Важно отметить и то, что после Адрианополя миграционная активность и слишком сильная «включенность в Рим» из фактора становления и развития германцев превращается постепенно в свою противоположность, в причину нестабильности и кратковременности существования варварских королевств. Не случайно, франки – не самые динамичные мигранты, не самые прилежные ученики Империи и не самые активные ее слуги, – создали основы для мощного государства, которое позднее смогло на равных противостоять Византии.
Однако бурная история участия германцев в Переселении и особенно – ее яркий послеадрианопольский финал порождают вопрос: кем стали, как изменились сами германцы за эти несколько веков от первых вторжений в пределы Рима до включения в границы варварских «королевств» последних земель, ранее входивших в Западную Римскую империю. Этот вопрос тем более правомерен, что в существующих концепциях и моделях Переселения утвердилась своеобразная логика: развитие германцев принималось во внимание либо до начала Переселения, либо после образования варварских «королевств». И если современное состояние исследования проблемы еще не позволяет дать полный этнический портрет германцев в ходе Переселения, то некоторые штрихи к этому «портрету» в их развитии уже можно наметить.
В ходе Великого переселения существенно менялся этнический облик Европы. Зарождались новые этнические общности, многие из которых впоследствии составили основу современных европейских народов. Неужели в этом бурно кипящем этническом котле германцы остались неизменны? Что собой представлял их этнический облик в канун Переселения и менялся ли он в ходе миграций? Известно, что германцы довольно длительно пребывали в тесном контакте с кельтскими, славянскими, алано-сарматскими и тюркскими племенами. Почти одновременно они испытывали воздействие и влияние дако-фракийского и иллирийского племенного мира. А если к этому добавить и то, что на земли Западной Римской империи многие из них пришли и расселились уже пройдя через этно-политические и идеологические фильтры Византии, то окажется вполне правомерным вопрос: какие германцы появились в пределах Западной Римской империи, стоя на пороге своей государственности? Тот ли это был «народ», который открыл эпоху Переселения?
В действительности на всех этапах Переселения влияние германцев на окружающий их мир шло одновременно с изменением самих германских племен под воздействием этого мира. Происходила не только социально-политическая, но и этническая эволюция gens, natio, populus германцев.
Каждое из германских племен накануне Переселения представляло собой некую общность людей с общим языком, общей хозяйственной деятельностью, с большим или меньшим осознанием родства и общего происхождения, с определенным комплексом культурно-бытовых особенностей. Последние чаще всего сопровождались более или менее единым ритуалом[531]. Общественная, административная, судебная и военная организация германских племен основывалась на кровнородственных связях. Обладание территорией и борьба за ее сохранение определяли систему межплеменных отношений[532]. Никаких четких линейных границ, подобно государственным, между германскими племенами не существовало. Это было совместное проживание и взаимопроникновение. Конечно, были территории, где обитали почти исключительно те или другие племена. Но наряду с этим на обширных пространствах существовали «переходные зоны», где происходило смешение или активное взаимодействие этнически различных племен. Внутренние процессы социальной стратификации шли в это время у германцев не за счет имущественного расслоения, а вследствие выделения престижных групп или престижных родов, целиком обязанных престижности своим происхождением, а также более раннему появлению в пределах той или иной территории.
Сохраняя собственные традиции, германские племена уважали обычаи друг друга. Они выше всего ценили свою племенную самобытность, свои исконные традиции. Если и подражали кому, то только племени, пользующемся большей славой. Многие выводили свою родословную от божественных предков или от древних героев. Бургунды называли своими прародителями римлян, франки – троянцев, саксы – македонцев, а готы и римлян, и троянцев, и македонцев[533]. Племя сплачивалось тесными кровнородственными, хозяйственными и культовыми связями. Сохранение племенной «чистоты» и древних традиций предполагало строгую эндогамность племени при столь же строгой экзогамности входивших в него родов. Браки разрешались только внутри племени, межплеменные браки запрещались[534]. Племена различались своими традициями. Вероятно, этническое обособление начиналось с рождения традиций, ибо в осознании близости членов своей общности (в данном случае племени) и отчужденности от членов всех остальных общностей заключался социально-психологический аспект появления этнических различий[535]. Этническое обособление предполагало прежде всего само-наименование племени. Традиция придавала ему священный смысл. Однако происхождение и этимология наименований большинства германских племен остаются неразгаданными[536].
Уместно подчеркнуть, что преданность племенной традиции и ярко выраженное стремление фиксировать знатность своего происхождения лежали в основе этнической консолидации германских племен на всех этапах Великого переселения народов, но особенно ярко проявились в финале. Именно тогда, возможно, смутное сознание своей «неполноценности» на фоне Империи заставляло германцев постоянно смотреть на себя как на потомков исчезнувших поколений героев. Героические картины прошлого укрепляли чувство собственного превосходства над покоренными племенами и народами. Образы основателей рода, конунгов и вождей, представали в качестве стимулов племенной консолидации. И эти образы санкционировали и закрепляли право на занимаемую территорию. В повествованиях о войнах героическим конунгам противопоставлялись, как правило, не уступающие им по знатности и происхождению противники. Некоторым образом героические воспоминания о славном прошлом для германцев выступали отражением их настоящей жизни и даже своеобразной «моделью» будущего, опрокинутого в зеркале прошлых времен.
Интенсивные этнокультурные контакты между германскими племенами приводили к образованию надплеменной организации, при которой уже не племя, как таковое, а группа племен выступала в виде определенной этносоциальной общности. Отдельные многоплеменные образования создавались, возможно, и за счет сегментации единого ранее германского племени (семноны). Причем, если племя объединяло несколько родов, обладавших общими органами власти, то союзы племен обычно не имели достаточно устойчивого внутреннего единства (свевы). В результате разделения разраставшихся племен возникали новые племена под старыми или новыми наименованиями (бастарны, видиварии, остроготы, везеготы)[537]. Особенно интенсивно процессы разделения племен и распада племенных союзов происходили во времена массовых передвижений с севера на юг и с запада на восток[538]. До начала Переселения союзы племен у германцев были кратковременными и непрочными. Чаще всего племена консолидировались в военных целях и для совместного совершения культовых ритуалов. В их преданиях жили воспоминания о происхождении из одного корня и общих обычаях[539].
Итак, в преддверии Переселения в подавляющем большинстве случаев германские племена постоянно или периодически взаимодействовали между собой, перемещались на новые территории, порой расширяя ареал обитания, а иногда вытесняясь более сильными конкурентами. Нередко могучие, процветающие племена распадались и сходили на нет, а какая-то мелкая безвестная группа становилась центром объединения нескольких племен, превращаясь в грозную силу для окружающих. Могучие волны передвижений были обусловлены тем, что германцы вступили в конечную стадию первобытнообщинного строя – период военной демократии, который отмечен исключительной подвижностью населения. В ходе Переселения распадались старые и возникали новые военно-племенные объединения. Внутри их нарушались прежние родоплеменные связи, быстро укреплялась роль вождей, возглавлявших переселившиеся союзы племен и опиравшихся на силы дружины.
Во II–IV вв. характер этнических процессов у германцев существенно изменился. Активизировались процессы этнической консолидации и дифференциации. У большинства племен они проходили почти одновременно, но в одних случаях доминировало все еще этническое разделение и обособление, в других – решающую силу набирала интеграция. При этом в одно территориальное целое племена зачастую включались насильственным путем. Отдельные племена консолидировались в «новые», «большие» племена. Эти «большие» племена занимали и контролировали огромные территории, вели между собой войны за захват лучших земель. Общественная и военная организация германцев этого времени претерпела изменения. Сфера деятельности народного собрания сузилась. Совет старейшин уступил место совету дружины. Власть конунга усилилась, стала прерогативой одного рода. Социальный вес свободных германцев определялся уже их состоятельностью. Выделяются предводители племенных союзов. Они служат в римской армии как наемники и федераты. Конунги и вожди германцев получали от Римской империи военные и гражданские должности и звания. Судьба этих «больших» племен сложилась по-разному. Восточногерманские племена после переселения на земли Империи растворились в романской среде. Начавшиеся у них процессы интеграции не завершились. Им не удалось этнически консолидироваться. Многие факторы препятствовали этому, в том числе и то, что интеграция развивалась на полиэтничной основе. В конечном итоге романская среда поглотила и «большие» западногерманские племена, несмотря на то, что уровень их консолидации был более высоким. В то же время часть германских племен, столь же активных, но не поддавшихся соблазну миграций, продолжала оставаться на своих традиционных землях, в Германии, и при всех тех же сложностях сумела даже смешиваясь и о