[1005], что верно, на наш взгляд, отражает отличительную особенность данной общественной системы.
Вождество характеризуется централизованным управлением, наследственной клановой иерархией вождей и знати, социальным и имущественным неравенством, отсутствием формального и тем более легитимного репрессивного и принудительного аппарата[1006]. Сила власти правителя кочевого общества, как правило, основывалась не на возможности применить легитимное насилие, а на его умении организовывать военные походы и перераспределять доходы от дани и набегов на соседние страны[1007]. Именно таким правителем и был легендарный Аттила.
Азово-черноморские степи во второй половине V – первой половине VI века
Раннесредневековая литература продолжает античные традиции в освещении жизни окружающих народов. Историки отмечают только то, что непосредственно задевает интересы, в основном, Восточной Римской империи. Причерноморско-приазовский регион интересует византийских авторов постольку, поскольку там зарождается очередная волна номадов, достигающая их границ. Все пространство от Каспия до Дуная со второй половины IV в. в течение нескольких столетий представляло собой бурлящий котел, в котором перемешивались и сменяли друг друга кочевые племена. Нам известны только отдельные, наиболее сильные всплески ожесточенной борьбы народов, нашедшие отражение в исторических произведениях и хрониках, главным образом восточных и отчасти западных римлян.
В период наибольшего могущества гуннов в Европе отдаленные отголоски событий, происходящих в Причерноморье, свидетельствуют о непрекращающихся там войнах. В 30-х гг. V в. самый сильный гуннский вождь Руа вынужден подавлять попытки «…амилзуров, итимаров, тоносуров, боисков и других народов, поселившихся на Истре…» освободиться от его власти[1008]. Некоторые исследователи пытаются использовать сообщение Иордана о том, что эти, по-видимому, тюркоязычные[1009] народы уже населяли Причерноморье, когда туда хлынули гунны и «…захватили там алпидзуров, алкилдзуров[1010], итимаров, тункарсов и боисков, сидевших на побережье этой самой Скифии…»[1011], чтобы доказать появление тюркских племен в данном регионе еще в скифскую эпоху[1012]. На наш взгляд, эти попытки не состоятельны по двум причинам. Во-первых, и античные, и тем более средневековые авторы, описывая древние события, часто включают в рассказы о них элементы современности. Иордан – не исключение. Источником этого конкретного пассажа, несомненно, послужила «Готская история» Приска, процитированная выше. Речь в его отрывке идет о племенах, живших в Скифии в V в. и, возможно, составлявших гуннскую орду. Аммиан Марцеллин, первым описавший вторжение гуннов в Европу, называет пострадавшие при этом племена: готы (гревтунги и тервинги) и аланы[1013]. Во-вторых, археологи и антропологи прослеживают изменение погребальных обрядов и захоронения людей с монголоидными признаками в южнорусских степях со времени господства гуннов[1014]. К сожалению, других доказательств археология практически не дает, так как не найдены яркие признаки той (иранской) или иной (угро-тюркской) кочевой культуры, за исключением, может быть, гуннских (именно гуннских!) ритуальных котлов[1015].
Аттила, видимо, тоже постоянно держал в поле зрения понтийские области. В начале своего правления он вместе с братом Бледой «…обратился к покорению других народов Скифии и завел войну с соросгами»[1016], в конце 40-х гг. V в. посылал войска усмирять акациров[1017].
Причиной глубоких изменений в Причерноморье послужили разгром гуннов и подвластных им народов на Каталаунских полях, их неудачный в целом поход в Северную Италию и смерть Аттилы. Мощный союз племен распался под ударами восставших покоренных племен и вследствие междоусобных распрей наследников великого завоевателя. Как сообщает Иордан, «и вот все вооружаются для взаимной погибели…, единое тело обращается в разрозненные члены… И это сильнейшие племена, которые никогда не могли бы найти себе равных в бою, если бы не стали поражать себя взаимными ранами и самих себя раздирать на части[1018].
Феофан Исповедник добавляет: «Дети его (Аттилы – И.Е.), наследовавшие после него столь огромное владение, погубили его несогласием между собой…»[1019]. Старший сын Аттилы погиб в битве при Недао[1020]. «Остальных братьев, когда этот был убит, погнали вплоть до берега Понтийского моря…»[1021].
В результате этих событий большая часть уцелевших гуннов откатывается на восток за Дунай. «…Обращенные в бегство, они направились в те области Скифии, по которым протекают воды реки Данапра…»[1022], вызывая перемещение племен в припонтийском регионе. Отчасти гунны, вероятно, рассеялись по степям и бродили, как Мундон, родственник Аттилы, собравший большую шайку, «…в местах необработанных и лишенных каких-либо земледельцев…»[1023] в Придунавье. Данные археологии свидетельствуют, что некоторые гуннские племена или роды обосновались на юге Днестровско-Прутского междуречья[1024], а часть продвинулась дальше на восток, где, скорее всего, натолкнулась на акациров. Эти племена[1025] во времена Аттилы, вероятно, были самыми сильными в Причерноморье. Косвенным подтверждением их значительной роли являлись попытки византийской дипломатии с помощью подкупа побудить их вождей отложиться от Аттилы[1026]. И Иордан знает их как «…gens Acaftzirorum fortissima…»[1027]. Места обитания акациров готский историк называет не очень определенно: к югу от эстов[1028], но интерпретировать это известие как указание на район восточнее Понта[1029], по нашему мнению, невозможно. Более правдоподобно толкование, что это – степи в междуречье Дона и Днепра[1030], а, может быть, и западнее – до Буга и Днестра[1031]. Как не странно это кажется на первый взгляд, но акациры могли действительно граничить с айстами, древними балтами, так как последние, по данным археологии, далеко заходили в лесостепь[1032].
Что касается определения этнической принадлежности не только акациров, но и других племен, множество новых этнонимов которых появляется в источниках применительно к столетию после смерти Аттилы, то это занятие малоперспективное, а в какой-то мере, и схоластическое. Малоперспективное потому, что кроме средневековых, главным образом, византийских источников, упоминающих народы Причерноморья, нет данных их письменности, и археология бессильна их разделить. Схоластическое потому, что вся та огромная литература, которая посвящена данному вопросу (а она действительно необъятна), если не учитывать совсем уж фантастические гипотезы, вроде той, что считает акациров потомками геродотовых агатирсов (агафирсов)[1033], в сущности сводятся к спору о том, гуннские это племена или болгарские, или же исследование заканчивается отказом от какого бы то ни было вывода по данной проблеме[1034]. Акациров кто-то считает гуннами[1035], кто-то относит к болгарам[1036], но и те и другие в основном расценивают их как тюркоязычные племена[1037]. Если же вернуться к дискуссии о происхождении и этнической принадлежности самих гуннов[1038], а потом рассмотреть этот вопрос по отношению к болгарским племенам[1039], то окажется, что основными компонентами и тех, и других были центрально-азиатские тюркские и угорские племена Западной Сибири и Приуралья. Конечно, эти элементы сочетались в разных вариантах, и, несомненно, различия между этими массивами (а внутри них – и между родственными племенами) и, может быть, существенные, были, но было и сходство, превалирующее над ними. Поэтому, не упуская из виду такие черты византийской литературы, как архаизация и этикетность в употреблении этнонимов[1040], следует все же обратить внимание на то, что в источниках племена Причерноморья V–VII вв. часто выступают под двойными названиями – конкретным и обобщающим. В качестве последних используются «гунны» и «булгары», причем «гунны» встречаются гораздо чаще, так как стали известны раньше и первоначально играли ведущую роль в этом племенном массиве. Словоупотребление средневековых авторов отражает, на наш взгляд, реальное содержание: все они не отличались друг от друга по образу жизни и уровню социально-экономического развития и не слишком сильно различались в этническом отношении. И не зря вся территория Предкавказья и Причерноморья к северу от Каспийских ворот у византийских и сирийских писателей называется «гуннскими пределами»