сторону горизонта. По дорожке беззвучно пробежала молния, взлетела к Луне и исчезла. Яркий диск на ночном небе сразу задрожал, потом стал бледнеть, расплываться и бесследно пропал. Океан слегка взволновался, огни на платформе и на линкоре зортеков частью погасли, частью замигали. Но ночь не погрузилась в темноту: по всему небосводу заиграли северные сияния. Когда они погасли и на океане успокоилась водная рябь, Мезенцев сказал:
– Приливной волны нет, цунами не будет, но на работе приборов обряд укрытия Луны должен был отразиться.
– Проверить работу узлов, агрегатов, приборов! ― скомандовал Сергей Сергеевич зортекам на платформе.
– С Луной было как-то повеселей, ― прошептала Юлёна в самое ухо Маши. ― Какая сила в кристалле! Тимберлитта его вернёт?
– Да. Им я буду открывать вход в мир мавелов, как тогда, в Заветном лесу. Смотри, Тимберлитта еле шевелится. К маме земной я бы сейчас бросилась и… Никудышный я хранитель: порядков, заклинаний не знаю. Это я должна была прятать Луну. Хорошо, что мама Тимберлитта цела, я так волновалась. Попрошу её всему меня научить.
– Работа приборов вернулось в штатный режим, ― доложил Странник. ― Батискаф технически к погружению готов. Но обнаружены изменения в океане: поверхностное течение повернуло к северу на три градуса. Советую передвинуть платформу в западном направлении хотя бы на три километра.
– Исключено, ― тихо сказала подошедшая Тимберлитта. Она выглядела совсем обессиленной. Маша бросилась к матери, поднырнула ей под руку, обняла. ― Сердор указал именно эту точку начала погружения. Он может не пустить в свой мир, если мы нарушим условия спуска.
– Тогда хотя бы давайте подождём, пока мои гидрологи доложат о состоянии глубинных течений, ― настаивал Странник, едва сдерживая раздражение.
Решили не ждать. Участники экспедиции вошли в вертикальный цилиндрический батискаф, пробрались в гондолу и задраили за собой вход. Гондола крепилась к корпусу батискафа мервудными лентами. Иван был за пилота, за оператора ― его отец, остальные сидели возле иллюминатора. Иван проверил подачу кислорода, включил газоочиститель, удаляющий углекислый газ из гондолы, и сказал:
– Поехали!
На плавучей платформе заработали лебёдки, погружение началось. Батискаф вращался вокруг своей оси ― это позволяло погружаться строго вертикально.
Все, кроме Нибары и Бозо, прильнули к иллюминаторам. Толщу воды пронизывал свет нескольких прожекторов.
– Мы из космонавтов превратились в гидронавтов, ― с удовольствием сказал Сергей Сергеевич. ― Осваиваем смежные профессии.
– Тренируются и те, и другие в сходных условиях, ― отозвался Мезенцев. ― Спуск займёт часов пять.
В тесной гондоле все оказались близко друг к другу. Маша и Тимберлитта сидели рядом, тесно прижавшись. С другого бока к Маше жался Бозо. Иван работал с приборами, а умостившаяся рядом с ним Нибара больше смотрела на своего «Иванечку», чем на открывшиеся в иллюминаторе виды. Мезенцев занялся киносъёмкой и забором проб воды через каждые сто метров погружения.
Тимберлитта надела на шею Маши кулон с кристаллом и сжала ладошки дочери в своих руках. Впервые за долгие годы Тимберлитта была счастлива и спокойна. Она находилась в кругу близких друзей, чувствовала тепло своей дочери, слышала немного учащённое биение её сердца, с наслаждением вдыхала запах её волос. Её девочка, которую Тимберлитта уже не надеялась когда-либо увидеть, была рядом. Маше хотелось расспросить маму о многом: о своём раннем детстве, об отце, о будущем, но ей казалось, что любые слова сейчас были бы неуместны, и она робела.
Самыми свободными оказались Юлёна и Сергей Сергеевич. Юлёна, как всегда в разговорах с представительными мужчинами, приняла тон «взрослой девушки». Первым делом она припомнила физруку заточение проштрафившихся в запасном тубзике.
– Мы ― девушки на выданье, а вы нас, простите, стращаете унизительными наказаниями! Разве можно вытравливать хлоркой такие глаза-изумруды?!
Юлёна широко распахнула глаза и совсем приблизилась к лицу физрука.
– Виноват, исправлюсь! Я за вами следил, но глаза-изумруды как-то выпали…
– Это вы ещё моих драконьих глаз не видели! Влюбились бы сразу. Ах, да, у вас же Леночка Сергеевна. На свадьбу хоть пригласите?
– Вы трое в списке приглашённых. А этот мерониец, ― Сергей Сергеевич кивнул на Бозо, ― у него, кажется, виды на Машу.
– Я его отцеплю! Полюбуйтесь на низкорослика: из деликатности отвернулся от мамы и дочки, а сам ― бочком-бочком ― ждёт момента, когда, пользуясь теснотой, сможет с Машкой «на лавочке посидеть».
– Сердцу не прикажешь.
– Ерунда! Есть вещи поважнее любви. Судьба этой парочки предопределена обстоятельствами.
– Странно такое слышать от девушки на выданье.
– Ладно, скажу вам по секрету: сейчас на Земле время летит раза в три быстрее, чем на Мероне…
– Я знаю.
– Тогда делайте очевидный вывод. Когда источник жизни вернётся с Мероны, Маша, как единственный его хранитель, должна оставаться на Земле, ― так и будет, потому что она ответственная девушка, с развитым чувством долга. А Бозо, по их Кодексу, должен оставаться на Мероне: он кандидат в главные хранители. Сейчас Маше пятнадцать, Бозо ― восемнадцать, а через десять земных лет Машуне стукнет двадцать пять, а жениху будет только двадцать один. А через двадцать лет? Им остаётся единственный вариант: «поматросить и бросить». Но для моей Машуни, девушки нежной, чувствительной и гордой, вариант «поматросить» не годится, да и я не допущу! Согласны?
– Так точно! Вы девушки на выданье. На своей свадьбе подгоню космическим разведчицам молодых офицеров.
Сергей Сергеевич вынул из кармана красное яблоко и преподнёс девушке.
– Вот это уже разговор! А то летний сезон сорвался… Подгоняйте, но только не гоблинов в форме! Наливным яблочкам нужны высокие и перспективные. Мы с Машуней девушки серьёзные, а теперь и общественно значимые!
– Так точно!
– Стойте! Вы нам с Машкой подставите шпиков, которые будут за нами следить? Вам приказали?!
– Никак нет! Слово русского офицера: я такого задания от командования не получал. Кстати, Министерство обороны сейчас готовит слёт военно-патриотического движения «Юнармия», ты, Юлёна, выступишь на слёте, как первый космический разведчик страны. Юнармейцам, суворовцам, молодым участникам ГТО нужны современные герои, на кого можно равняться.
– Я, дочь таксиста с Урала, герой, на которого равняться всей стране?! ― с недоверием и одновременно не без кокетства воскликнула Юлёна.
– Так точно! А захочешь, на слёте сделаешь «грудь кол-л-лёсиком» ― и все женихи твои.
Юлёна просияла, расправила плечи и собралась уже было пройтись по части своей «не самой плохой на свете» груди, как батискаф качнуло: его корпус отклонился от строго вертикального положения и остался в таком состоянии.
– Маш-Вань, слышали, наша команда пошла в гору, ― торжествовала Юлёна. ― Не зря голодали и откусывали хвосты.
– Не мешай, ― огрызнулся Иван. ― Мы попали в сильное глубинное течение. Его здесь не должно быть. Траектория погружения изменилась. До дна ещё больше семи километров: мы рискуем не попасть в расчётную точку Бездны Челленджера.
– Могу связаться с Сердором, и он заберёт нас отсюда, ― спокойно сказала Тимберлитта.
– Нет, положение не критическое, ― быстро ответил Иван, ― попробуем бороться, мервудный трос должен выдержать. Не хочу отступать! Если уж в космосе не отступали, на Земле как-нибудь справимся…
Мезенцев-старший за спиной сына молча взглянул на Сергея Сергеевича и выразительно поднял брови: моя школа!
– Эх, для сильного течения балласта маловато взяли! ― воскликнул Иван. ― Включаю горизонтальные двигатели в асинхронном режиме.
– Не понимаю, зачем Сердор устроил нам испытание, ― сказала Тимберлитта.
– Может быть, хочет свой рейтинг в нашем союзе поднять, ― отозвалась Юлёна.
– Скорее, хочет проверить глубоководный вход в свой мир, ― сказала Маша, трогая пальчиком свой кулон. ― Через него люди ещё ни разу не заходили.
– Входить под давлением в тысячу атмосфер всё же безопаснее, чем через действующий вулкан, ― улыбнулась Тимберлитта. ― Здесь медузы, рыбки плавают ― всё не раскалённая магма.
– А есть вход через действующий вулкан? ― спросила Маша. ― Где?
– Он то здесь, то там. Самым уязвимым был вход в Заветном лесу. Теперь он закрыт. Есть глубоководный: посмотрим, как сработает Машин кристалл. А через вулканы мавелы и кариатиды входят только сами ― на своих кораблях.
В иллюминаторе показалась семейка морских слонов.
– Они машут ушами, как плавниками! ― воскликнула Юлёна. ― А какая здесь глубина?
– Три километра, ― ответил Иван.
– Что-нибудь интересное есть? ― спросил Сергей Сергеевич, обратившись к Мезенцеву-старшему.
Тот вёл съёмку, не отрываясь от камер, и только иногда заглядывал в открытый ноутбук, чтобы свериться с каталогом тварей, обитающих в Марианской впадине.
– Пока ничего нового, ― ответил Мезенцев, ― красная медуза Бентокодон, рыба с прозрачным черепом, рыба-топорик, рыба-футбол…
– Нам с вами, Сергей Сергеевич, не довелось в невесомости сыграть в футбол колобком, ― сказала Юлёна, ― ну сейчас-то мы можем погонять рыбу на две Тихого океана? О, и стая болельщиков подошла!
К батискафу приближался небольшой косяк рыб. Рыбы вошли в луч прожектора и остановились как бы в нерешительности. Вдруг они бросились врассыпную.
– А это что за страшилище?! ― воскликнула Юлёна. ― Таких судей мы не вызывали.
Зубастая рыбина выплыла из темноты, походила вокруг батискафа и стала кидаться на иллюминатор, пытаясь его укусить. Обломав зубы, сделала кульбит и уплыла в темноту.
– Их раздражает свет прожекторов, ― сказал Иван. ― Нас всё-таки сносит на восток. Стало больше газовых пузырей. На подводный вулкан не похоже.
– Акула-домовой, ― сказал Мезенцев, полистав каталог. ― Страшилище, но морской чёрт ещё страшней и зубастей.
– Акула-домовой! ― в театральном негодовании воскликнула Юлёна. ― Какие дурацкие имена рыбам дают ихтиологи: рыба-футбол, акула-домовой. Рыба и акула ― женского рода, футбол и домовой ― мужского. А потом ты ошибись ― и училка по русскому трояк влепит! Теперь я как магиня спрашиваю: как вызывать духи рыб, если им дают такие обидные имена? В космосе я убедилась: русский язык бедноват. У инопланетян кругом разноцветные значки ― и всё им понятно, без часовой болтовни. У них там, наверное, нет и политиков-болтунов.