со своими дружинами намеревались наняться на службу в римскую армию. Гуннов-наемников все активнее используют и в Западной, и в Восточной Римской империи[936]. Военное наемничество является одним из признаков разложения родового общества.
Таким образом, кочевые племена гуннов в последней четверти IV – начале V в. переживают стадию распада первобытнообщинных отношений; у них продолжается процесс консолидации и укрепления господствующего положения родо-племенной аристократии. О наличии рабства у гуннов этого периода сведений нет[937].
Исторические источники IV–V вв. позволяют выделить следующие черты общественного строя гуннов времени их пребывания в Северном Причерноморье: родственные племена объединены в военный союз, не всегда сохраняющий свой постоянный состав; управление осуществляется верховным военным вождем федерации, сначала выборным, а потом наследующим власть (в самом конце изучаемого периода), вождями отдельных племен совместно с совещаниями знати и народным собранием; стоящие у кормила власти вожди и старейшины выражают интересы не только родо-племенной верхушки, но и всего народа, так как завоевательные походы не только увеличивают их богатство и влияние, но и сглаживают противоречия внутри гуннского общества за счет грабежа покоренных племен[938], война и организация для войны стали регулярными функциями народной жизни, в войско входят все боеспособные гунны[939].
Эволюция общественных отношений гуннов во второй четверти V века
Хотя основная масса гуннов задержалась на несколько десятилетий в Причерноморье, отдельные ее отряды прорвались за Дунай сразу за бежавшими от них готами и позднее продолжали просачиваться во Фракию. Аммиан Марцеллин пишет, что готы привлекали гуннов и аланов к своим набегам и до, и после Адрианопольской битвы[940]. Источники сообщают об их совместных действиях до начала V в.[941] Ко второму десятилетию V в. гунны активизируются и действуют уже самостоятельно, может быть, целыми племенами или союзами племен[942]. Опасность для Империи настолько возрастает, что издаются указы об обновлении и пополнении флота на Дунае для защиты от варваров[943], об укреплении стен и башен Константинополя[944].
Гунны, в 20-х гг. V в. ушедшие из Северного Причерноморья и занявшие бывшую римскую Дакию и часть Нижней Мезии, не были объединены единой властью. Известны, по крайней мере, два сильных и самостоятельных вождя: Руа (у различных авторов встречаются разные варианты его имени)[945] и Октар[946]. Еще два их брата, упоминаемые источниками, Мундзук[947]и Оэбарсий[948]или вообще не обладали властью, или были менее значительными вождями, так как Октар и Руа «…держали власть до Аттилы, хотя и не над всеми теми землями, которыми владел он»[949]. Эту фразу Иордана можно понимать двояко: либо Аттила расширил владения этих своих дядей путем завоеваний, либо часть племен и территорий раньше принадлежали другим братьям.
К 30-м гг. V в. у гуннов устанавливается институт наследственной власти в пределах рода, так как после смерти в 434 г. (Октар умер раньше[950]) Руа, видимо, наиболее сильного вождя, во главе них становятся его племянники, Аттила и Бледа[951].
После убийства брата в 443 г. Аттила сосредоточивает в своих руках управление всеми племенами гуннов и покоренных народов, живущих на огромных пространствах от Паннонии до Днепра и Дона. Свидетельства источников об установлении неограниченной единоличной власти и стремлении укрепить ее путем уничтожения возможных соперников не вызывают сомнений. Вероятно, поэтому Аттила упорно требовал в 447 г. возвращения представителей царского рода, которые перешли к римлянам, отказываясь служить Аттиле[952]. И в 434 г. «…варварам были выданы искавшие убежища у римлян гунны. В их числе были дети Мамы и Атакама, происходящие из царского рода» (той ßamXdou уенои?). В наказание за бегство гунны, получив их, распяли во фракийской крепости Карсе[953].
Многочисленны упоминания о том, что проведение внешней политики целиком зависит от воли Аттилы. Он единолично объявляет войну, заключает мир, отправляет и принимает посольства[954]. О внутренней жизни гуннов сведений гораздо меньше. Главным образом, это сообщения о подавлении недовольства или попыток отложиться, либо сопротивления покоренных народов. Так, узнав о возможности измены акациров, Аттила против них «…не замедлил выслать большую силу и одних перебил, а других склонил к подчинению»[955]. Нет никаких свидетельств о коллегиальных решениях, о наличии совета старейшин или какого-то иного, хотя бы совещательного, органа при нем. Он один вершит суд. Приск Панийский видел, как «…многие просители, имевшие между собой тяжбы, подходили к нему и слушали его решения»[956].
Что возглавлял внушавший всем непобедимый страх верховный правитель гуннов – союз племен или государство? Этот вопрос невозможно решить, опираясь только на исследования терминологии позднеантичных и византийских писателей. Я. Харматта считает, что Приск Панийский и другие восточные римляне стали называть Аттилу Βασιλευς, так как он сравнялся по рангу и силе с византийским императором[957]. Но известно, что, хотя этот термин был официальным титулом императора[958], он мог употребляться в источниках и по отношению к персидскому царю, и по отношению к вождю небольшого племени. Прежде всего следует попытаться определить, на каком уровне развития находилось гуннское общество в краткий период, названный эпохой Аттилы (443–453 гг.), формировалось ли уже государство, как считают Я.Харматта, Э.А.Томпсон и некоторые другие ученые.
Некоторые черты, характерные для стадии распада родо-племенных отношений, переживаемой гуннами в конце IV – начале V в. (решающее значение в общественных делах вооруженного народа, важная роль совета родовой аристократии), были к этому времени изжиты. Но военное состояние общества сохранялось на всем протяжении правления Аттилы и усиливало тенденцию к концентрации власти. У гуннов происходит формирование власти, стоящей над обществом, в лице единоличного правителя, функции которого становятся наследственными, передаются сначала в роде, затем – в семье[959]. Но утверждение, что наличие централизованной военной власти означает разрыв всех связей, которые в родо-племенном обществе ограничивают установление личной власти[960], и является несомненным признаком государства[961], кажется неправомерным.
В источниках можно найти свидетельства того, что родовые связи нарушены только на самом верху общества, в непосредственном окружении Аттилы. Действительно, его λογάδες – это не родовая аристократия, судя по тому, что в их число входил Орест – римлянин из Паннонии[962], секретарь Аттилы[963]. Правда, один из названных Приском приближенных Аттилы был гунном из знатного рода[964]. Еще один, Эдекон, был знаменитым гуннским воином[965], о происхождении же и этнической принадлежности второго после Аттилы человека, Онегесия[966], и его брата сведений нет. Все они обладали заметным влиянием и богатством[967]. Обязанность по очереди в определенные дни с оружием в руках охранять Аттилу[968] и привилегия выбирать сразу после него богатых пленных[969], на наш взгляд, косвенно подтверждают изначально военный характер института λογάδες. По сведениям Приска Панийского (а он является единственным источником по данной проблеме), они не являются представителями четко организованной администрации[970]. Эти «избранные» пользуются доверием Аттилы и выполняют отдельные его поручения (дипломатические и военные). Известно, что на стадии распада первобытнообщинных отношений образуются военные дружины вождей, и из них выдвигаются наиболее преданные их сторонники, верность которых обусловливается личной зависимостью от правителей, а не родовыми связями. Вероятно, такой верхушкой дружины и были λογάδες Аттилы. Разрушение же родо-племенных структур гуннского общества в целом не подтверждается источниками. Так, вдова Бледы сохраняет свое высокое положение в обществе, народ акациров представляет собой союз племен с делением на роды и иерархией вождей