– Эллис? – выдохнула я.
– Мэй! Я привел сюда этих людей, чтобы они позаботились о тебе, – заботливым, утешающим тоном проговорил дядя.
Доктор Броуни шагнул вперед:
– Эти добрые люди увезут вас с собою, мисс Кимбл. На отдых.
– Отдых?
Броуни улыбнулся:
– Полагаю, вам там все понравится. В Блессингтоне вам гарантирован уход, который окажет на вас самое благоприятное воздействие.
Я взглянула на дядю:
– О каком уходе идет речь?
– Я согласен с доктором Броуни. Ты сделаешь, как мы скажем, Мэй.
– Я не понимаю.
– Видите? – сказала Голди незнакомому мужчине. – Она не понимает, что сделала. А вы ведь говорили нам, доктор, – обратилась она к мистеру Броуни, – о симптоме, при котором человек не отдает отчета в своем поведении.
– Говорил, – многозначительно кивнул тот.
– Она убила мою маму. – В глазах Голди заблестели слезы.
Прежде я не видела, чтобы она проливала их из-за матери. Прежде она выказывала по отношению к ней лишь нетерпение. Голди оказалась насквозь двуличной и фальшивой. И все это время она играла! Я бы рассмеялась и поаплодировала ей, не будь все так страшно.
– Неправда, – сказала я. – И ты это знаешь. Тетя уже лежала у подножия лестницы, когда я вернулась домой. Я не причастна к ее падению. Спроси лучше у своего отца, что там произошло. Почему в руке у тети Флоренс была пуговица от вашего жилета, дядя Джонни? И где Шин? Она…
– Шин? Тебе не потребуется служанка в Блессингтоне, – печально покачал головой дядя Джонни.
– Видите? Она сумасшедшая! Ее разум помутился настолько, что она думает о том, кто будет делать ей прически. – Голди схватила руку Эллиса и крепко сжала. Его руку. Такой жест близости сбил меня с толку. Насколько я знала, они даже не были знакомы!
– Еще в самый первый день она выставила меня посмешищем; она настояла на прогулке за Рогом и вела себя там как… блудница! Из-за нее обо мне поползли всякие слухи, даже в газете написали, – признала Голди и замялась, словно ей было слишком неприятно говорить дальше, однако продолжила: – И она чуть не свела с ума мистера Фаржа! Она повсюду его преследовала. И даже домогалась. Правда, Эллис?
Эллис…
Эллис кивнул:
– Я пытался ее образумить. Но не смог.
– Она знала о нашей связи и все-таки попыталась встать между нами, – изящно приложила к глазам носовой платок Голди.
– О какой связи? Я ничего такого не делала…
И в этот миг я осознала истинный масштаб нависшей надо мной опасности.
Я снова увидела тетю: «Ты должна уехать, Мэй!» Бедная тетя! Со слов Голди, ее головные боли начались за несколько месяцев до моего приезда. «После того, как пришло письмо матушки, – сообразила я. – Они специально одурманивали ее опиумом. Они сделали из нее сумасшедшую!» И вообще… Может, и не тетя вовсе написала мне письмо с приглашением в Сан-Франциско? Может, его написала Голди. Или дядя. Я никогда не видела тетин почерк. Я все равно бы не увидела подвоха. А теперь тети не было живых. И о Шин мне не стоило заикаться. Не сейчас. Не здесь. Иначе и она окажется в опасности. Мне нужен был адвокат.
– Мне бы хотелось переговорить со Стивеном Олриксом, – заявила я.
Как будто Салливаны вели честную игру! Как будто у меня был хоть какой-нибудь шанс против них!
– Со Стивеном? – моргнула кузина. – Для чего?
– Довольно этого спектакля, – вздохнул дядя Джонни. – Все сказано в постановлении за подписью судьи Джерарда. Все бумаги исправны.
– В постановлении? – спросила я. – В каком постановлении? – Мой вопрос остался без ответа. – Нет, – произнесла я и добавила уже громче: – Нет! Я никуда не поеду.
– Пожалуйста, Мэй! – Лицо дяди выражало искренне сопереживание.
– Я не сумасшедшая! – обратилась я к мужчине и женщине. – Они планируют меня обокрасть. Отнять мое состояние – у меня много денег. Мой отец оставил мне… Мой отец… Чарльз… Я не знаю его фамилии, но им она известна… – Я видела печальные лица этих людей, их искреннее неверие и нетерпение, видела, как расстроенно качал головой доктор Броуни. И хотя я понимала, что делала себе только хуже, остановиться я не могла: – У меня есть доказательство. Моя мама написала письмо. Оно здесь – на туалетном столике… – двинулась к нему я.
Мужчина в темном пальто протянул ко мне руку:
– Мисс, сделайте так, как говорит вам дядя. Мы не желаем вас связывать.
– Это воображаемое письмо… – вздохнула кузина. – Оно стало… как это называется?
– Идеей фикс, – подсказал доктор Броуни.
– Пожалуйста, не сопротивляйся, Мэй, – сказал дядя Джонни.
Мужчина и женщина схватили меня за руки – крепко, больно. Я попробовала бороться, но они вцепились так, словно хотели вогнать свои когти в мою кожу. И потащили из комнаты. Голди передала доктору Броуни мое пальто, и он последовал за мной. Я пыталась упираться каблуками, но они упорно тащили меня вниз по лестнице. Но когда доктор Броуни распахнул мое пальто, чтобы я его надела, они меня выпустили. Я побежала к двери. Но не успела я сделать и трех шагов, как меня догнала «опекунша». Она толкнула меня к столу в холле так, что стоявшие на нем подносы задребезжали, а телефонный аппарат соскользнул на пол. Послышался звон разбитого стекла.
– Хватит, мисс, – ударила меня по лицу опекунша.
Пока я выла от боли и шока, она напялила на меня пальто:
– Пошли!
Голди, Эллис и дядя остались стоять на верху лестницы. У всех на лицах застыло одинаковое выражение – вежливый интерес, теперь уже даже без намека на печаль или скорбь. Я стала для них посторонней, никем.
Часть втораяУроки
Блессингтонский приют для неизлечимо сумасшедших, Сан-Франциско Ноябрь 1904 года
Глава шестнадцатая
Мы не уехали далеко. Это все, что я знала. Кожаные шторки на окошках кареты были сдвинуты, и я не могла выглянуть наружу; тонкие линии дневного света, пробивавшиеся по краям шторок, придавали внутренней обшивке кареты медный блеск. Мои пленители сидели по обе стороны от меня – в полном молчании, с каменными лицами.
В какой-то момент карета остановилась, и свет, проникавший внутрь, померк. Прежде чем кучер открыл дверцу, мои опекуны-надзиратели снова схватили меня за руки. Но когда я вышла на нетвердых ногах из кареты в сырой и темный порт-кошер, бежать было некуда. Деревянные ворота на моих глазах закрылись, остальные три стороны замыкали кирпичные стены. Передо мной находились круглое крыльцо с низкими ступеньками (тоже кирпичными) и тяжелая деревянная дверь, едва освещенная газовым фонарем.
Дверь открылась; высокая и хорошо сложенная женщина с зачесанными на макушку каштановыми волосами застыла в ожидании.
– Здравствуйте, мисс, – поприветствовала она меня, одарив успокаивающей улыбкой. – Не бойтесь, заходите. Только поспешите, не выпускайте тепло. Сегодня очень холодно.
Я была слишком потрясена, чтобы бояться. Не слишком ласковый толчок в спину вознес меня на крыльцо, и мы последовали за этой женщиной в узкий вестибюль, пропитанный запахами рыбы, рагу из баранины и какого-то острого супа. Из открытой двери вырывались клубы пара – в прачечной суетились расплывчатые женские фигуры. Напротив находилась кухня с большими плитами и почерневшими чайниками. За нашими спинами с шумом захлопнулась входная дверь; ржавые петли окатили приют тягучим скрипом. Это заставило меня вообще прислушаться к обстановке вокруг.
Я услышала чей-то стон, а следом – чей-то голос, напевавший «Ракушки и мидии, свежие, о!» – только одну эту строчку, без перерыва. Потом кто-то прокричал «Ха! Ха!», а за этим возгласом последовали ритмичные удары металла о металл, дзинь-дзинь-дзинь, и тихо бормочущие голоса.
Мы миновали большую комнату, в которой на диванах и стульях сидели женщины в серы, х будто рабочих халатах, а затем вереницу закрытых дверей. Проходившие мимо сиделки бросали на меня лишь беглые взгляды. А гремучая смесь из запахов мочи, пота, немытых тел и карболового мыла воняла так неприятно, что мне захотелось заткнуть нос.
У одной из дверей женщина с каштановыми волосами остановилась. На ее стук изнутри откликнулся ворчливый голос. Переступив порог, мы оказались в кабинете перед человеком с красноватым лицом, светло-каштановыми волосами и маленькими глазками. Он был в одной рубашке, без пиджака. Когда мужчина устремил на меня свой взгляд, я подумала о его близорукости. И оказалась права – не прошло и пары секунд, как он взял очки и водрузил их на свой выпуклый, как луковица, нос.
– Мисс Кимбл? – При виде его улыбки в моем сердце затеплилась надежда: может быть, хоть этот человек меня выслушает! – Добро пожаловать в Блессингтон!
Мужчина, привезший меня из дома Салливанов в приют, вытащил из кармана пиджака сложенные бумаги и передал их человеку за столом:
– Надеюсь, все в порядке, доктор Мэдисон.
– Гм-м. – Едва взглянув на бумаги, доктор отложил их в сторону и снова посмотрел на меня: – Вы знаете, кто вы?
– Мэй Кимбл, – без колебаний ответила я.
– А откуда вы?
– Родилась и выросла в Нью-Йорке. Но последние несколько месяцев провела в Сан-Франциско, проживая у своих родственников.
Это был мой шанс! Доктор должен был понять по моим ответам, что я – не сумасшедшая.
– У Салливанов?
Я кивнула:
– Увы, меня предали самым гнусным образом!
– Мне сказали, что вы страдаете деменцией, мисс Кимбл, и столкнули с лестницы тетю.
– Я не знаю, кто вам такое сказал…
– Ваша мать тоже страдала деменцией, так? Как и ваша тетя?
Подавив желание вспылить, я постаралась ответить как можно спокойнее:
– Моя тетя страдала от настойки опиума, а моя…
– Вы приехали в Сан-Франциско, чтобы служить компаньонкой при вашей кузине?
– Компаньонкой?
– Вы думали иначе?
– Я даже не слышала об этом. Я думала, что стала полноправным членом этой семьи, после кончины матушки. Я не знала, что унаследовала от отца состояние. Салливаны скрывали это от меня. Намеренно. Это все их жестокий план с целью завладеть моим наследством.