чей». 21 июля, после очередного отхода, на рассвете полк занял боевой участок у д. Буссовка – Вербица, а в ночь на 22 июля начал отход на позицию Тарнов – Хутча.
На правом фланге преображенцев находился лейб-гвардии Измайловский Его Величества полк – «со времени после Красностава эти два полка почти непрерывно рядом». Фронтовик вспоминал: «Бой под Ольховцем был очень жаркий. Неприятель переходил в атаку несколько раз, как против нас, так и против преображенцев. Потери от артиллерийского огня были значительные». Полк, после отхода с позиции у д. Буссовка, 22 июля дал противнику бой у д. Вулька Тарновская. Офицер полка позднее писал: «Характер боев в Холмскую операцию был трафаретным. Когда наши окопы на новой позиции были готовы, германская артиллерия начинала ураганный огонь… Невидимый нами противник обсыпал нас свинцовым огнем, оставаясь совершенно безнаказанным, ибо наша артиллерия терпела сильный недостаток в снарядах. Так как пехотные цепи противника или вовсе не появлялись иногда в течение первого дня или первоначально были плохо видны из-за дальности расстояния до них… то люди в наших окопах долгое время оставались вне активного участия в бою».
Лейб-гвардии Семеновский полк находился в резерве 1‑й гвардейской пехотной дивизии.
Участвовали в боях на этом этапе операции и части 2‑й гвардейской пехотной дивизии русского Гвардейского корпуса. Отступив под прикрытием частей 2‑й сводной казачьей дивизии, 19 июля соединение заняло позиции по линии д. Кулик – Стренчин – Зосин.
20 июля дивизия вела упорные бои с наседающим врагом. В Журнале боевых действий соединения отмечено: «2‑я Казачья сводная дивизия ночью отведена в тыл и спешно направлена в стык между гвардией и XIV армейским корпусом, к шоссе Холм – Влодава. Московцы и Гренадеры – без перемен; Павловцы – отражали атаки противника, удержавшись на своем участке; Финляндцы – после сильной артиллерийской подготовки подверглись жестоким атакам неприятельской пехоты. К вечеру положение было полностью восстановлено.
Противник: XXII резервный корпус, после сильной артиллерийской подготовки, перешел в наступление. 208‑й резервный пехотный полк направлен на Зосин; 207‑й резервный пехотный полк – на участок от него восточнее; ему содействовал атакой соседний 3‑й гвардейский пехотный полк».
Лейб-гвардии Финляндский полк 20 июля у д. Кулик выдержал упорный бой с германскими частями[70]. Батальоны финляндцев занимали оборону у леса и деревни, имея на фланге лейб-гвардии Московский полк.
2, 3 и 4‑й батальоны находились на позициях, а 1‑й был в полковом резерве.
Понеся большие потери от артиллерийского огня противника, правый фланг 2‑го батальона был вынужден отойти, потеряв господствующую высоту, находившуюся на стыке финляндцев и павловцев – ключ позиции полка. 1‑й батальон перешел в контратаку, выбил противника с высоты и прочно её занял. Потеряв командира, 1‑й батальон восстановил положение и прочно удерживал позиции на правом фланге полка вплоть до окончания боя.
3‑й батальон также был вынужден покинуть окопы, разрушенные артиллерийским огнем противника. Атакованный превосходящими силами германцев, понеся большие потери, он отошел на другую опушку леса, где и закрепился.
4‑й батальон также подвергся атаке, но благодаря решительным и тактически грамотным действиям своего командира, контратаковал своими резервными ротами. Батальон не только восстановил свое положение, но и овладел частью окопов 3‑го батальона.
Командир 4‑го батальона лейб-гвардии Финляндского полка штабс-капитан А.Ф. Моллер вспоминал о завязке боя: «Как мне… сознался по телефону командир нашей батареи… снарядов настолько мало, что приказано стрелять нашей артиллерии лишь в нужную минуту и только по близким целям… все внимание ротных командиров я обратил на возможно лучшую маскировку окопов и щелей… Не успели роты еще пообедать, как противник стал вести интенсивную пристрелку по деревне, сразу же несколькими очередями зажегши ближайшие к моему наблюдательному пункту и участку 16‑й роты халупы. Крытые соломой, они вспыхнули как факелы и, развивши невероятную жару, запалили и все соседние с ними строения. Через несколько минут это было море сплошного огня… Артиллерия противника, не прекращая вести интенсивный огонь по д. Кулик, уже гвоздила тяжелой по «мнимому месту» батальонного резерва, да так – что целые деревья дыбом взлетали там выше леса… Противник не только не умолкал, но теперь его артиллерия била буквально барабанным огнем – так, что от этого звука и сотрясения разрывов становилась тяжелой голова и где-то долбило в затылке».
Другой очевидец писал: «… часов с 10 противник начал обстрел наших позиций по всему фронту легкой и тяжелой артиллерией. Постепенно усиливаясь, канонада вскоре превратилась в сплошной грохот, в котором трудно было различить отдельные выстрелы. С моего наблюдательного пункта видно было, как тяжелые немецкие чемоданы вздымали огромные фонтаны земли и валили деревья в лесу. Связь с передовыми батальонами постоянно прерывалась, пока не удавалось восстановить ее героическими усилиями молодцов телефонистов. Из батальонов стали поступать донесения о потерях и сильных разрушениях; на перевязочный пункт прибывали в большом числе раненые».
После артиллерийской подготовки, причинившей гвардейцам чувствительные потери, в 14 часов началась атака германской пехоты: «…на пригорке перед окопами батальона появились каски, сначала редкие, а затем все гуще и гуще. Затрещали пулеметы и забил характерным звуком пулевой дождь. Ему ответили резким звуком пулеметы 13‑й роты и заклокотал ружейный огонь». Огонь русских пулеметов явился ключевым фактором, позволившим отразить натиск противника, уже вклинившего в расположение финляндцев.
А.Ф. Моллер так передавал накал боя: «Пулемет, пулемет!. Где пулемет?! – кричал я… Стрелять из пулемета! Понял?!»… побежал вдоль окопа и велел вытаскивать пулемет. Солдаты 13‑й (роты. – А.О.) уже палили по густым цепям немцев, шедших, бежавших и валивших на фланге леса и окопы 15‑й. Подпрапорщик Великопольский с пулеметчиками 13‑й роты спешно вытаскивали пулемет на траверс окопа, и он уже застрочил, через головы правофлангового окопа 13‑й, по окопам 15‑й… «Где другой, другой пулемет?» – кричал я, надрываясь… Оказалось, он не действует, так как был завален. Но отлегало от сердца, т. к. взятые обстрелом вдоль, окопы 15‑й роты стали очищаться выскакивающими и бросающимися целыми группами назад немцами, и по ним вдруг, правда с задержками и перебоями, заработал и второй пулемет 13‑й роты». Контратака русских пехотинцев решила успех боя: «Выскочив из полосы дыма, я увидел, как передовые цепи 16‑й уже вбегали по… склону к лесу, и немцы, вскакивая, отстреливаясь и мечась между деревьями, убегали в лес… неприятель густо стал мелькать между деревьев и, отбегая вдоль опушки, повалил массой назад. Люди 16‑й, кто стоя, кто лежа, кто с колена, остановившись на склоне оврага, палили во всю по ним, через головы своих… Наконец, махая левой рукой и подойдя к опушке, мне удалось прекратить стрельбу и приказать подтянуться всем к лесу и окапываться… Я обходил окапывающихся и благодарил за лихую атаку. Потерь все же было не мало, и на всем склоне, то тут, то там лежали убитые и раненые. Зато опушка леса была почти вся завалена трупами и тяжело ранеными немцами – прусскими гвардейцами!».
Русские гвардейцы 2‑й дивизии проявили в этом бою особенный героизм. Так, раненый, но не ушедший с позиций штабс-капитан А.Ф. Моллер лично руководил действиями пулеметчиков – он приказал вытащить из окопа единственный уцелевший пулемет и, установив его внутри окопа, – открыть огонь по обходящим фланг батальона германцам. Один из солдат команды связи бросился передать приказ, но сразу же был убит, а следующий за ним ранен. Тогда старший унтер-офицер 13‑й роты Солдатов в одиночку вытащил пулемет и открыл губительный огонь по приближающимся германцам – они не выдержали пулеметного огня и залегли. Через 2–3 минуты стакан шрапнели попал герою в живот – но и лежа на земле, с вывалившимися внутренностями, весь залитый кровью, Солдатов все еще пытался стрелять из пулемета. А.Ф. Моллер вспоминал (эта цитата – памятник всем русским воинам, героически павшим на поле брани в 1915 г. в борьбе с военной машиной держав Германского блока) о последних минутах жизни героя: «…у него зияла рана, с продранной одеждой, перемешавшейся с … кровью и куском еще торчащего, большого осколка гранаты… ему расстегивали ворот и он делал с усилием какие-то полуконвульсивные жесты правой рукой, видимо желая перекреститься. Я не мог, увидев, что он пытается что-то сказать, нагнуться (из-за боли в груди) и потому присел к нему, старался скорее угадать, чем расслышать, его слова. Кто-то из наклонившихся над ним помог его руке, и он потянулся ею за колодкой с Георгиевскими Крестами (у него их было уже два и несколько Георгиевских медалей) и стал ее снимать, что ему сейчас же помогли сделать. Превозмогая боль и стараясь улыбнуться, он протянул их мне и, сильно напрягшись, вдруг ясно сказал: «Ваше высокородие! Родителям передайте… Скажите – честно умираю…» Он что-то еще сказал, уже полушепотом, но ни я, ни подпрапорщик Великопольский… слов не разобрали. Видя слезы на глазах бравого старика Великопольского и чувствуя, что они и у меня выступают, я поспешил его перекрестить, поцеловать в лоб и встать, в момент, когда у него уже закидывалась голова, поддерживаемая бережно его плачущими другом старшим унтер-офицером Андреем Салодовниковым».
4‑й батальон понес в этих боях тяжелые потери, особенно в офицерском и унтер-офицерском составе. Многие из раненных офицеров и солдат предпочли остаться в строю.
Командующий лейб-гвардии Финляндским полком генерал-майор барон П.А. Клодт так оценил обстановку, сложившуюся на фронте 4‑го и 3‑го батальонов, и подвел итоги боя: «С моего наблюдательного пункта можно было судить о том, какой ад творился в лесу, занятом 3‑м батальоном. Весь лес был под страшнейшим обстрелом немецкой тяжелой артиллерии, которая систематически переносила огонь с таким расчетом, чтобы не оставить в лесу живого места. После такой подготовки, немцы атаковали лес. 3‑й батальон, понеся огромные потери… вынужден был отойти за лес, где занял позицию и окопался. Этот отход поставил в тяжелое положение 4‑й батальон, обнажив его правый фланг. К этому времени полковой резерв был израсходован и поддержать 3‑й батальон было некем.