В таком случае, кажется логичным, что и учителям нужно дать материальный стимул для того, чтобы вынудить их развиваться. Однако учителя и так усердно трудятся за мизерную зарплату, потому что они преданы идее улучшения жизни своих учащихся. Действительно ли мы думаем, что если дать им по $50 или даже $500 в качестве материального стимула, они смогут работать еще усерднее? Вообще, нам следует увеличить зарплаты учителям, именно потому, что мы понимаем ценность их усилий и доверяем их профессионализму. Однако, согласно идеям сторонников культуры материального стимулирования, это будет «отдать что-то ни за что».
На практике, концентрация правых на материальной мотивации проявила себя в неблагоприятном ключе по отношению к долгосрочным перспективам и настолько изобиловала возможностями для удовлетворения жадности, что была обречена способствовать потере доверия как в обществе, так и в компаниях. Банковские управляющие и генеральные директора компаний выискивают изобретательные бухгалтерские схемы, которые улучшат облик их предприятий в краткосрочной перспективе, даже если долгосрочная при этом сомнительна.
Конечно, материальная мотивация – важная часть человеческого поведения. Но сторонники идеи материальной мотивации превратили ее в религию, слепую в отношении других факторов – общественных связей, моральных мотивов, сострадания, которые также влияют на наш образ действий.
Возможно, самая важная причина отсутствия равенства возможностей – это образование: как его количество, так и качество.
Это не просто бессердечный взгляд на человеческую природу. И еще это неправдоподобно. Просто невозможно платить за доверие каждый раз, когда это требуется. Без доверия жизнь была бы абсурдно дорога; достоверная информация была бы практически недоступна; мошенничество было бы распространено еще сильнее, чем сейчас; взлетели бы транзакционные и судебные издержки. Наше общество остановилось бы в развитии, как остановились банки в пик своей недобросовестности, когда в 2007 году разразился кризис.
Перед Америкой стоит и другая внушительная задача в области восстановления атмосферы доверия: справиться с бесконтрольным неравенством. Действия банкиров и правительства под влиянием правых не только напрямую подорвали доверие; и те и другие сделали свой вклад в развитие неравенства.
Когда один процент населения получает 22 процента доходов страны и 95 процентов повышения прибыли в период послекризисного восстановления, – некоторые довольно обычные вещи находятся под угрозой. Благоразумные люди, даже несведущие в путанице несправедливой политики, которая породила то, что мы имеем, взглянув на это абсурдное распределение, будут вполне уверены, что эта игра мошенническая.
Но для того, чтобы наша экономика и общество функционировали, участники должны доверять системе, которая должна быть обоснованно справедливой. Доверие между людьми обычно обоюдно. Но если я буду считать, что вы меня обманываете, я более вероятно попытаюсь ответить вам тем же. (Такие понятия подробно разобраны в отделе экономики, названном «Теория повторяющихся игр».) Когда простые американцы видят налоговую систему, которая собирает налоги с богатейших в меньшем количестве по отношению к тому, что платят они, они чувствуют, что будут дураками, если станут подыгрывать. Тем более, богатые могут перемещать прибыль на офшоры, и тот факт, что они могут делать это, не нарушая закон, в очередной раз демонстрирует, что финансовая и юридическая системы созданы богатыми для богатых.
Пока устойчив дефицит доверия, закрепляется другая проблема: подходы и нормы меняются. Когда никто не заслуживает доверия, только дураки станут доверять. Сама идея справедливости размывается. Исследование, опубликованное в прошлом году Национальной академией наук, высказывает предположение, что высшие классы более склонны заниматься тем, что обычно считается неэтичным поведением. Возможно, для некоторых это единственный способ примирить свое мировоззрение со своим необычайным финансовым успехом, часто достигнутым путем действий, вызывающих моральный надлом.
Тяжело понимать, насколько далеко мы ушли по пути полного уничтожения доверия, но факты остаются безрадостными.
Экономическое неравенство, политическое неравенство и юридическая система, порождающая неравенство, взаимно усиливают друг друга. Мы получаем юридическую систему, которая дает привилегии богатым и влиятельным. В редких случаях вопиющее поведение человека не остается безнаказанным (вспоминается Бернард Мэдофф); однако никто из тех, кто управляет нашими могущественными банками, не был привлечен к ответственности.
Как и всегда, именно бедные и люди без связей страдают больше всех, и их чаще всего обманывают. Это стало особенно явно в кризис, порожденный потерями прав выкупа. Торговцы субстандартной ипотекой, ставя себя выше финансовых экспертов, заверяли некомпетентных заемщиков, что выплаты не будут проблемой. Позже миллионы потеряли свои дома. Банки поняли, как получать заверенные судебные аффидевиты, удостоверяющие, что их записи были изучены, и конкретные люди действительно должны деньги, а потому этих людей следует выкинуть из их домов. Банки лгали в огромных масштабах, но они знали, что, если их не поймают, они уйдут с огромной прибылью, а верхушка получит дополнительные бонусы. А если их поймают, то за все будут платить акционеры. Обычный домовладелец просто не обладал ресурсами, чтобы бороться с подобной наглостью. А ведь это всего один пример из многих на заре кризиса, когда банки были практически неуязвимы для закона.
Я писал о многих формах неравенства в нашем обществе – неравенство достатка, доходов, доступности образования и здравоохранения, неравенство возможностей. Но, возможно, в еще большей степени, чем равенство возможностей, американцы лелеют равенство перед законом. И здесь неравенство поразило самое сердце наших идеалов.
Я подозреваю, что есть всего один способ действительно вернуть доверие. Нам нужно принять серьезные меры, включающие нормы достойного поведения, и назначить жестких политиков, которые приведут их в действие. Именно так мы поступили в бурные 20-е; а вот наши усилия после 2007 года были невнятными и недостаточными. Компаниям также следует придумать что-то лучшее, чем обходить запреты закона. Нам нужны более серьезные нормы, касающиеся того, что включает в себя достойное поведение, вроде тех, что воплощены в декларации руководящих принципов ведения бизнеса и человеческих прав. Но нам также нужны меры, которые усилят эти нормы – обновленная версия «доверяй, но проверяй». Никакие правила не будут достаточно сильны, чтобы предотвратить все злоупотребления, хотя хорошие, твердые нормы помогут предотвратить худшие из них.
Сильные принципы позволяют нам жить в гармонии друг с другом. Без доверия не может быть гармонии, как и не может быть сильной экономики. Неравенство в Америке разрушает наше доверие. Для нашего собственного блага и для блага будущих поколений пришло время начать его восстановление. Одно то, что об этом вообще приходится упоминать, показывает нам, как далеко мы зашли.
Часть 6. Политика
Центральная идея данной книги состоит в том, что, по большей части, неравенство является следствием политики, выбранной государством. Экономисты имеют обыкновение обсуждать то, как та или иная политика скажется на эффективности или как какая-то инициатива может быть искажена на практике. Но в столь глубоко разделенном обществе, как наше, нужно особенно тщательно рассматривать любую политическую инициативу, которая может усугубить это разделение. Я написал собранные в этой части статьи на фоне политических дебатов, которые проходили в стране в разное время по поводу некоторых законопроектов и часто игнорировали вопрос о последствиях тех или иных политических решений.
В статье «Как политика способствовала великому экономическому расколу» я рассматриваю политические решения (особенно в области макроэкономической политики страны, которая определяет объем производства и уровень занятости), которые привели к увеличению раскола в обществе.
Неравенство является следствием политики, выбранной государством.
Статья «Почему ФРС должна возглавлять Джанет Йеллен, а не Ларри Саммерс» – одна из нескольких статей, написанных мной с целью подчеркнуть непосредственную причастность монетарной политики к неравенству (этому же вопросу посвящена глава 9-й моей книги «Цена неравенства»). Она, пожалуй, была наиболее острой из всех. Летом 2013-го в дебатах вокруг того, кто должен занять пост главы ФРС после Бена Бернанке, страна разделилась на два лагеря. Результаты работы Бернанке оценивались неоднозначно: с одной стороны, именно политика ФРС до наступления кризиса, включая период с 2006 года, когда он уже возглавлял ФРС, и ранее, в период с 2002 по 2005 год, когда он был среди членов Совета управляющих ФРС, привела к кризису, с другой стороны, беспрецедентные действия, предпринимаемые ФРС по мере развития кризиса, многими расценивались как спасение экономики от второй Великой депрессии. Но и тогда было очевидно, что ФРС была гораздо больше заинтересована в спасении крупных банков Уолл-стрит, чем менее крупных местных и региональных банков, предоставляющих займы малому и среднему бизнесу, и куда больше старалась помочь топ-менеджерам, акционерам и облигационерам банков, чем простым домовладельцам, которые могли лишиться своего жилья. Она также явно не была заинтересована в демократической прозрачности, поскольку, например, переправляла деньги в AIG, а та, в свою очередь – в Goldman Sachs и другие крупные банки. По понятным причинам ФРС не хотела, чтобы американские граждане узнали о том, куда направляются деньги.
Противостояние было более сложным и многогранным, чем это обычно бывает. На пост главы ФРС было два основных претендента: Ларри Саммерс и Джанет Йеллен. Обоих я хорошо знал. С Саммерсом я тесно работал в Белом доме. Джанет была одной из моих первых аспирантов в Йельском университете. Оба умны. У обоих за плечами серьезный опыт. Большинство людей, которым довелось поработать с обоими кандидатами, склонялись к мнению, что Йеллен больше подходит для трудно