Казаки ответили партизанам залпами и пулеметным огнем, чего последние не ожидали. Бой шел около часа, а потом постепенно стал затихать. Ввиду того, что наибольшая опасность ожидалась с севера, так как с этой стороны не было естественных преград, там и была сосредоточена большая часть защитников. Благодаря каменной ограде по окраине Озоппо удалось избегнуть потерь. Было только несколько раненых осколками гранат и камней.
Не ожидавшие встретить такой отпор партизаны отступили. Высланная на рассвете в горы разведка, обнаружила следы крови, окровавленные тряпки и груды гильз.
Итальянский священник рассказывал, что партизаны понесли значительные потери при отступлении.
Командование СС убедилось, что станицы представляют ценность. Это было лишним плюсом для Походного атамана и подняло его престиж еще выше в глазах Глобочника. К тому же и полки провели блестящую операцию, так нужную ему.
Доманов был необходим СС, он это отлично понимал и почувствовал себя менее связанным с Главным казачьим управлением. Не спрашивая Окружных атаманов, он снимал с должностей неугодных ему лиц, назначая других. В Донских станицах снял атамана Сальской станицы, бывшего участника Белой борьбы, а назначил некоего профессора П. Сменил там и начальника полиции, заменив его другим, опознанным казаками как бывший чекист. Наконец, после совещания с Окружными атаманами и командирами боевых отрядов, вызванных для этого, а также и высших чинов, занимавших ответственные должности, он попросил их высказать свое мнение о Казачьем Стане. Кажется, на другой день получили извещение из штаба сдать свои должности и немедленно выехать из Казачьего Стана: командующий боевым отрядом генерал Бородин, доблестный терец В. Вертепов, намечавшийся в свое время на должность Походного атамана после смерти полковника Павлова, и еще кое-кто. А также были смещены некоторые командиры полков. Не тронули пока тех, кто был лично назначен самим генералом П. Н. Красновым. Неважным стало положение помощника Походного атамана, впоследствии генерала, Васильева и Окружного атамана Терских станиц. Им Дома-нов предъявил какое-то обвинение, но на этом и остановился. Васильев в частной беседе предлагал сообщить обо всем письменно П. Н. Краснову. Но вся почта шла через штаб Походного атамана, а поэтому стали ждать приезда генерала С. Н. Краснова. Он приехал, но, к сожалению, лишь на два дня. Он посетил Донские станицы и был информирован Окружным атаманом о сложившейся ненормальной обстановке, подтвержденной свидетелями и документами.
Генерал С. Н. Краснов, знавший Казачий Стан лишь по донесениям Доманова генералу П. Н. Краснову и видевший лишь внешнюю сторону его жизни, которая была несравненно лучше, чем в Белоруссии, просто отказывался верить. Однако он этими сообщениями был очень обеспокоен. И сказал, что завтра же возвращается в Берлин, где доложит обо всем П. Н. Краснову. Об отставке, которую просил Окружной атаман, он не хотел слышать и просил продолжать работу на пользу казаков, обещая вскоре вернуться.
А за это время жизнь в Казачьем Стане приняла довольно странный характер. Неожиданно, как по команде, расцвел пышным букетом советский «подхалимаж». Доманова превозносили на словах и в газетах до небес. Писали в честь его стихи, в статьях восхваляли как спасителя казачества, выведшего его из СССР. Имя Павлова запрещалось произносить и т. д. Производство же в генералы вскружило голову бывшему вахмистру. Теперь уж к нему доступ был невозможен, и просителей принимали чины штаба. В день его производства газеты дошли до предела подхалимства. Некий «борзописец» написал в газете Стана почти дословно так: «Не только жители Стана ликовали по случаю этого производства, передавая радостную весть друг другу, но и месяц как бы радостно улыбался, посылая приветствие достойному генералу-атаману». — Особенно же превзошел всех Э. Э. Радке, восхваляя Доманова. Оставшись в Стане после того, как был отозван майор Мюллер, он подружился с Домановым и чувствовал себя вторым лицом после него. Не знал он, что спустя месяц, Доманов просто выбросит его из Стана, отобрав корову и кое-какие вещи. С горечью, уже в Зальцбурге, Радке поносил Доманова, обвиняя его чуть ли не в связи с НКВД.
Ко второму приезду генерала С. Н. Краснова было видно, что Доманов в зените своей славы и тронуть его уже невозможно, так как нужно было считаться с Глобочником. Встретив С. Краснова парадным обедом, Дома-нов был с ним необыкновенно вежлив и предупредителен. После этого обеда Донской Окружной атаман имел беседу с Красновым в номере гостиницы. Выслушав его, он был взволнован. Сказал, что все это доложит генералу П. Н. Краснову на его усмотрение. «Обстановка сейчас такова, — сказал он, — что требует времени и осторожности». Он вскользь обронил, что, может быть, мы сгущаем обстановку и все это не так страшно.
Окружной атаман слегка раздраженно стал ему отвечать. Почти тридцать лет совместной службы с С. Красновым во время войны и за границей сблизили их, как родных. Но в это время раздался стук в дверь, вошел племянник С. Н. Краснова подъесаул Николай Николаевич Краснов-младший и сказал: «Дядя Сема! Михаил Михайлович сказал тебе меньше о том, что здесь происходит на самом деле. Я здесь немного больше двух недель и достаточно увидел здешнюю обстановку. Доманову я не доверяю. Услышав случайно отрывок вашего разговора из соседней комнаты, я вошел к вам. Прошу меня простить».
Семен Николаевич был подавлен этим и молчал. «Снова уезжаю в Берлин к генералу П. Н. Краснову и снова ему передам ваши слова». Он уехал, и я больше никогда его не видел.
Но события на фронте угрожали самому Берлину, и Казачий Стан с его жизнью временно отошел на задний план.
В начале февраля 1945 года ожидался переезд в Казачий Стан генерала П. Н. Краснова и Главного управления казачьих войск. Часть штаба приехала заранее, а, кажется, 12 февраля приехал и генерал Краснов.
Доманов встретил его с большим почетом, горячо приветствуя его приезд. Они расцеловались. Тронутый приемом, генерал П. Н. Краснов сказал, что он здесь гость и не будет вмешиваться в распоряжения Походного атамана. Сказанное это из простой вежливости было принято Домановым как утверждение его в полной власти.
Через несколько часов Донской Окружной атаман и командир 1-го Конного полка полковник Кравченко получили уведомление об их отставке, с предложением покинуть Стан в двухдневный срок. Вот что получил Окружной атаман: «По распоряжению генерала Краснова, начальника Главного Управления, Вы должны сдать должность атамана и помощника члена Главного управления генералу Фетисову. Вам надлежит покинуть стан в два дня и отправиться…»
Удивленный этим, так как всего неделю тому назад он получил письмо от генерала С. Н. Краснова с просьбой спокойно работать и не помышлять об отставке, Окружной атаман послал письмо с нарочным генералу П. Н. Краснову и просил свидания перед своим отъездом.
Ответ был таков: «Глубокоуважаемый М. М., произошла какая-то ошибка. Никакого распоряжения я не давал. Оставайтесь на месте, так как Вы здесь нужны. Повидайте меня».
Я отправился на «Вила Роза Мартина», где в особняке расположился генерал Краснов. Не доходя до этой деревни, я был остановлен патрулем. Я приказал вызвать начальника патрулей. Оказался он моим бывшим казаком по полку, которого я обучал как новобранца. Он мне сказал, что по распоряжению Доманова, приказано никого не пропускать к генералу Краснову без его ведома и что особенно это относится ко мне.
«Но, так как Вас вызвал генерал Краснов, — произнес он, — я на свой страх и риск Вас пропускаю. А если Вас спросят, скажите, что меня и патруля не видели».
Это был мой последний разговор с генералом Красновым. Я оставил ему свой доклад с некоторыми документами. Решили, что при создавшейся обстановке и взаимоотношениях с Домановым, лучше мне уехать.
Я глубоко уверен, что генерал П. Н. Краснов понял, что роль его окончена и здесь он только почетный пленник. Он посещал казаков лишь в сопровождении Доманова, и каждый его шаг контролировался, а доступ к нему был закрыт. Охранял его Конвойный полк генерала Доманова.
Кто же был Доманов, я не могу сказать, так как мои прогнозы могут быть глубоко ошибочными. Но имя его войдет в историю жуткого периода жизни казаков во время Второй мировой войны. О нем пишут и еще будут писать.
М. М. Ротов
Смерть Походного атамана полковника С. В. Павлова
Двадцать седьмого мая 1944 года я, временно исполняя, вместо заболевшего генерала П. Н. Краснова, должность начальника ГУКВ, выехал из Берлина в Новогрудок (Белоруссия), в районе которого тогда сосредотачивались казаки и их семейства группы Походного атамана Павлова.
Поехал я туда с одобрения генерала Краснова для ознакомления с положением этой крупной группы казаков. Там я оставался до 2 июля.
В этот период времени в указанный район подтягивались казачьи группы, отставшие по пути движения. Эшелоны казаков и их семейств с их скарбом прибывали поездами до станции Лесная, близ Барановичей, а дальше шли походным порядком.
Штаб Походного атамана и некоторые учреждения его были расположены в самом городе Новогрудке, а беженцы и полки заняли ближайшие к городу деревни. Местность в районе Новогрудка лесистая, удобная для дей ствий партизан. Последние не отличались большой активностью, но все же иногда осмеливались подходить к деревням, занятым казаками, и их обстреливать, а также закладывали мины на дорогах.
Охрану района, занятого семействами, несли только что сформированные казачьи полки. Походному атаману приходилось иногда организовывать небольшие экспедиции для очищения прилегающей лесистой местности от партизан.
Представителем германской власти в Новогрудке являлся начальник округа (гебитскомиссар) доктор Гилле (артиллерийский подполковник). Кроме него, в Новогрудке находился германский майор Мюллер, состоявший при штабе Южной германской группы представителем Восточного министерства. На него в декабре 1943 года (в бытность указанного штаба в городе Виннице) была возложена задача ведать всеми казаками, отступавшими с германскими войсками.