Практичная наглость городских властей заронила в его сердце зерно сомнения. Неделю назад, проходя по просторному вестибюлю своего многоквартирного дома, он случайно заметил, что на журнальном столике в общей гостиной лежит большая новая книга в красном с золотом переплете, на обложке которой было написано: «История города», а под заглавием буквами помельче выведено: «Биографии 500 наиболее выдающихся горожан и семейств». Тогда Джордж просто скользнул по ней взглядом и продолжил свой путь, думая о чем-то другом, и ни капли ею не заинтересовался. Но сейчас эта книга упорно не выходила из головы, и, оказавшись в вестибюле, он сразу пошагал к столу, на котором ее видел. В вестибюле никого не оказалось, впрочем, как обычно воскресным утром, и яркий том лежал на своем месте, исполняя роль «Готского альманаха»[28] или генеалогического справочника Джона Берка[29] в целях просвещения проживающих.
Джордж пролистал его, обнаружив несколько до боли неприятных портретов невозмутимых бородачей, чьи лица он смутно помнил, а также многочисленные и совершенно незнакомые изображения опрятно-агрессивных людей с коротко стриженными волосами и коротко подстриженными усами: тут он почти никого не узнавал. Он не стал тратить на них время и, открыв алфавитно-именной указатель пяти сотен наиболее выдающихся горожан и семейств в истории города, провел пальцем по колонке на букву Э.
Эббет
Эббот
Эбрамс
Эдам
Эдлер
Экерс
Элбертсмейер
Элекзандер
Эллен
Эмброз
Эмбуль
Эндерсон
Эппенбах
Эшкрафт
Глаза Джорджа некоторое время вглядывались в пробел между фамилиями «Эллен» и «Эмброз». Он тихо закрыл книгу и направился в свою комнату, по пути согласившись с лифтером, что за окном льет как из ведра, а ветер ужасный.
Лифтер не заметил в нем ничего необычного, как и Фанни, час спустя вернувшаяся из церкви в совершенно промокшей шляпке. Но что-то все же случилось, точнее, произошло то, о чем много лет назад мечтали многие, очень многие добропорядочные горожане. Они мечтали об этом, жаждали этого, спали и видели день, который наконец настал. Да, свершилось: Джорджа Минафера настигло воздаяние!
Настигло трижды и трижды по нему прокатилось. Город проехался по его сердцу, как когда-то по сердцу Майора, и раздавил его, похоронив под собой. Город прокатился по всем Эмберсонам и погреб под собой последние их останки, и уже не важно, что большинство из тех пяти сотен наиболее выдающихся горожан, как Джордж легко догадался, внесли в это свой существенный вклад. Эти пять сотен бросили последнюю пригоршню сажи на груду забвения, навеки скрывшую род Эмберсонов от глаз человека и истории. «Как ртуть по полу в трещинах!»
Джорджи Минафер получил по заслугам, но людям, жаждавшим узреть этот день, было не суждено ни увидеть его, ни узнать о нем. Те, кто еще был жив, успели позабыть как о воздаянии, так и о самом Джордже Минафере.
Глава 34
Только в одну часть города Джордж никогда не заходил во время своих воскресных экскурсий. Этот район лежал далеко на севере и считался новыми Елисейскими Полями для миллионеров, хотя однажды Джордж все-таки дошел в этом направлении до белого особняка, когда-то полюбившегося Люси, до ее Прекрасного Дома. Джордж бросил на него короткий взгляд и повернул назад, не сдержав горькой усмешки. Дом уже не был белым, поскольку там, куда добирался город, ничего белого не оставалось, а город успел перебраться далеко за местность, где стоял прекрасный особняк. Владельцы сдались и покрасили его в безысходный шоколадно-коричневый – самый подходящий цвет для разместившейся в нем товарной конторы.
Джордж не рискнул идти дальше, к поселку миллионеров, до которого было еще целых две мили. Его мысли о Люси и ее отце и мыслями-то не были – так, смутные ощущения, возможно похожие на те, что посещают осужденного кассира при упоминании об обворованном им банке: есть вещи, о которых люди предпочитают не думать. После того судьбоносного происшествия Джордж лишь однажды столкнулся с Юджином. Они шли по центру города по противоположным сторонам улицы. Оба знали, кто идет навстречу, и понимали, что тот тоже знает, но смотрели исключительно вперед, и на лице у них не дрогнул ни один мускул. Но Джорджу показалось, что от внешне непроницаемого лица старинного маминого друга так и веет горячим дыханием урагана – урагана ненависти, бушующего в его душе.
Юджин присутствовал на похоронах Изабель и на похоронах Майора – Джордж был уверен в этом, хотя его не видел и не мог сказать, откуда это знает. Фанни ничего не говорила, прекрасно понимая, что в присутствии Джорджа лучше не заикаться о Люси и Юджине. Сейчас Фанни почти не виделась с Морганами и редко вспоминала о них: время коварно обходится с жизнью. Средний возраст остался позади, и старые привычки и желания потускнели и исхудали, как потускнела и исхудала сама Фанни, полностью растворившаяся в делах своего многоквартирного убежища. Ей пришлась по душе ее новая «комплексная» жизнь: с бриджем, интригами и переменчивыми союзами, с перешептыванием пожилых дам в уголках коридоров, с любопытными секретами… Лифтер в том доме мог бы поклясться, что слышал слова «он сказал» не менее миллиона раз, а «она сказала» – не менее пяти. Многоквартирная жизнь покорила Фанни и поглотила ее.
Город сделался настолько большим, что люди исчезали в нем и никто не замечал их отсутствия. Исчезновение Фанни с племянником не стало исключением. Если раньше все всё знали о своих соседях, то теперь можно было годами жить бок о бок с совершенно незнакомыми людьми; более того, приятели могли потерять друг друга из вида на год и даже не заметить этого.
Однажды в мае Джорджу показалось, что он увидел Люси. Он не был уверен, она ли это, тем не менее встреча вселила в него беспокойство. Он как раз получил новую должность и теперь подолгу отсутствовал в городе, и это странное происшествие имело место как раз во время возвращения с одного из таких дежурств. Джордж шел со станции и, повернув за угол, увидел, как из парадного его дома выходит очаровательная девушка, садится в блестящее ландо и уезжает прочь. Даже с довольно большого расстояния было видно, что девушка красива, а ростом, быстротой движений и решительностью, с какой рука в белой перчатке отдала команду шоферу, она походила на Люси. Джордж по непонятной причине застыл на месте, и это было самое настоящее оцепенение: он сам не знал, что чувствует. Горячая волна накрыла его… Ни за что на свете он не хотел бы встретиться с Люси лицом к лицу, даже если бы это сулило возрождение рода Эмберсонов во всем их былом великолепии. На дрожащих ногах он побрел дальше.
Фанни не оказалось дома, она с утра была в отлучке, а в записях о посетителях ничего не стояло, поэтому Джордж сначала удивился, а потом засомневался, была ли это на самом деле Люси. Может, и она, сказал он себе, хотя понимал, что любая похожая на нее девушка могла ввергнуть его в такой ступор.
Люси не оставила визитки. Она не делала этого, когда навещала Фанни, и вряд ли могла бы объяснить почему. Она приходила редко – это был третий раз за тот год, – и, когда была в гостях, никто не заговаривал о Джордже. Таков был молчаливый уговор обеих дам, хотя они не понимали, насколько это странно. Конечно, пока Фанни была с Люси, у нее из головы не выходил племянник, а когда Люси видела Фанни, она не могла не думать о Джордже. Вследствие чего за разговорами обе выглядели рассеянными, частенько отвечали невпопад и сами этого не замечали.
Иногда Люси не могла отделаться от мыслей о Джордже, а иногда не вспоминала о нем неделями. Ее жизнь проходила в хлопотах: надо было заботиться о большом доме. Еще у нее был сад, тоже большой и красивый. Как представительница отца она заседала в различных благотворительных комитетах, руководила собственным благотворительным фондом и поддерживала несколько многодетных семей. А еще, по ее собственному выражению, «вытанцовывала» кавалеров, вернувшихся из университетов. Замуж за них не выходила, но продолжала танцевать – и отказывать.
Отец, втайне радуясь такому положению вещей, все-таки завел об этом речь во время прогулки по саду.
– Твоего жениха я бы тут же пристрелил, – сказал он с натужной шутливостью. – Но мне следует забыть про эгоизм. Я бы выстроил вам чудесный дом поблизости, например вон там.
– Ну уж нет! Это было бы совсем как… – вырвалось у Люси, но она сразу одумалась. Она помнила, как Джордж Эмберсон сравнивал их георгианский особняк с Эмберсон-Хаус, и новый дом, построенный рядом с домом отца, будет отражением того, что сделал Майор для Изабель.
– Как что?
– Ничего. – Она была очень серьезна, и, когда Юджин проворчал, что однажды все-таки придется отдать ее жениху, Люси тут же выдумала легенду. – Знаешь, как индейцы называли буковую рощу за нашим домом? – спросила она.
– Нет… И ты сама не знаешь! – Он засмеялся.
– Не угадал! Я сейчас читаю гораздо больше, чем раньше, – готовлюсь к вечерам, когда меня перестанут приглашать на танцы даже самые зеленые юнцы, которые считают особым шиком потанцевать с самой старой из «девушек постарше». Роща называлась Лома-Нашах, что значит «ничего не поделаешь».
– Звучит как-то непохоже.
– С индейскими названиями всегда так. Еще до прихода белых поселенцев там жил злой вождь. Это был самый плохой индеец на свете, и звали его… Вендонах! Что означало «всех повергающий».
– Как ты сказала?
– Вендонах – Всех Повергающий.
– Понятно, – глубокомысленно произнес Юджин. Он украдкой глянул на дочь и тут же вперил взгляд туда, где кончалась тропка. – Продолжай.
– Вендонах был настоящим чудовищем. Такой гордый, что носил железные башмаки и ходил в них по головам. Он всегда убивал людей таким способом, и наконец племя решило: хватит прощать его, потому что он юн и неопытен, надо его прогнать. Они схватили его, поволокли к реке, усадили в каноэ и пустили по течению, а потом бежали по берегу, не давая причалить, пока течение не вынесло лодку на середину потока, а затем в океан, откуда он так и не вернулся. Естественно, племя не желало возвращения Вендонаха, и если бы он ухитрился вернуться, они бы взяли другое каноэ и опять пустили бы его по реке. Так племя осталось без вождя. Это очень удивляло соседние племена, и тогда все решили, что буковая роща заколдована, а тамошний народ боится, что новый вождь тоже окажется чудовищем и наденет железные башмаки совсем как Вендонах. Но они ошибались. На самом деле племя так интересно и полнокровно жило при Вендонахе, что более спокойный вождь оказался бы им не по нраву. Вендонах был ужасен, но жизнь, пусть и ужасная, с ним кипела и бурлила. Они ненавидели его, но так и не нашли воина, способного его заменить. Вероятно, это как выпить стакан крепчайшего вина, а потом пытаться избавиться от его вкуса с помощью ячменного отвара. Они просто не могли ничего с этим поделать.