Великое замерзание. Шестая книга — страница 10 из 30

Видеть космические пейзажи, наблюдая, как они меняются во взоре, не устающем наблюдать за природой явлений. Она завлекает. Готов находиться в падении в звездное небо, привлекающее формами и изложением реальности. Не замыкаться в скованности притяжения, чувствовать невесомость. Устаешь без движения, желаешь взмыть…

Адам и Астра разгибают тела, затекшие до невозможности что-то сделать. Или встать. Вроде, ничего не делали, но усталость максимальна. Мышцы подвержены спазмам, от коих нельзя уйти. Всё сковано мигом, который несет страдания и боль, сковывающие и не дающие фантазии заковать разум в образы и радостные картины происходящего. Космос растворяется и не обретается в живых красках. Исчезает в момент спазма боли.

Адам не может пребывать в сомкнутом состоянии, вскакивает, смотря по сторонам, как загнанный зверь. Учёный пристально смотрит, так как был нарушен приказ. Адам понимает и ложится на место, не хочет лишиться теплого убежища, в коем отсутствует комфорт, но зато есть теплота и Жизнь. Не Смерть, скребущаяся в пещеру, но не может влезть. Нет реальности, чтобы прервала ожидание холода, когда думаешь, что придёт, а её всё нет…

Сознание натыкается на тяжесть пребывания в двух состояниях, ибо составляет две крайности. Веки подергиваются от усталости. Явь уходит из взгляда, так как не имеет оснований для реализации. Герои засыпают…

Герои не видят снов. Пространство реальности поглотилось безысходностью, как питон умертвляет жертву. Забирает в себя, чтобы уничтожать, не давая свежего воздуха. Душит и выжимает сопротивляющуюся жизнь, которая не хочет сдаваться, так как хочет жить. Не желает, чтобы светлые картины были сменены серым коридором, по истечению коего ничего нет. Темнота царапает на изъеденных костях убийственные ноты сюиты смерти. Вновь сыграют на бис на убитых нервах…

Пространство сжимается, выталкивается за пределы осязания. Слёзы в глазах перемешиваются с картинами, как реальность теряется под давлением. Как сжимаешься, не представляешь логичность шагов, в коих не видишь свободы. Определяешь, как будешь сжат, но не разжат. Ничего не выводится, как выбор. Понимаешь давление. Не можешь сдвинуться. В тёмных интонациях прошла ночь, забирающая у жизни остаток сил.

Зрение не могло сосредоточиться, что происходило в голове. Мозг выбился из пазла картины, так как не может быть. Не принимает течение жизни. Уносится в пространство невозможности, что происходит событие. Не видит в случае достижения цельности картины. В разуме не обретается жизнь. Картины, которые были цельными, предстают смазанными красками, что не разгадать, как распознать или понять.

Герои забывают, где обретаются, так как боль в головах усиливает влияние. Проживание не стоит на месте в сомкнутом обручами уме. Идёт дальше, чтобы явить контроль над уставшими мозгами. Они не видят, как забираются чужие мысли в пределы самосознания. Рушат стены, которые не представляют собой: утратили целостность.

Не являют себя, как возможность для сопротивления или понятия, как быть в сопротивлении. Или в понимании, что не надо давать повод для атаки на целостность состояния в канве разума, который хочет взмыть в воле. Не быть в сомкнутом состоянии, когда не привлекает, как не видишь реальность, её опосредованные значения, которые меняешь. Не рисуешь картины жизни, а следуешь за учёным, так как определяет, куда пойдешь. Нет отношения к пониманию жизни как выбора, когда понимаешь, что ожидать от тела.

Разум определяет, что дано по определению зависимых понятий. Не можешь выйти из влияния. Ум проникнут тем, что дано учёным как явность, не определяющая факторы реальности. Не внушенное состояние, в коем не видишь волю для шагов, в которых не понимаешь, что из чего следует.

Проникаешься в то, что хотят заложить. Не представляешь себя в понимании, как станешь идти в среде осознанности, а не зависимости. Поймешь, как сложить реальность в глаза знанием, чтобы проявить зрение. Не застаиваться на месте, так как не понимаешь, не реализуя свободу в захвате мозга…

Адам и Астра поглощены влиянием. Не видят, как защитить, чтобы была цельность восприятия, не поглощенная сущность. Ум умирает, уносится из глаз, не имея осознанности шагов в знание. Оно преобразуется в точность сжимания железными обручами головы, в коей ничего не осталось. Мысль ушла из проживания мира. Он не осязается в логичности быть в факторах проявления яви, в которых не содержится мысль, а уходит.

Мозг героев не видит знание на ситуацию, в целом, как в спектре рока. Ум сжался в глазах учёного, который управляет всем, которое отходит от умов Адама и Астры. Они не воспринимают свои мысли. Уходят от того, что творится. Не живут в буквальном смысле, а впадают в глубокий сон, в коем не видят тело. Только то, как оно сдавлено дышит. Дыхание прерывисто, как утихающий звук, распадающийся эхом. Эхо дробится стаккато, которое уносит жизнь из тел. Они не дышат, воспринимают пещеру как мороз.

Адам и Астра не понимали, что делает учёный, чтобы они выжили. Они воспринимали себя засыпающими в колыбели разума. Уносились от хлада, не касаясь, так как реальность не составляет категорию принятия жизни. Она замирает в затухающих кругах на воде. Мозг уносит на дно через утлое сознание, в которое прибывает вода гипноза. Глаза видят образы, согревающие тела огнем, в коем куется логика происходящего. Она не известна, ведь учёный зиждется во тьме, не показывая свое истинное лицо…

Он не появится до завтрашнего дня, так как растворил людей в понятии ухода от воспринимаемого мороза, в коем они себя не видят. Слабо дышат, не осязая, где пребывает тело. Мысли как колосья колышутся от влияния. Воспринимают в цельности общей души, приведшей к уходу от хлада, чтобы не мерзнуть, воспроизводя е ужасные ноты смерти.

Смотреть, как в пещеру вползает стужа. Как тело покрывается изморозью. Как стучат ресницы о замерзающие глаза. Как ледяная обстановка навевает сон. Сознание удаляется от ощущения, что есть холод или понятие. Жизнь не соотносится с тем, где пребываешь душой. Люди в гипнозе верят тому, что скажут или представят в сознании кукловода.

Люди закрывают глаза, так как они покрылись ледяной коркой. Снег запорошил происходящее, являя известность выбора как ухода от явления. Не быть в морозе, как в отображении сознания. Смотреть со стороны, так как не воспринимаешь холод. Не состоишь с ним в тесной связи. Уходишь от того, чтобы быть там, где он обитает. Уходишь, чтобы не думать о теле, впавшем в спасающий анабиоз. Мысли леденеют, не видя, как мир узнается. Реальность скована. Миг теряет крылья, не взлетает выше, где жизнь поймана в силке чужого разума, имеющего силу больше, чем бабочка.

Ум не понимается в связи с движением замирающей крови, которая не бьется, а замерзает в венах. В глуби сути содержит тепло, не позволяющее телу пересечь рубеж черты. То есть осознанный выход за границы холода, но не тепла, понимающего целостность жизни, когда не можешь шагнуть, ни увидеть себя в свободе. Ощущаешь скованность, как основную для яви.

События длятся с протяженностью, только не видятся в привычном взгляде. Не соотносится с тем, что в уме. Он замирает, останавливает мыслительную деятельность, так как она забирает много энергии. Затормаживает нейронные связи, чтобы не тратили заряд, нужный для поддержания тела в анабиозе. Впадаешь в спячку и ощущаешь жизнь как спектр причин, чтобы не видеть хлад. Не соотносить его с тем, что происходит вокруг. Разум определяет причину, где проявится реальность. Надо нацелиться на уход изо льда, чтобы не застаиваться в нем, а увидеть тепло в проявлениях жизни.

Не видеть зрение, в коем произрастают причины, приводящие к смерти из-за холода. Ходить по грани, благодаря которой преодолеваешь температуру, проникающую в пещеру. Всё замирает, уходит от понятий, содержащих отражение знания, что можно замерзнуть. Это реально, когда явь в голове узнается. В ней видишь становление факторов, по которым можешь вернуться в жизнь. Надо пребывать в морозном сне, забирающем из туманного ощущения свободы, где не смог долго представлять себя.

Герои не осязают происходящие события как спектр, что влияет. Они ушли из понятий, облекающих в морозность. Тело не видит, что мерзнет, а уходит в спектр, состоящий из анабиоза. Не являет структуру, в коей будет природа холода или страха, что он наступит. Ум смело вычеркивают из своего обихода, так как они не нужны в проживании холода.

Последние остатки реальности уходят из глаз героев, так как они не осязают в цельности происходящего. Переходят порог сна. Бытуют, как в в избавлении от понятий хлада. Не видят его. Спят крепким сном.

Глава № 8. Великое замерзание уходит

Новый день приносит ощущение тепла: оледеневшее тело оттаивает. Не держит в себе мороз или понятие, близкое к нему. Жизнь обретается в радости, что душа заходит в оледенелые тела, пробуждая их. Освобождает от анабиоза. Он не несет смысл и роль понятия замерзания. Не определяется в осязании разума, а радует, что решилась ситуация. В венах зажурчал огонь, пробуждая от сковывающего сна, не имеющего оснований для проявления. Жизнь преобладает в ощущения полноты эмоций и отказа от холода, не несущего отторжение от теплоты тел…

Дыхание не спирается от льдистых объятий мороза, который уничтожал проявление деятельности или понимания, как дальше быть или жить. В легкие свежий воздух заходит, как продолжение приятного понятия радости. Не отторжения тепла жизни. Её принятие как выбор для выхода из анабиоза. Он больше не довлеет над телом, распирающим от приятности и легкости оттаивания. Тело не ломит и не кручинит, а раскрывает объятья для обретения счастья, не спящего, принимающего реальность происходящего…

Герои понимают себя, как живое существо, которое в тепле понимает отход от хлада, ранее обретающегося. Но теперь здесь не узнается, как было в скованности состояния. Стало определением, так как тепло для жизни определяет, будет ли идти по спектру реальности или остановится. Не сможет реализовать осязание действенного тепла, дарующее свободу от ледяных оков. Они не стесняют грудь. Дышится легче. Счастье окрыляет ощущением полета, как в