. – А.О.) отхлынули с такой стремительностью, что не задержались даже в своих окопах. Их удалось задержать и устроить только на восточной окраине д. Черни, там они были устроены и возвращены в свои окопы». 311‑й пехотный Кременецкий полк, овладев госп. дв. восточнее Поникеев – Дужая, также отступил. Вследствие отхода 78‑й пехотной дивизии части 33‑й пехотной дивизии к 18 часам вернулись в свои окопы.
Наступление 44‑й пехотной дивизии также развивалось трудно. Несмотря на двухчасовую артиллерийскую подготовку, начавшуюся в 6 часов, атака пехоты проходила под артиллерийским огнем противника. Части 173‑го пехотного Каменецкого полка наступали на Поникеев – Дужая, 174‑го пехотного Роменского полка – на Колко, а 176‑й пехотный Переволоченский полк остался в резерве. Роменцы вышли к дороге Поникеев – Дужая – Юзефов, где и окопались. Но после отхода частей 311‑го пехотного Кременецкого полка роменцы были вынуждены загнуть свой правый фланг, а позднее и отойти в свои окопы.
В этом бою русские части пытались применить пушечный бронеавтомобиль. Как значится в документе: «Присланная из штаба корпуса автомобильная пушка выезжала на позиции, но огня открыть ей не пришлось».
Хотя наступление усиленного 21‑го армейского корпуса 15 июля объективных результатов не принесло, оно сковало действия противника на фронте 4‑го Сибирского армейского корпуса. Части 21‑го корпуса оттянули на себя значительные силы (20 батальонов) противника.
Сводка Штаба Верховного главнокомандующего подвела итоги боев 15–16 июля: «На наревском фронте, на котором продолжается ряд упорных боев, общая линия фронта за 15 июля не изменилась. Противник понес очень большие потери при попытке его артиллерии утвердиться на левом берегу Нарева, в районе устья реки Шквы. В районе Рожан неприятель значительными силами пытался наступать между Наревом и р. Ож. Однако продвинуться ему не удалось… На направлении Сероцк – Пултусск бой на обоих берегах Нарева имел встречный характер… [16 июля] Между с. Каменка на Нареве и железной дорогой мы потеснили германцев, а на правом берегу Нарева, к северу от Сероцка, успешно отбили несколько их атак».
15 июля в 20 часов 21‑й армейский корпус и 78‑я пехотная дивизия были переданы в состав 12‑й армии, получив приказ твердо удерживать занимаемые позиции (район Бжезно). Что и было данными соединениями, как отмечает источник, «блестяще выполнено… во все последующие 12 дней жарких боев на рубежах между п. Говоровск и г. Остров».
Борьба на операционном направлении Рожан – Остров шла за каждый метр территории, и за семь дней сражения противник смог продвинуться лишь на 18 км. Германцы активно применяли тяжелую артиллерию, аэропланы и аэростаты (для корректировки артиллерийского огня).
На других боевых участках Наревского сражения ожесточенные бои происходили на обоих берегах реки, продолжалась минная война – лишь отход русских войск на рожан-островском направлении привел к постепенному отходу частей 1‑й и 12‑й армий с правого берега р. Нарев. Тем не менее даже к концу операции русские войска сохранили плацдармы на правом берегу реки – на Ломжинской укрепленной позиции и у Остров – Сероцк.
За 11 дней крайне упорных боев группировка М. фон Гальвица смогла захватить лишь несколько плацдармов на левом берегу Нарева. Начальник штаба германского Восточного фронта генерал-лейтенант Э. фон Людендорф так охарактеризовал это обстоятельство: «23 июля (т. е. 10 июля старого стиля. – А.О.) были взяты штурмом Пултусск и Рожаны, 4 августа (т. е. 22 июля старого стиля. – А.О.) – Остроленка и тем самым захвачены переправы через Нарев… Другие части направились на Сероцк и Зегрже с целью, захватив имевшиеся там укрепления, осадить Ново-Георгиевск с северо-востока. Вслед за 12‑й и 8‑я армия после упорных боев также вышла на Нарев между Шквой и Писсой, но на южный берег Нарева, близ устья Шквы, переправилась лишь небольшая часть сил».
Русские войска понесли крупные потери, но их упорное сопротивление было оправдано задачей, стоявшей перед армиями, оборонявшими северный фланг «польского выступа».
Офицер 269‑го пехотного Новоржевского полка 68‑й пехотной дивизии позднее писал: «После Наревских июльских боев 1915 г., уничтоживших более трех четвертей Новоржевского полка, было принято решение свести оставшихся чинов в один сводный батальон…»
Цифры подтверждают высказывание очевидца. 173‑й пехотный Каменецкий полк 44‑й пехотной дивизии лишь за день боя 13 июля потерял 9 офицеров и до 500 нижних чинов. К 16 июля двухнедельные бои сократили боевой состав 33‑й пехотной дивизии до 3 тыс. штыков (т. е. менее 25 % от штата) – в 130‑м пехотном Херсонском полку осталось 380 штыков при 12 офицерах, а в 129‑м пехотном Бессарабском полку – 700 штыков при 10 офицерах. В бою 15 июля части 78‑й пехотной дивизии потеряли 9 офицеров и до 800 нижних чинов. В тот же день части 6‑й кавалерийской дивизии потеряли 2 офицеров и 534 нижних чина.
В тактическом отношении Наревская операция представляет повышенный интерес.
Лесисто-болотистый характер местности облегчал противнику форсирование реки (образуя скрытые подступы), но в то же время затруднял маневрирование и не позволял действовать крупными войсковыми массами. Вместо таранного удара германское наступление распалось на ряд изолированных наступлений различной степени мощности – но сила каждого из них была недостаточна для получения решающего результата. Особое значение для устойчивости русских войск имело и то обстоятельство, что фланги 1‑й и 12‑й армий опирались на крепости. Большое влияние на ход и исход операции оказали умение сторон оперировать резервами и понимание командованием роли резерва в современной войне. Так, 21‑й армейский корпус, резерв Верховного командования, был использован абсолютно грамотно – заняв позиции на крайнем правом фланге 1‑й армии, он усилил стык двух армий и не дал разорвать связность фронта на Нареве. Целесообразность этого решения усиливалась и тем обстоятельством, что корпус оборонял рожанские позиции – ключевые позиции Наревской операции. В то же время резервы самого 21‑го армейского корпуса в значительной степени расходовались для поддержки 1‑го конного корпуса. Неустойка в конном корпусе поставила под угрозу левый фланг 21‑го корпуса – на угрожаемое направление пришлось выдвинуть все имеющиеся резервы. Ситуация на фланге была стабилизирована, но, когда фронт 21‑го корпуса оказался под угрозой, в руках у его командира оказался лишь один батальон 129‑го пехотного Бессарабского полка. Отсутствие резервов сказалось и на эффективности атак частей 21‑го армейского корпуса.
Генерал-квартирмейстер Штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии Ю.Н. Данилов отмечал применительно к Наревскому сражению: «Наши войска проявили много доблести и упорства в отражении атак».
Г.К. Корольков писал: «Это сражение принадлежит к числу самых поучительных из сражений на русском фронте. Здесь можно видеть влияние крепостей Осовец и Новогеоргиевск, которые прикрывали фланги 12‑й и 1‑й русских армий, борьбу за укрепленные позиции у Рожан и Пултусск, переправу через Нарев, борьбу на случайных и малоподготовленных тыловых позициях и взаимодействие разных родов войск».
Так, когда 18 июля у м. Тейска германцы прорвали фронт 4‑го Сибирского армейского корпуса, положение было восстановлено конной атакой 1‑й отдельной кавалерийской бригады (19‑й драгунский Архангелогородский и 16‑й гусарский Иркутский полки). Русская кавалерия понесла тяжелые потери, но вновь решила важнейшую тактическую задачу – ликвидировала прорыв пехоты противника в условиях современного боя[62].
В стратегическом аспекте сражение на Нареве решало судьбу Варшавы. Противник не смог добиться своей главной цели – прорваться к Седлецу, замкнув с севера кольцо в рамках предполагаемых «Канн».
Германское командование Восточного фронта было вынуждено констатировать: «Операция на востоке, несмотря на прекрасное проведение Наревского удара, не привела к уничтожению противника. Русские… вырвались из клещей и добились фронтального отхода в желательном для них направлении».
Генерал-квартирмейстер Восточного фронта М. Гофман также отметил: «12‑я армия, перейдя Нарев, следовала сначала в южном направлении, надеясь успеть еще отрезать часть русских у Варшавы… надежда эта не оправдалась».
Германский военный историк Х. Риттер писал: «В жестоких боях… оба противника понесли большие потери. Русские сумели сохранить себе свободу действий. …Вопреки своей обычной осторожности, русские упорно подвергали себя опасности быть отрезанными, оставляя далеко выступавший на западе от Варшавы угол… Неосторожность неприятеля в Варшаве, казалась, разрешится долгожданным боем в кольце. Энергичнейший натиск XII германской армии… с центром, приблизительно, вдоль железнодорожной линии Остроленка – Малкин – Седлец, должен был по крайней мере отрезать русские силы, расположенные внутри и вокруг Варшавы… Надежды германского главнокомандования на уничтожение неприятельских сил быстро померкли».
Русские войска уходили из Польши – выходя из «мешка» т. н. Передового театра, чтобы, консолидировав фронт на новых рубежах, продолжить борьбу с упорным и сильным врагом.
1.8. Люблин-холмская операция 9—22 июля 1915 г
Люблин-Холмская операция 1915 г. – оборонительное сражение 3, 4 и 13‑й армий русского Северо-Западного фронта против германских 11‑й, Бугской, австро-венгерских 1‑й и 4‑й армий при поддержке армейской группы Р. фон Войрша 9—22 июля 1915 г. Главные события операции развернулись на подступах к г. Люблин и Холм (Хелм) в юго-восточной Польше.
Люблин-Холмское сражение – одна из крупнейших и важнейших оборонительных операций русской армии летом 1915 г. Операция осуществлялась в условиях реализации противником второго этапа «Летних стратегических Канн» на южном фасе «польского балкона». В случае успеха войск держав Германского блока на северном (Наревская операция) и южном флангах «польского выступа» русские войска в центральной Польше попадали в стратегический котел.