– В России это называется «южная бархатная ночь», ― таинственным голосом прошептала Юлёна в ухо меронийки. ― О-о-о, полнолуние в южной нощи полно скрытых опасностей. Влюблённым девушкам нельзя долго смотреть на лунную дорожку: она манит к себе, и раба любви идёт по ней к милому, пока ни утонет. Видишь, как лунная дорожка играет? Это она нами играет!
– Держите меня, принцесса Юлёна, ― прошептала охваченная страхом Нибара. Её глаза расширились от ужаса. ― Да, играет, глазам даже больно. На Мероне мало воды: океанов нет вовсе, морей ― раз два и обчёлся, так, водоёмы.
– Ну понятно! ― съехидничала Юлёна, с трудом удержавшись от смешка. ― В лужах не бывает лунной дорожки.
– Почему?
– Я не в духе тебе отвечать! ― вспылила вдруг Юлёна. ― Спроси у всезнайки Церолы. Нет, вон твой герой возвращается…
Мужчины вернулись на платформу и, обсуждая на ходу технические вопросы, шли к девушкам.
– Готовность десять минут! ― громко объявил Сергей Сергеевич и посмотрел в сторону неподвижной Тимберлитты.
– Не зря Колумб назвал океан Тихим, ― сказала Юлёна. ― Вот бы сейчас на лавочке с кем посидеть, ― ёрническим тоном добавила она для Нибары. ― На Луну в последний раз наглядеться, пообниматься, то-сё…
Нибара оставила подруг, обхватила рукой Ивана за талию, прижалась к нему бочком и, ещё не пережив недавнего ужаса, страшно волнуясь, прошептала:
– Я никогда не видела столько воды! И не видела лунной дорожки: у Мероны нет спутника. Теперь я понимаю, что значит для влюблённых землян на лавочке посидеть на берегу и смотреть на лунную дорожку. А откуда она берётся?
– Дорожка образуется в результате отражения света от мелких волн, когда они расходятся в разных направлениях, ― с готовностью ответил Иван. ― Каждая маленькая волна даёт глазу наблюдателя отражение света Луны, а все освещённые волны образуют общую фигуру.
– Когда Луна ещё не поднялась высоко, дорожка была узкой и золотистой. А теперь она широкая и… мервудного, нет, серебряного цвета. Я правильно по-русски говорю?
– Ты умничка! Но пара «серебряная лунная дорожка» и «любовь» ― это давно поэтический штамп. Полно стишков, вроде… «лунная дорожка в нарядах серебряной парчи, в мир грёз откроется окошко, любовь в сердечке зазвучит».
– Какие вы обеспеченные на Земле: и воды много, и любви… Уже и описание любви стало штампом. А у нас Кодекс запрещает любовь. Зато я знаю, Иванечка, ― ещё тише и страстнее зашептала девушка с самое ухо Ивана, ― как из воды можно легко добыть большую энергию. Не такую большую, как из тёмной материи, но сопоставимую. Это тайна инженера Дергана и моего отца. У нас просто воды для этого нет…
– Тс-с-с, потом поговорим, идёт Странник.
– Ракеты и самолёты с двух направлений идут прямо на нас, ― доложил тот Сергею Сергеевичу и показал координаты.
– С военных баз США на островах Окинава и Гуам, ― определил Сергей Сергеевич.
– Три толстяка глупее, чем я предполагал, ― продолжил Странник. ― Будь Углас таким тупицей, генералы давно бы его свергли.
– Подводные лодки подойти не успеют, а вот самолёты и крылатые ракеты достать могут, ― сказал Сергей Сергеевич. ― Предупреждали же их в ООН: все самолёты ― на аэродромы, все корабли ― на якорь в порты… Слушать приказ: ракеты сбить, самолёты не трогать, сначала попробовать их развернуть. Если, несмотря на предупреждение, самолёты приблизятся на расстояние атаки, ― сажать на воду или сбивать. Если пилоты выживут ― их счастье: будут знать, кому дальше служить. Готовность одна минута!
Все уставились на полную Луну и замерли в ожидании.
Тимберлитта по-прежнему стояла на платформе в отдалении ото всех. Прожекторы платформы освещали её. Вдруг волосы на её голове встали дыбом и обратились к светилу. Она протянула руки ладонями кверху к лунной дорожке. На ладони левой руки блеснул и зажёгся голубым светом кристалл. Она взяла кристалл другой рукой и прочертила им воображаемую линию по лунной дорожке от себя в сторону горизонта. По дорожке беззвучно пробежала молния, взлетела к Луне и исчезла. Яркий диск на ночном небе сразу задрожал, потом стал бледнеть, расплываться и бесследно пропал. Океан слегка взволновался, огни на платформе и на линкоре зортеков частью погасли, частью замигали. Но ночь не погрузилась в темноту: по всему небосводу заиграли северные сияния. Когда они погасли и на океане успокоилась водная рябь, Мезенцев сказал:
– Приливной волны нет, цунами не будет, но на работе приборов обряд укрытия Луны должен был отразиться.
– Проверить работу узлов, агрегатов, приборов! ― скомандовал Сергей Сергеевич зортекам на платформе.
– С Луной было как-то повеселей, ― прошептала Юлёна в самое ухо Маши. ― Какая сила в кристалле! Тимберлитта его вернёт?
– Да. Им я буду открывать вход в мир мавелов, как тогда, в Заветном лесу. Смотри, Тимберлитта еле шевелится. К маме земной я бы сейчас бросилась и… Никудышный я хранитель: порядков, заклинаний не знаю. Это я должна была прятать Луну. Хорошо, что мама Тимберлитта цела, я так волновалась. Попрошу её всему меня научить.
– Работа приборов вернулось в штатный режим, ― доложил Странник. ― Батискаф технически к погружению готов. Но обнаружены изменения в океане: поверхностное течение повернуло к северу на три градуса. Советую передвинуть платформу в западном направлении хотя бы на три километра.
– Исключено, ― тихо сказала подошедшая Тимберлитта. Она выглядела совсем обессиленной. Маша бросилась к матери, поднырнула ей под руку, обняла. ― Сердор указал именно эту точку начала погружения. Он может не пустить в свой мир, если мы нарушим условия спуска.
– Тогда хотя бы давайте подождём, пока мои гидрологи доложат о состоянии глубинных течений, ― настаивал Странник, едва сдерживая раздражение.
Решили не ждать. Участники экспедиции вошли в вертикальный цилиндрический батискаф, пробрались в гондолу и задраили за собой вход. Гондола крепилась к корпусу батискафа мервудными лентами. Иван был за пилота, за оператора ― его отец, остальные сидели возле иллюминатора. Иван проверил подачу кислорода, включил газоочиститель, удаляющий углекислый газ из гондолы, и сказал:
– Поехали!
На плавучей платформе заработали лебёдки, погружение началось. Батискаф вращался вокруг своей оси ― это позволяло погружаться строго вертикально.
Все, кроме Нибары и Бозо, прильнули к иллюминаторам. Толщу воды пронизывал свет нескольких прожекторов.
– Мы из космонавтов превратились в гидронавтов, ― с удовольствием сказал Сергей Сергеевич. ― Осваиваем смежные профессии.
– Тренируются и те, и другие в сходных условиях, ― отозвался Мезенцев. ― Спуск займёт часов пять.
В тесной гондоле все оказались близко друг к другу. Маша и Тимберлитта сидели рядом, тесно прижавшись. С другого бока к Маше жался Бозо. Иван работал с приборами, а умостившаяся рядом с ним Нибара больше смотрела на своего «Иванечку», чем на открывшиеся в иллюминаторе виды. Мезенцев занялся киносъёмкой и забором проб воды через каждые сто метров погружения.
Тимберлитта надела на шею Маши кулон с кристаллом и сжала ладошки дочери в своих руках. Впервые за долгие годы Тимберлитта была счастлива и спокойна. Она находилась в кругу близких друзей, чувствовала тепло своей дочери, слышала немного учащённое биение её сердца, с наслаждением вдыхала запах её волос. Её девочка, которую Тимберлитта уже не надеялась когда-либо увидеть, была рядом. Маше хотелось расспросить маму о многом: о своём раннем детстве, об отце, о будущем, но ей казалось, что любые слова сейчас были бы неуместны, и она робела.
Самыми свободными оказались Юлёна и Сергей Сергеевич. Юлёна, как всегда в разговорах с представительными мужчинами, приняла тон «взрослой девушки». Первым делом она припомнила физруку заточение проштрафившихся в запасном тубзике.
– Мы ― девушки на выданье, а вы нас, простите, стращаете унизительными наказаниями! Разве можно вытравливать хлоркой такие глаза-изумруды?!
Юлёна широко распахнула глаза и совсем приблизилась к лицу физрука.
– Виноват, исправлюсь! Я за вами следил, но глаза-изумруды как-то выпали…
– Это вы ещё моих драконьих глаз не видели! Влюбились бы сразу. Ах, да, у вас же Леночка Сергеевна. На свадьбу хоть пригласите?
– Вы трое в списке приглашённых. А этот мерониец, ― Сергей Сергеевич кивнул на Бозо, ― у него, кажется, виды на Машу.
– Я его отцеплю! Полюбуйтесь на низкорослика: из деликатности отвернулся от мамы и дочки, а сам ― бочком-бочком ― ждёт момента, когда, пользуясь теснотой, сможет с Машкой «на лавочке посидеть».
– Сердцу не прикажешь.
– Ерунда! Есть вещи поважнее любви. Судьба этой парочки предопределена обстоятельствами.
– Странно такое слышать от девушки на выданье.
– Ладно, скажу вам по секрету: сейчас на Земле время летит раза в три быстрее, чем на Мероне…
– Я знаю.
– Тогда делайте очевидный вывод. Когда источник жизни вернётся с Мероны, Маша, как единственный его хранитель, должна оставаться на Земле, ― так и будет, потому что она ответственная девушка, с развитым чувством долга. А Бозо, по их Кодексу, должен оставаться на Мероне: он кандидат в главные хранители. Сейчас Маше пятнадцать, Бозо ― восемнадцать, а через десять земных лет Машуне стукнет двадцать пять, а жениху будет только двадцать один. А через двадцать лет? Им остаётся единственный вариант: «поматросить и бросить». Но для моей Машуни, девушки нежной, чувствительной и гордой, вариант «поматросить» не годится, да и я не допущу! Согласны?
– Так точно! Вы девушки на выданье. На своей свадьбе подгоню космическим разведчицам молодых офицеров.
Сергей Сергеевич вынул из кармана красное яблоко и преподнёс девушке.
– Вот это уже разговор! А то летний сезон сорвался… Подгоняйте, но только не гоблинов в форме! Наливным яблочкам нужны высокие и перспективные. Мы с Машуней девушки серьёзные, а теперь и общественно значимые!
– Так точно!
– Стойте! Вы нам с Машкой подставите шпиков, которые будут за нами следить? Вам приказали?!