Мне стоило усилий взять себя в руки и сосредоточиться не на воспоминаниях о том, что кануло в небытие, а на земном, материальном. На мягком свечении светильника, на книге сонетов Элизабет Браунинг, лежавшей с ним рядом, и… номере «Вестника», раскрытом на странице с моим унизительным падением в воду.
Я присела на краешек кушетки:
– Здравствуйте, тетя Флоренс.
Тетя медленно перевела на меня взгляд своих голубых глаз – потухших, не таких живых, как были у моей матушки. Не таких красивых.
– Мэй, где ты была?
– В городе.
– Нет, – пробормотала Флоренс. – Нет, ты была где-то еще. Где-то… – Тетя покосилась на газету: – Она сводила тебя туда.
– Вы имеете в виду Голди? Да, мы были там вчера. – Я хотела закрыть газету, но тетя остановила меня:
– Как неприлично! Ведь это она тебе сказала его надеть, так?
– Тетя, это сейчас самый модный фасон. – Смысла подтверждать ее догадку не было; я не собиралась сваливать всю вину на кузину.
– Не пристало порядочной девушке допускать, чтобы в газетах мелькали ее фотографии.
Тетин тон был настолько похож на матушкин, что я растерялась:
– Я не знала, что там находился фотограф.
Тетя Флоренс прикрыла глаза:
– Всегда хоть один, но найдется поблизости. Помни, кто ты, Мэй. Никогда не забывай этого.
Еще одно смущающее эхо из прошлого…
– Ты не должна всегда поступать так, как говорит Голди, – продолжила Флоренс.
– Это было мое личное решение, тетя. Я – современная женщина.
– Это не твои слова, Мэй. Это ее слова. Ты такая, какой она тебя делает.
Я не поняла критический настрой тети в отношении собственной дочери, а Голди была так добра ко мне, что я открыла рот, чтобы ее защитить. Но тут Шин, стоявшая у туалетного столика, замотала мне головой. И хотя это привело меня в еще большее замешательство, я проглотила все свои возражения.
– Шарлотта так и не простила мне того, что случилось. Она ненавидела меня все эти годы.
Скачок в тетиных мыслях меня обескуражил. Связи я не уловила, но задавать вопросов не собиралась. Не хотела снова расстроить тетю. Однако Шин на этот раз не стала меня останавливать, и я попыталась:
– А что случилось, тетя Флоренс? Почему мама вас ненавидела?
– Я была не права. Ты передашь это ей? Я не раз порывалась написать Шарлотте, но так и не смогла. Гордыня не позволила. Как в старой пословице… мы избегаем тех, кто знает нас с худшей стороны. Это так. Это действительно так.
В еще большем замешательстве я нахмурилась.
– Но она же вам написала, разве нет? Матушка послала вам письмо…
– Я была не права. – Тетя Флоренс схватила мою руку костлявыми пальцами. – Ты должна ей это передать. Я бы помирилась с ней сейчас. Я бы тебя защитила. Понимаешь?
Тетя на глазах утрачивала ясность разума. В отчаянии я попыталась ухватиться за что могла:
– Защитить меня от чего? Что случилось? Тетя! Вы знали моего отца? Вы знаете, кто он?
Флоренс наклонилась так близко, что я уловила запах ее отравленного опиумом дыхания – стальной и неприятный. Ее волосы задели мою щеку.
– Тс-с-с. Они смотрят. Они всегда смотрят. Следят. Они подслушивают…
Я не смогла сдержать разочарования:
– При чем тут моя мама?
– Я хочу… ох, я не могу… собраться с мыслями. Я не могу думать. – Тетя ударила себя по лбу ладонью: – Думай!
Отняв ото лба ее руку, я проговорила успокаивающе:
– Может, вам следует отдохнуть…
– Нет!
Треск за туалетным столиком заставил нас обеих вздрогнуть. От резкого вскрика тети Шин что-то уронила.
– Ты должна меня послушать. Это произойдет уже скоро. Скоро… бумаги… ты должна поторопиться. – На этот раз тетя прижала кулак к виску; ее кожа туго натянулась то ли от напряжения, то ли от боли, то ли от того и другого. – Шин!
Служанка подскочила к тете с пузырьком настойки, но не стала давать ей лекарство, а напомнила:
– Миссис Салливан, вы велели мне говорить «Нет».
– Я передумала, – сказала тетя Флоренс.
О чем она говорила? О настойке опия или о чем-то другом?
Тетя снова откинулась на спинку кушетки и устремила взгляд на зашторенное окно. Словно зачарованная.
– Ты должна уехать, Мэй, – донесся до меня ее шепот, едва различимый. – Возьми все что хочешь. Возвращайся в Нью-Йорк.
– Я не могу. Мой дом теперь здесь. Я не хочу отсюда уезжа…
Выражение на лице тети лишило меня слов. Я никогда не видела такого твердого, такого онемевшего лица и таких холодных, пустых глаз. А потом она протянула к Шин руку с растопыренными пальцами – в требовании, не выполнить которое было невозможно.
Шин дала ей настойку, тетя ее выпила и отвернулась от меня, как будто я перестала существовать. Меня прогоняли.
Я медленно побрела к двери – смущенная, растерянная и растревоженная тем, что ничего не поняла. Воспоминания о моей матушке были погребены в памяти тети так глубоко, что я испугалась, что никогда не смогу их узнать. И разве я могла быть настолько эгоистичной, чтобы продолжать свои расспросы дальше? Видеть тетю в таком состоянии – так похожую на маму и в то же время совершенно другую – было невыносимо. И все-таки Шин не помешала мне спросить, что случилось между матушкой и тетей. Даже помогла мне. Именно тогда я осознала, что она намеренно не рассказала о моей попытке обыскать тетино бюро. Шин была моей союзницей. Но по какой причине – я понятия не имела.
На следующее утро за завтраком дядя Джонни не смог себя сдержать:
– Шампанского, пожалуйста, Артур.
Лакей даже глазом не повел, услышав столь странное для раннего утра пожелание.
– Мы празднуем? – спросила Голди.
– Да! – с воодушевлением подтвердил дядя.
Я подняла глаза от своей яичницы с ветчиной:
– А что мы празднуем?
– День, в который ты приехала к нам, – сказал дядя, улыбаясь так широко, что я не смогла не улыбнуться в ответ. – Спасибо тебе, моя дорогая Мэй. Мистер Фарж уже работает над проектом здания Нанса.
– Это замечательно, – произнесла Голди без своего обычного энтузиазма.
Кузина проснулась раздраженной. И я решила не спрашивать, почему она не сообщила мне о снимках в «Вестнике». Голди явно пребывала не в духе, а я не желала быть похожей на Мэйбл. К тому же я уже убедилась, что кузина любое упоминание на страницах светской хроники считала удачей.
Похоже, дядя Джонни не заметил недовольства дочери. Когда лакей разлил шампанское, дядя немедля произнес тост:
– За тебя, Мэй! И за прекрасное будущее «Салливан Билдинг»!
И залпом осушил бокал еще до того, как я успела отпить хоть глоток из своего. А затем дядя встал:
– Ладно, мои дорогие, хорошего вам дня и развлечений. А я вынужден вас покинуть… Ах да, Мэй, – Фарж просил тебя позвонить ему нынешним утром.
– Позвонить ему? Зачем?
– Полагаю, ему нужно обсудить с тобой важный вопрос, – пробубнил на пороге столовой дядя.
– Что бы это могло быть? – нахмурилась я.
– Откуда мне знать? – попробовала отвязаться от моих вопросов Голди.
– Ты чем-то расстроена?
– Ой, не будь смешной. Я вовсе не расстроена, – отрезала кузина. – Почему бы тебе не позвонить мистеру Фаржу и не узнать, что ему нужно?
Я так и сделала. Набирая номер и ожидая соединения, я от волнения вся изъерзалась. И чтобы хоть как-то отвлечься, пересчитала серебряные, золотые и стеклянные подносы – семнадцать! Что за надобность в семнадцати подносах? Мужчина на другом конце провода сказал «Алло», и я узнала его голос – надтреснутый и дребезжащий из-за плохой связи, с небольшой дрожью.
– Это Мэй Кимбл. Дядя сказал, что вы просили позвонить?
– Да, просил. Вы могли бы со мной встретиться после обеда? Заедете в «Коппас»? Скажем, в пять?
Я имела смутное представление об этом популярном ресторане на нижнем этаже «Монтгомери-Блок».
– В «Коппас»?
– Не беспокойтесь. Заверяю вас, все будет чинно и благопристойно.
Мне и в голову не пришло, что могло быть иначе.
– Да, хорошо.
– И захватите с собой остальные эскизы. У меня есть для вас новости, которые, как мне кажется, вам будет приятно услышать.
– Дядя уже сказал мне, что вы согласились с ним работать, – сразу вставила я и тут, вскинув глаза, заметила Голди, слонявшуюся по холлу и откровенно подслушивавшую.
– Это не все, что я собираюсь вам сказать, – произнес мистер Фарж. – В пять часов. «Коппас».
Мы попрощались, и я, уставившись на трубку в руке, застыла на месте.
– Все в порядке? – спросила Голди. – Что он хотел?
– Он попросил меня приехать в «Коппас». В пять вечера, – ответила я и медленно повесила трубку.
– В самом деле? – выгнула бровь в идеальную дугу кузина. – Начало времени коктейлей. Уверена, ты задержишься там до ужина. Ну вот, у тебя и обожатель появился!
– Я так не думаю. Мистер Фарж собирается мне что-то сообщить.
– Наверное, что он от тебя без ума, – поддразнила меня Голди, но в ее голосе снова послышалось раздражение.
– Не говори ерунды.
– Как бы там ни было, ты должна делать вид, будто очень довольна. Даже если будет иначе. Я слышала, что мистер Фарж отличается непостоянством, так что постарайся сохранить его благосклонность. Особенно сейчас. – Голди направилась к лестнице. – Благосостояние нашего семейства в твоих руках.
Это не было преувеличением. Только мне это было тогда невдомек.
– Я вас не разочарую! – выкрикнула я вдогонку кузине, уже поднимавшейся по ступенькам наверх.
Как мне следовало одеться, отправляясь в «Коппас» на встречу с известным архитектором? Мистер Фарж попросил меня принести и другие эскизы. Возможно, надумал дать мне совет. Он сам сказал, что разглядел во мне талант, и мне очень хотелось ему верить. У него не было особых причин мне льстить. Я попросила его об одолжении. И он запросто мог отвергнуть мои рисунки.
Так чего же мог желать Эллис Фарж? Впрочем, это было совершенно неважно, потому что я не могла подавить свое возбуждение – и да! надежду! – при мысли о новой встрече с этим человеком и о появившемся ощущении, что мир опять протянул мне свою руку, чтобы предложить то, что я желала обрести, сама того не сознавая.