Рынок не может самостоятельно решить эти проблемы. Глобальное потепление является квинтэссенцией проблемы «общественных благ». Для осуществления структурных переходов, в которых нуждается мир, нам необходимо, чтобы правительства заняли более активную позицию, особенно в свете призывов к сокращению государственных расходов, звучащих в Европе и США.
Сегодня, когда мы боремся с кризисом, мы должны убедиться в том, что наши действия не приведут к усугублению долгосрочных проблем. Решение, которое предлагают одержимые дефицитом бюджета и ратующие за сокращение государственных расходов ослабляет сегодняшнюю экономику и подрывает перспективы на будущее. Ирония в том, что в условиях недостаточного совокупного спроса, который является основной причиной ослабевания экономик во всем мире, нам открывается альтернативный путь: инвестировать в наше будущее теми способами, которые помогли бы нам решать одновременно проблемы глобального потепления, глобального неравенства и бедности, а также необходимости структурных изменений.
Неравенство не приговор
Тревожная тенденция развивается на протяжении последней трети века. Страна, в которой довольно длительный период после окончания Второй мировой войны наблюдался общий экономический рост, начала разваливаться. Это стало особенно очевидно, когда в конце 2007 года грянула Великая рецессия, и экономический ландшафт Америки был изуродован расходящимися трещинами. Как вышло так, что «сияющий город на холме» превратился в развитую страну с самым высоким уровнем неравенства?
Чрезвычайно жаркая дискуссия разгорелась в связи с публикацией важной и на тот момент актуальной книги Томаса Пикетти «Капитал в XXI веке», в которой была озвучена мысль, что радикальный разрыв в уровне благосостояния и доходов между различными слоями общества имманентен капитализму. В этом контексте период стремительно сокращающегося неравенства в течение нескольких десятков лет после Второй мировой войны стоит расценивать как отклонение от нормы.
Однако такое прочтение книги очень поверхностно. Работа Пикетти ценна тем, что дает институциональный контекст для понимания причин углубления неравенства с течением времени. К сожалению, эта часть его масштабного анализа получила гораздо меньше внимания, нежели та, в которой можно было увидеть элементы фатальности.
За полтора года существования моей серии статей «Великое разделение» в New York Times было представлено множество примеров, опровергающих мнение, что якобы существуют некие непреложные законы капитализма. Динамика имперского капитализма XIX века не должна перениматься капитализмом XXI века. Мы не обязаны иметь столь высокий уровень неравенства в Америке.
То, что мы имеем, в действительности является суррогатным капитализмом. В качестве доказательства обратимся к тем мерам, которые были выбраны для борьбы с неравенством: потери мы переложили на общество, но приватизировали прибыль. В условиях совершенной конкуренции прибыль должна стремиться к нулю, по крайней мере, в теории, но у нас есть монополии и олигополии, которые неизменно получают огромную прибыль. Топ-менеджеры получают доход, который в среднем превышает доход простого рабочего в 295 раз – соотношение гораздо большее, чем когда-либо в прошлом при том, что пропорционального увеличения производительности не наблюдается.
Если это не неотвратимые экономические законы привели Америку к такому колоссальному расслоению в обществе, то что же тогда? Ответ очевиден: наши политические программы и стратегии. Всем уже набила оскомину история успеха Скандинавских стран, но дело в том, что Швеции, Финляндии и Норвегии удалось добиться даже более быстрого роста доходов на душу населения, чем в Америке, при этом с большим равенством.
Почему же Америка избрала политику, которая усугубляет неравенство? Частично ответ кроется в том, что Вторая мировая война постепенно стерлась из памяти, а вместе с ней и народное единение. С триумфом Америки в «холодной войне», казалось, не осталось другой экономической модели, которая могла бы серьезно конкурировать с нашей. В отсутствие конкуренции на международном уровне у нас больше не было необходимости демонстрировать, что наша система несет благо всем гражданам.
Идеология и интересы объединились во вредоносную смесь. Наше государство сделало неверные выводы из распада Советской системы. Маятник качнулся в противоположную сторону: от слишком большой роли государства там к слишком незначительной здесь. Корпоративные интересы склоняли к дерегулированию, несмотря на то что регулирование крайне необходимо для защиты и улучшения экологии, безопасности, здравоохранения и самой экономики.
Такая идеология была лицемерной. Банки, одни из самых ярых сторонников политики государственного невмешательства в экономику, охотно принимали от государства сотни миллиардов долларов для спасения их от банкротства, что стало характерной особенностью глобальной экономики с наступлением эпохи свободных рынков и политики дерегулирования, начатой Тэтчер и Рейганом.
Роль денег в управлении американской политической системой чрезмерно велика. Экономическое неравенство трансформируется в политическое неравенство, которое, в свою очередь, еще больше усугубляет экономическое неравенство. Мистер Пикетти считает, так происходит потому, что владельцам больших состояний удается даже после уплаты налогов сохранять высокую доходность относительно темпов экономического роста. Как они это делают? Формулируя правила игры, которые предполагают именно такой результат, то есть через политику.
Мы активно поддерживаем корпорации, но сокращаем поддержку нуждающихся. Конгресс поддерживает субсидирование богатых фермерских хозяйств, в то время как урезаются программы продовольственной помощи малообеспеченным слоям населения. Фармацевтические компании получают сотни миллиардов долларов при том, что мы ограничиваем программу «Медикейд». Банки, которые довели страну до финансового кризиса, получили миллиарды, а домовладельцы и жертвы банковских практик хищнического кредитования – только жалкие гроши. Последнее решение было особенно неразумным. А ведь бездумному вливанию денег в банки в надежде на то, что это приведет к увеличению объемов кредитования, были альтернативы. Вместо этого мы могли напрямую помочь терпящим бедственное положение домовладельцам и жертвам нечестных банковских тактик. Это не только поддержало бы экономику, но и поставило бы нас на путь уверенного восстановления.
Раскол в американском обществе огромен. Сегрегация по экономическому и географическому признакам сделала представителей верхней части общества невосприимчивой к проблемам тех, кто находится внизу. Подобно королям прежних эпох, они относятся к своему привилегированному положению как к абсолютному естественному праву. А иначе как еще можно объяснить недавние комментарии венчурного капиталиста Тома Перкинса, который сравнил критику в адрес представителей Одного процента с преследованием евреев фашистами, или же высказывание Стивена Шварцмана, главы крупной инвестиционной компании, который сравнил инициативу облагать богатых налогом по той же ставке, что и всех остальных, с вторжением Гитлера в Польшу?
Нашей экономике, демократии и обществу пришлось расплачиваться за эти вопиющие проявления неравенства. О состоянии экономики лучше всего говорит не то, какое количество благосостояния богатейших может накопиться в офшорных зонах, а то, насколько благополучны обычные граждане, особенно в Америке, которая преподносит себя как государство с преобладанием в нем среднего класса. Однако медианный доход в сегодняшней Америке ниже, чем четверть века назад. Все результаты экономического роста достались тем, кто наверху, увеличив их долю от всего национального дохода в четыре раза с 1980 года. Деньги, которые должны были просочиться вниз, просто испарились в умеренном климате Каймановых островов.
Учитывая то, что почти четверть всех американских детей до пяти лет растет в бедности, а страна делает так мало для своих малообеспеченных граждан, лишения, выпавшие на долю одного поколения, передаются следующему. Конечно, еще ни одна страна не смогла достичь полного равенства возможностей. Но почему из всех развитых стран только Америка отличается тем, что жизненные перспективы ее детей зависят от уровня доходов и образования их родителей?
Среди наиболее трагичных историй, случившихся из-за разделения общества, те, которые затронули молодых людей, стремящихся попасть в стремительно сокращающийся средний класс. Увеличивающаяся стоимость обучения вместе с уменьшающимися доходами обернулась для большинства еще более тяжелым долговым бременем. А доходы людей, имеющих только среднее образование, за последние 35 лет сократились на 13 процентов.
Огромный разрыв проявляется и в ситуациях, когда речь идет о правосудии. В глазах существенной части своего населения и всего остального мира Америку, страну с пятью процентами от населения земного шара и четвертью всех заключенных в мире, характеризуют массовые тюремные заключения.
Правосудие стало товаром, который по карману лишь немногим. Пока топ-менеджеры на Уолл-стрит использовали своих дорогостоящих юристов для того, чтобы избежать всякого наказания за преступления, которые всплыли на поверхность благодаря кризису 2008 года, банки вовсю злоупотребляли нашей юридической системой для того, чтобы требовать взысканий по ипотеке и выдворять из домов людей, некоторые из которых даже не имели задолженности.
Более полувека назад Америка сыграла значительную роль в продвижении «Всеобщей декларации о правах человека», принятой ООН в 1948 году. Сегодня доступ к здравоохранению считается одним из общепризнанных прав человека, по крайней мере, в развитых странах. Америка, несмотря на «Закон о доступном здравоохранении», является исключением. Она стала страной с вопиющим неравенством в доступе к здравоохранению, продолжительности жизни и состоянию здоровья.