! Надеюсь на вас!» Он помолился перед вывезенной из горящего Смоленска иконой богоматери. Солдаты, готовясь погибнуть за Отчизну, надели чистые белые рубахи, как положено по русскому обычаю перед смертным часом.
На рассвете, едва успели они допить чай с ржаными сухарями, загремели выстрелы французских батарей. Через пять минут бой уже кипел.
Первые удары Наполеон обрушил на левый фланг русских войск, на так называемые Багратионовы флеши. Две волны натиска были отбиты русскими, но противник подтянул свежие силы. Кутузов приказал Раевскому послать на помощь Багратиону восемь батальонов его корпуса. И не знал ещё главнокомандующий, что как раз в тот момент, когда эти батальоны вступят в бой, Наполеон двинет войска на Курганную высоту и подмога будет нужна именно здесь.
Это случилось около девяти часов утра. Французы устремились к батарее, надеясь на лёгкий успех, но были отброшены огнём пушек.
Генерал Раевский руководил боем. За несколько дней до Бородинского сражения он случайно поранил ногу штыком, да так сильно, что с трудом мог ходить. Но никакая боль не могла остановить героя.
Едва была отбита первая атака, как почти без передышки вся французская артиллерия ударила по Курганной батарее, и под прикрытием густого дыма, колонна за колонной, враги ринулись на приступ.
Русские пушки стреляли беспрерывно, и постепенно заряды истощались.
И тогда закипела жестокая рукопашная. В ход пошло уже не только оружие, артиллеристы, схватив щётки для чистки стволов — банники, орудовали ими, как палками в драке. Неприятель стал подтягивать пушки поближе, чтобы закрепиться на Курганной высоте. Чёрный дым так плотно окутал батарею, что трудно было различить своих и чужих. Вдруг Раевский услышал крик одного из офицеров:
— Ваше превосходительство, спасайтесь!
Обернувшись, он увидел: шагах в пятнадцати от него в крепость ворвались французские гренадеры.
В это время подоспела помощь — отряд генерала Ермолова.
Яростный бой продолжался около получаса, весь ров перед батареей был завален телами убитых. Раскалённые пушки не выдерживали и с треском лопались. Ядра с корнем вырывали кусты. От ударов гнулись штыки. Но всё же батарею отстояли, а командовавший штурмом французский генерал Бонами был захвачен в плен.
«Редутом смерти» назвали французы Курганную батарею, которая вошла в историю под именем «батареи Раевского». Лучшие, отборные полки погибли там.
Для французской армии Бородинское сражение было первым, где ей не удалось одержать победы. Русские же, напротив, обрели уверенность в своих силах, они рвались к продолжению сражения. Но значительного перевеса у них не было, поэтому командование приняло решение отступить к Москве.
«ОСТАВИТЬ МОСКВУ БЕЗ СРАЖЕНИЯ»
С высоты Поклонной горы, сидя на маленькой походной скамейке, Кутузов смотрел на кремлёвские башни, золото куполов, уютные сады в осенней пестроте листвы… Отдать Москву неприятелю? Уступить без боя? При этой мысли сжималось сердце. Но войска измотаны кровопролитной битвой. Что скажут верные полководцы? Кутузов созвал военный совет.
Заседали допоздна… Этот вечер Раевский будет помнить всю жизнь. В крестьянской избе, в деревне Фили, собрались лучшие русские военачальники. Уселись на некрашеных деревянных скамьях вдоль длинного стола. Раевский прибыл последним. В покрытом пылью мундире, прямо с передовых позиций, вошёл он в горницу.
Кутузов обратился к членам совета: принять ли новое сражение или покинуть Москву, чтобы сохранить армию?
Наступила тишина. И хотя почти все понимали, что не имея перевеса в силах, рисковать нельзя, никто не решался произнести роковые слова: «Сдать Москву».
Первым заговорил Барклай-де-Толли:
— Оставлять столицу тяжело, но, если мужество не будет потеряно и операции будут вестись деятельно, овладение Москвой, может быть, приведёт неприятеля к гибели.
С горечью признал его правоту Раевский:
— Россия не в Москве, а среди сынов её. Более всего надо беречь войско. Моё мнение — оставить Москву без сражения.
Все ждали слова главнокомандующего. Тяжело поднявшись с кресла, Кутузов произнёс:
— С потерею Москвы не потеряна ещё Россия… Приказываю отступать!
Генерал Раевский вышел из избы, окликнул своего адъютанта, сел на лошадь. Молча двинулись они обратно, к месту расположения корпуса.
— Ваше превосходительство, что решил совет? — нетерпеливо спросил адъютант.
В ответ — тишина. И вдруг в ночном безмолвии раздались приглушённые рыдания. Боевой генерал, в самом пекле сражений не терявший присутствия духа, не сдержал слёз.
«В ОПАСНОСТИ ОН ИСТИННЫЙ ГЕРОЙ»
И вот пришло возмездие… Французы в беспорядке катятся назад. «Великий Наполеон, как школьник, бежит, потеряв свою армию. Дороги устланы мёртвыми людьми и лошадьми его. Идёт день и ночь, при свете пожаров, он жжёт всё, что встречает на ходу своём», — напишет Раевский в одном из писем.
Полуодетые, безоружные, голодные, окоченевшие покидают солдаты Великой армии Россию. А вслед им несутся чьи-то насмешливые стишки:
Наполеон все царства поглотил
И никогда б глотать не утомился;
Да отчего ж теперь он перестал?
Безделица — Россией подавился.
Под Лейпцигом корпус Раевского отличился в одном из самых крупных сражений всей войны, которое назвали «битвой народов». Полмиллиона солдат сошлись на поле. Раевский был в самой гуще боя.
Вдруг генерал изменился в лице и обернулся к своему адъютанту, поэту Батюшкову: