– Зачем… зачем… – заикалась она, зная, о чем он собирается заговорить, и именно это служило причиной ее нервозности. – Разве… не будет лучше… перевезти вещи в новую квартирку, Джордж?
Он спокойным голосом прервал ее, хотя от слов «новая квартирка» ему хотелось кричать и выбежать прочь.
– Я и намерен поговорить о новом жилье. Я все обдумал и принял решение. Я хочу, чтобы ты забрала все вещи из маминой комнаты, пользовалась ими и хранила их для меня. Уверен, эта маленькая квартира именно то, что тебе нужно, а раз уж у тебя будет свободная спальня, ты можешь найти компаньонку и поселиться с ней, деля расходы. Но для себя я все решил по-другому – я не еду с тобой. Вряд ли ты будешь сильно возражать, не вижу для этого причин, особенно теперь. Со мной сегодня не весело… Впрочем, со мной никогда не весело, не только сейчас. Даже не представляю, как ко мне можно привязаться, поэтому…
Он пораженно замолк: на кухне не осталось стульев, и Фанни, беспомощно озираясь, искала, куда бы присесть; в конце концов резко обмякла и опустилась на пол.
– Ты хочешь бросить меня в беде, – выдохнула она.
– Вставай, тетя Фанни! – Джордж подскочил к ней.
– Не могу. Ноги не слушаются. Оставь меня, Джордж! – И когда он отпустил ее запястье, которое схватил в попытке помочь, она повторила печальное пророчество, мучившее ее уже много дней: – Ты хочешь бросить меня в беде!
– Нет же, тетя Фанни! – возразил он. – Я же буду только обременять тебя. У меня жалованье восемь долларов в неделю, тридцать два в месяц. Квартплата тридцать шесть долларов в месяц, и больше двадцати двух долларов за комплексные ужины на каждого, поэтому после оплаты моей половины в восемнадцать долларов за жилье, у меня почти ничего не остается даже на покупку продуктов для завтраков и обедов. Понимаешь, тебе не только придется готовить и следить за домом, ты и платить станешь больше, чем смогу я.
Она уставила на него такой пустой и отрешенный взгляд, какого он не видел никогда прежде.
– Я буду платить… – залепетала она.
– Конечно будешь. Станешь тратить из своих денег больше, чем я…
– Из моих денег! – Подбородок Фанни опустился на худую грудь, и женщина грустно засмеялась. – У меня осталось двадцать восемь долларов. И все.
– Это пока ты не получила проценты с вклада?
– Нет, – сказала Фанни. – Все – значит все. Никаких процентов не будет, потому что вклада нет.
– Но ты же говорила…
Она покачала головой:
– Ничего я тебе не говорила.
– Значит, дядя Джордж говорил. Сказал, что у тебя есть запас. Так и сказал – «сможешь одолжить у нее». Сказал, ты потеряла больше, чем нужно, в том деле с фарами, но он тебя вовремя предостерег, ты мудро воспользовалась его советом и оставила достаточно на жизнь.
– Верно, – чуть слышно согласилась она. – Я ему так и сказала. Он не знал или забыл, сколько я получила после смерти Уилбура, и я… Мне показалось, я смогу сколотить состояние, вложив такую малость… Подумала, что и тебе смогу помочь, Джордж, если вдруг понадобится… Перспективы были такие чудесные… Я просто решила, что лучше вложить все. Каждый цент, кроме последней выплаты… И все пропало.
– Господи! – Джордж начал расхаживать по скрипучим доскам голого пола. – Какого черта ты тянула до последнего и не признавалась?
– Я не могла себя заставить, – жалобно ответила она. – Не могла открыться, пока Джордж Эмберсон был здесь. Он все равно ничем бы не помог, а говорить с ним об этом мне не хотелось: он настаивал, чтобы я не вкладывала больше, чем могу себе позволить потерять… Поверил в мое… обещание. Вот я и подумала: что проку? Зачем опять возвращаться к этому и выслушивать его упреки, ведь он будет ругать не только меня, но и себя тоже. Ничего в этом хорошего нет, совсем ничего. – Она вынула кружевной платочек и расплакалась. – Ничего в этой жизни хорошего нет. Как же я от нее устала! Я не знала, что мне делать. Просто попыталась не сидеть сиднем, стать попрактичнее, хоть как-то обустроить наше будущее. Да, я знаю, что не нужна тебе, Джордж! Ты всегда дразнил и унижал меня при малейшей возможности, с самого детства – так и норовил ударить! Потом чуточку подобрел, но все равно я тебе не нужна, я вижу! Ты же не думаешь, что мне хочется на тебя вешаться, не думаешь? Не очень-то и приятно жить с человеком, которому ты не нужен, но я знаю, что тебя одного на этом свете бросать нельзя, ничего хорошего из этого не получится. Твоя мама хотела, чтобы я за тобой присмотрела, создала хоть какое-то подобие дома… Она одобрила бы то, что я пыталась сделать! – Фанни горько рыдала, а в охрипшем от слез голосе слышалась трагическая искренность. – Я пыталась… пыталась быть практичной… Делать все в твоих интересах… Как можно лучше обустроить твою жизнь… Все ноги стерла в поисках квартиры… Все ходила и ходила по городу… Ни квартала на трамвае не проехала… Пяти центов не потратила, несмотря на усталость… И вот! – Она задыхалась от плача. – А ты… Я тебе не нужна… Ты хочешь… хочешь бросить меня в беде!
Джордж прервал свое хождение и сказал:
– Бога ради, тетя Фанни, перестань ты платком размахивать! То есть плакать перестань! Давай! И поднимись наконец. Хватит к бойлеру прислоняться…
– Он не горячий, – всхлипнула Фанни. – Холодный, водопроводчик уже отсоединил его. Хотя жаль. Пусть бы я обожглась, Джордж.
– О господи! – Он подошел и поднял ее. – Ради бога, вставай! Пойдем попьем кофе в другой комнате и подумаем, как нам быть.
Он поставил Фанни на ноги, а она, немного успокоившись, оперлась на него. Затем, обнявшись, они прошли в столовую, где Джордж усадил тетю на один из кухонных стульев, стоявших возле грубого стола.
– Хватит, возьми себя в руки! – сказал он и принес турку и кусочки сахара в жестянке. Обнаружив, что все кофейные чашки разбиты, Джордж сходил за стаканами и налил в них слабый кофе. К этому времени Фанни успела прийти в себя: она глядела на племянника с жалким ожиданием.
– Я уже выкупила всю свою осеннюю одежду, Джордж, – сказала она, – оплатила все-все счета. Я никому не должна ни цента, Джордж.
– Хорошо, – выдавил он и, почувствовав головокружение, решил присесть. На какое-то мгновение ему показалось, что он не племянник Фанни, а ее супруг. Джордж провел бледной рукой по еще более бледному лбу. – Давай оценим наше положение, – слабым голосом предложил он. – Прикинем, сможем ли мы позволить себе выбранную тобой квартиру.
Лицо Фанни продолжило светлеть.
– Уверена, это самый практичный план, который только можно выработать, Джордж, а жить среди милых людей так приятно. Думаю, нам обоим понравится там, потому что, честно говоря, мы слишком долго скрывались от мира. Это ни к чему хорошему не приводит.
– Вообще-то, я про деньги, тетя Фанни. Видишь ли…
– Уверена, мы справимся, – быстро прервала она. – Ведь это самое дешевое место в городе, где мы сможем жить и не чувствовать себя… – Она не стала заканчивать мысль. – О! Там есть еще одна огромная возможность сэкономить, особенно важная именно для тебя, ведь ты всегда так щедр: там строго-настрого запрещены чаевые. Там даже знаки такие висят.
– Это хорошо, – мрачно сказал он. – Арендная плата составляет тридцать шесть долларов в месяц, ужины по двадцать два с половиной с каждого, к тому же нам надо будет покупать что-то на завтраки и обеды. Одежды нам хватит еще примерно на год…
– О, даже больше чем на год! – уверила она. – Вот видишь…
– Я вижу, что сорок пять плюс тридцать шесть – это восемьдесят один, – продолжил он. – Таким образом, наш доход должен быть по меньшей мере сто долларов в месяц, а зарабатывать я буду тридцать два.
– Я уже думала об этом, Джордж, – уверенно сказала Фанни, – все будет в порядке. Скоро ты начнешь зарабатывать гораздо больше.
– А вот я таких перспектив не вижу, пока не стану настоящим юристом, а это случится не раньше чем через два года.
Но Фанни упорствовала:
– Ты сможешь продвинуться быстрее.
– Быстрее? – угрюмо откликнулся Джордж. – Для этого нужно гораздо больше средств, чем у нас есть.
– Ну, остались же у тебя шестьсот долларов после аукциона. Выручка составила шестьсот двенадцать долларов.
– Сейчас это не шестьсот двенадцать, а сто шестьдесят.
Фанни мгновенно помрачнела:
– Почему, как?..
– Двести долларов я одолжил дяде Джорджу, по пятьдесят раздал старому Сэму и двум другим черным слугам, всю жизнь проработавшим на дедушку, по десятке – всем остальным…
– И тридцать шесть мне для первой выплаты за квартиру, – задумчиво произнесла она.
– Даже так? Не помню. Ну, со ста шестьюдесятью долларами на счету и сотней ежемесячных расходов мы вряд ли сможем позволить себе то место…
– Но мы уже оплатили месяц проживания там, – перебила она. – Разве не будет наиболее практично…
Джордж встал.
– Слушай меня, тетя Фанни, – решительно начал он. – Ты остаешься здесь и присмотришь за перевозкой вещей. Старый Фрэнк не ждет моего первого выхода на работу раньше полудня, но я пойду к нему прямо сейчас.
Было рано, и старый Фрэнк, только что расположившийся за большим письменным столом, удивился, когда к нему в кабинет вошел его будущий помощник и ученик. Ему это понравилось, хотя он такого не ожидал, и Бронсон поднялся навстречу, по-дружески протягивая руку.
– Какой пыл! – сказал он. – Вижу истинное желание изучать юриспруденцию. Все правильно! Даже полудня не дождался, так не терпелось! Я счастлив, что…
– Я пришел сказать… – начал Джордж, но патрон перебил его:
– Минуточку, мальчик мой. Я приготовил небольшую приветственную речь, и, хотя ты пришел на пять часов раньше, я все же произнесу ее. Во-первых, твой дед был моим однополчанином и лучшим клиентом. Долгие годы я процветал именно потому, что вел его дела, и я счастлив видеть в конторе его внука и сделаю для него все, что будет в моих силах. Признаюсь, Джорджи, пока ты был мальчиком, у меня имелось некоторое… предубеждение, мое мнение складывалось не в твою пользу, но оно изменилось уже давно, в тот самый день, когда ты стоял перед Амелией Эмберсон и говорил с ней как настоящий мужчина и джентльмен. Я увидел, как чиста твоя душа… Я давно хотел сказать тебе об этом. Но даже если тогда у меня и оставались кое-какие сомнения, все они исчезли в прошедшем году, обрушившем на нас столько тягот. Я собственными глазами увидел, как ты любишь дедушку и всех своих ближних и как заботишься о них. Хочу лишь добавить, что, по-моему, ты сможешь найти честное удовольствие в труде и скромной жизни, какого ты никогда бы не получил, порхая бабочкой. Закон – ревнивый и строгий господин, но…