16 декабря особенно упорные бои шли у высоты 357 и на восточных склонах высоты 382 у м. Могила.
Части 22‑го армейского корпуса, сбив противника, овладели высотами – 336, 340 (севернее и западнее Панталиха), 372 (юго-западнее Панталиха), 382 (у Златники), 369 (восточнее Маковой горы). Было захвачено до 100 пленных.
А.А. Свечин вспоминал: «После взятия с. Петликовце-Нове 3‑й батальон… получил задачу развернуться в 700 м не доходя высоты 370 и окопаться. Так как поблизости соседей не было, то 2‑й батальон должен был справа прикрыть его облическое развертывание, а 1‑й оставался в резерве, чтобы затем, когда освободится 2‑й батальон, еще более крупным облическим движением развернуться южнее 3‑го батальона. Все двуколки застряли в Ольховце, и связи еще не было. Выйдя пешком к югу от Петликовце-Нове, я заметил в 300 шагах командира 3‑го батальона и решил с ним поговорить, чтобы задержать слишком порывистое наступление его рот. Но так как последние цепи резервной роты 3‑го батальона уже скрывались впереди за гребнем, то комбат побежал вперед в ту самую минуту, когда я к нему двинулся. Я начал его догонять… Пробежав свыше километра, я наконец настиг комбата на подъеме, близ вершины какой-то высоты, у проволочных заграждений редута, только что взятого штурмом. У проволоки лежали раненые 9‑й роты. Я отдал командиру 3‑го батальона распоряжение остановить во что бы то ни стало наступление, так как наша артиллерия изготовится только завтра, и из всей армии сейчас ведет атаку только его батальон. К комбату прибыло донесение командира 9‑й роты Ходского: «Овладел редутом на высоте 370». Посланный объяснил, что командир роты находится в 100 шагах впереди, на гребке, где идет сильный огневой бой. Я решил вернуться в штаб полка, повидав по дороге командира 2‑го батальона, а на донесении пометил: «передать в штадив» (штаб дивизии. – А.О.), и отправил его в с. Петликовце-Нове… Мне было совершенно ясно, что захвачено передовое укрепление, а не прорвана главная позиция противника, но у читателей донесения слагалось совершенно другое впечатление. Штарм (штаб армии. – А.О.) 3 дня учитывал захват важнейшего пункта неприятельского расположения.
В жизни полка занятая высота с 2 редутами, один из коих с блиндажом против тяжелых гаубиц, твердо упрочилась под именем высота 370. В действительности же это была высота 375, находящаяся в 450 м. севернее высоты 370; здесь австрийцы возвели передовую позицию, о чем нам было неизвестно. У командира полка было очень много других забот: в тылу у него шел бой за Петликовце-Нове… Гать через Ольховец совершенно раскисла, походные кухни и снабжение застряли, стрелковые цепи, лежа частью в грязи, частью в снегу, голодали; за сутки на руках удалось протащить только 6 легких и горных орудий: артиллерия не оказывала никакой поддержки… Батареи были расположены близ гати через Ольховчик, но наблюдательный пункт командира дивизии и 2 батарей находился непосредственно против высоты 370, в 500 м от нее. Артиллеристы спокойно ориентировались с полной точностью… по своей высокой грамотности русские артиллеристы 1915 г. несомненно были выше английских и германских артиллеристов…»
Документ отмечал: финляндские стрелки «овладели линией высот с отметкой 359 и юго-западнее, Петликовцы 365, Пилава охвачена с 3‑х сторон»[100].
1‑й и 3‑й Финляндским стрелковым дивизиям удалось закрепиться у Сокольники – Бурканув-Гайворонка. Трофеи дня – 8 офицеров и 255 нижних чинов трех разных полков противника.
Но туман затрудняет пристрелку сменившей позиции русской артиллерии. В итоге полки 3‑й Финляндской стрелковой дивизии, преследуя противника, прорвались далеко вперед и дошли до проволочных заграждений главной позиции австрийцев в районе Бурканув-Гайворонка, но были встречены сильным огнем и уже здесь понесли значительные потери.
В ночь на 17 декабря артиллерия должна была занять новые позиции.
Вследствие малочисленности тяжелой артиллерии, обработать огнем всю полосу прорыва не представлялось возможным – и для прорыва был намечен 4 км участок (господствующие высоты 382–384 и позиции между ними). Главные усилия В.Е. Флуг направил на высоту 382 (ее должна была атаковать 26‑я пехотная дивизия, усиленная дивизионом 43‑й артиллерийской бригады) и на высоту 384 (атака была возложена на два полка 43‑й пехотной дивизии с дивизионом артиллерии). Два полка 43‑й пехотной дивизии и 3‑я Туркестанская стрелковая бригада составили резерв командира корпуса для развития успеха.
17 декабря русские батареи нанесли огневой удар по позициям 6‑го австрийского армейского корпуса, особое внимание уделив 39‑й гонведной пехотной дивизии у Куйданова. Материалы Кригсархива сообщают: «…императорский и королевский VI корпус и корпус Гофмана находились под градом снарядов». Траншеи противника были сильно повреждены. Огонь вели 36 тяжелых орудий и мортирные дивизионы 2‑го и 16‑го армейских корпусов.
Атака была намечена на утро, но сложность развертывания тяжелой артиллерии затянула дело, и артиллерийская подготовка атаки началась лишь около 15 часов. Пехота также только к 13 часам осуществила перегруппировку для преодоления проволочных заграждений.
Надежда на эффект внезапности не оправдалась, а для ведения «систематического огня» снарядов было недостаточно. Поэтому, «когда русская пехота в 2 часа пошла в атаку, чтобы осуществить прорыв у Куйданова, она попала под перекрестный огонь пулеметов и орудий и с большими кровавыми потерями была отброшена, несмотря на неоднократные предпринимавшиеся попытки штурма» австрийских позиций. Пехота нашла проволочные заграждения целыми по всему фронту и, когда пыталась разрушить их своими средствами, была встречена сильным ружейно-пулеметным огнем с флангов позиции и отошла на свои исходные позиции.
Архивный документ сообщает: «Под сильным ружейно-пулеметным огнем приходится разбирать рогатки, которыми противник закрыл проходы в проволочных заграждениях перед окопами».
В.Е. Флуг писал: «Атака 17 декабря хотя и не удалась, но неуспех ее… можно было приписать тактическим ошибкам (неподдержание передовых войск, прорвавшихся за проволочные заграждения, недостаточное подпирание резервами) и только отчасти дефектам артиллерийской подготовки, зависевшим между прочим от неблагоприятной погоды».
Русская артиллерия молчала всю ночь, позволив противнику оправиться от потерь и восстановить позиции. Это объяснялось как нехваткой боеприпасов, так и необходимостью перегруппировки батарей – т. к. малочисленная артиллерия 7‑й армии не могла в должной мере подготовить наступление на всем участке прорыва, ширина фронта артиллерийской подготовки была сокращена еще вдвое. Это вызвало перемещение орудий и, как следствие, новую потерю времени.
18 декабря наступление продолжалось.
Перед наступлением в этот день огонь артиллерии был сосредоточен уже на двухкилометровом участке. Артиллерийская подготовка длилась полчаса. Окопы противника серьезно пострадали, но проволочные заграждения были разрушены только в одном месте. В итоге лишь 2–3 ротам удалось ворваться в расположение противника, но они попали под фланговый огонь и огонь из второй линии обороны – и атака вновь была отбита.
Наступление 2‑го армейского корпуса 16–18 декабря продемонстрировало, какое важное значение в позиционной войне имеет сосредоточение необходимого количества боеприпасов. Только за 17–18 декабря было израсходовано почти 10 тыс. снарядов (причем плотность огня была в 40 раз меньше, чем на Французском фронте).
Командир 2‑го армейского корпуса писал о наступлении 18 декабря: «…чтобы использовать не успевший еще остыть наступательный порыв войск и имевшиеся вполне свежие резервы, я решил повторить атаку на следующий день, потребовав от войск устранения замеченных недочетов, а от артиллерии – для большей действенности огня – сосредоточения ее подготовки на значительно более узком фронте – …на высоте 382.
Опять-таки атака не удалась… на этот раз еще большее число войск успело ворваться в окопы противника, а успех был не использован, а затем потерян только благодаря недочетам в управлении войск, при условии наступившей темноты…»
Вновь волны русской пехоты разбились о стрелковый и артиллерийский огонь противника. В случае, если пехота врывалась на позиции врага, развить прорыв вследствие отсутствия резервов не представлялось возможным. Резервы отсекались заградительным огнем австрийцев, а прорвавшиеся бойцы попадали под огонь с флангов и позиций 2‑й линии обороны – и попадали в плен либо отступали.
На первом этапе наступления 7‑й армии в течение трех дней 2‑й и 22‑й армейские корпуса овладели двумя, а местами и тремя линиями окопов противника, но преобразовать успех тактический в успех оперативный не смогли.
М.В. Алексеев в телеграмме от 22 декабря так сформулировал первые итоги операции, констатировав тот факт, что именно недостаточная разведка позиций противника пагубно сказалась на ходе боев: «Начавшаяся операция… выяснила, что, несмотря на длительное тесное соприкосновение с противником, допускавшее и требовавшее самого настойчивого изучения его расположения, только трехдневный тяжелый с большими жертвами бой установил, что позиция противника укреплена чрезвычайно сильно, что очень использованы местные условия в смысле перекрестной фланговой обороны, что проволочные заграждения имеют три полосы, сто шагов каждая, с прочными между ними блиндажами для фланкирования, что, наконец, позиции сильно развиты в глубину. Считаю нужным сообщить это вам и просить распоряжения, чтобы деятельность разведчиков, летчиков… наблюдателей была направлена на возможно полное, обстоятельное изучение расположения неприятельских позиций, ибо только это знание обеспечивает удачное составление плана боя, выбора пункта атаки, сосредоточения артиллерии, сохраняет от излишних потерь и ошибок в ведении боя»[101].
Генерал-квартирмейстер штаба Юго-Западного фронта генерал-майор М.К. Дитерихс писал о неудачах 7‑й армии: «Относительно тактической стороны могу доложить следующее: желания было много, порыва, пожалуй, еще больше, но доминировала предвзятость решения при слишком слабой разведке и подготовке серьезной операции. Все торопились, и, по-видимому, сложилось убеждение, что прорыв удастся в один день. Ошибка первоначального шага неминуемо повела за собой все последующие и, как всякое неправильно разыгранное предприятие, могла быть исправлена только коренным решением вопроса… Говорю с большой грустью, ибо мы имели возможность сосредоточить в 7‑й армии более значительную тяжелую артиллерию за счет 11‑й, но по причинам личным этого не сделали, а, конечно, можно было по самым поверхностным разведкам сказать, что без м