Чума сумела даже расколоть ислам. После смерти Абу Убейды другой полководец — Моавия ибн-Аби Суфиян — сверг халифа Али (четвертого наследника Пророка, его двоюродного брата и племянника), — и ислам раскололся на суннитов и шиитов. Если бы Омару удалось спасти Убейду от чумы, возможно этого трагического раскола и не случилось бы.
Но хотя «Юстинианова чума» наносила большой урон победоносному мусульманскому воинству, гораздо сильнее она поражала их врагов — византийцев и персов. Как пишет историк Джосайя Расселл: «Ни Карл Великий, ни Гарун аль-Рашид, ни великие исаврийские и македонские династии не смогли справиться с блохой, крысой и бациллой».{231} Врагов молодой веры — византийцев и персов — уничтожали не только меч Али и богатства Хадиджи — к ним следует добавить и Черную смерть.
«Юстинианова чума» за несколько поколений успела расползтись от портов Индии и Китая к востоку. Убедительные свидетельства китайцев об этой болезни появились в начале VII века, и хотя демографические данные недостаточны, скорее всего, чума опустошила империю Тан не меньше, чем Византию. Один из свидетелей писал, что в 762 году опустела провинция Шаньдун. В период между 2[19] и 742 годами население Китая сократилось на четверть.{232}
И тут все прерывается. Последняя волна чумы обрушилась на Константинополь в 622 году, а на окраины империи в 767-м. После этих дат до XIV века никаких упоминаний о Черной смерти в христианском мире нет.
Почему же чума не добралась до Европы в середине первого тысячелетия, хотя азиатские крысы тысячелетиями носили ее? Почему не возникало эпидемий последующие 800 лет? И наконец, почему «Юстинианова чума» поразила, в основном, Восточную Европу, а средневековая эпидемия прошлась по всему континенту?
Прежде всего отметим, что чума — болезнь торговли. Зараженные люди живут несколько дней — не больше. Зараженные крысы — не больше нескольких недель, а зараженные блохи — не больше нескольких месяцев. Чтобы перевезти заразу в очередной порт или караван-сарай, люди, грызуны и насекомые должны быстро преодолевать моря и пустыни.
«Юстинианова чума» хотя и разоряла многолюдные города Северной Европы, но не могла опустошить весь континент по двум причинам. Во-первых, в Европе болезнь перемещалась в основном по прилегающим к Средиземному морю дорогам, а пути на север и запад преграждали готы, вандалы и гунны. Во-вторых, к VI—VII векам главный переносчик болезни — черная крыса — еще не успела распространиться по средиземноморскому ареалу и, уж тем более, в атлантических портах.{233} Счастливой особенностью «Юстиниановой чумы» было то, что возбудитель не прижился среди европейских норных грызунов. В XIV веке континенту повезло меньше. «Мусульманский карантин», которому веками подвергались купцы, был прерван завоеваниями монголов в XIII веке. Потомки Чингисхана вновь открыли сухопутные торговые пути и обрушили на Европу новую волну болезни, еще более опасной.
В VI веке напасть пришла из-за моря, в XIV — посуху. Политическая стабильность в подвластных хану владениях позволила снова открыть Великий шелковый путь, а по нему вместе с дорогими китайскими товарами двинулись крысы и блохи, заразившие войско, которое осаждало Каффу. У нас нет точных сведений о том, как именно были заражены монголы и их союзники. Макнил считает, что степные воители заполучили заразу прямо из ее древней обители, от грызунов Южного Китая и бирманских предгорий Гималаев, когда в 1252 году вторглись в эти земли.
В 1331 году появились первые сообщения о возвращении чумы в Китай. Почти сразу же болезнь отправилась по Шелковому пути, оживленному при монголах. Зараженные блохи путешествовали на запад то в гривах боевых коней, то в шерсти верблюдов, а то и на черных крысах, угнездившихся в товарах и седельных сумках. Путь был долгим, не прямым, шелка и пряности переходили из рук в руки. Бациллы тоже меняли хозяев, прежде чем пуститься в очередной этап путешествия.
Макнил считает, что промежуточными пунктами для передачи болезни служили караван-сараи — именно там происходил обмен не только товарами и верблюдами, но и бациллами. По пути в каждом караван-сарае чума поражала работников, хозяев и гостей. Вместе с выжившими она спешила во все стороны дальше, вызывая эпидемии в местных популяциях норных грызунов. В 1338 году, всего через семь лет после вспышки болезни в Китае, она разыгралась в торговом перевалочном пункте у озера Иссык-Куль (в современной Киргизии), примерно в середине Шелкового пути. К 1345 году зараза проникла в Астрахань, на северном побережье Каспийского моря, а вскоре добралась и до Каффы{234}.[20]
В 1346 году бацилла попала в кипчакское войско, осаждавшее Каффу, и степняки посчитали болезнь за особенно жестокое проявление божественного гнева. Как писал хронист и очевидец чумы Габриэль де Мюсси: «Татары умирали, как только признаки болезни проявлялись у них на теле: вздутия под мышками и в паху, вызванные скоплением жидкостей, а затем гнилая лихорадка».{235}
Свирепая эпидемия, распространяясь среди осаждающих Каффу, вскоре вынудила войска снять осаду, но прежде они совершили самое страшное в истории применение биологического оружия. Снова читаем у де Мюсси:
Умирающие татары, изможденные и оцепеневшие от того разорения, что принесла им болезнь, решив, что надежды на спасения у них не осталось, потеряли интерес к осаде. Зато они велели заряжать катапульты мертвыми телами и забрасывать трупы в город, надеясь, что невыносимый смрад их погубит всех, кто остался внутри стен. Казалось, в город забросили целые горы трупов… Смрад стоял такой головокружительный, что едва ли один из тысячи смог устоять и не бежать от остатков татарского войска.{236}
Возможно, эта биологическая атака была жестом отчаяния, а может быть, «татары» (монголы и их союзники) — лучшие инженеры, специалисты по катапультам — просто решили, что их машины — самый удобный способ убрать тела. Скоро тысячи защитников Каффы постигла такая же участь, а через несколько месяцев Черная смерть перекинулась в Европу и на Средний Восток.
Трудно усомниться в том, что, прибыв в Каффу, дальше чума распространялась благодаря торговле. Среди немногих выживших в Каффе были моряки, которые отправились домой в портовые города Италии. И снова на кораблях оказались маленькие безбилетники — черные крысы, которые по канатам выбрались на берег и принесли бациллы на пристани Европы, запустив механизм страшной катастрофы Средневековья.{237} Францисканский монах Микеле да Пьяцца описал момент прихода Черной смерти в Италию:
В октябре 1347 года, в начале месяца, 12 генуэзских галер, бежавших от священной кары, которую Господь наш наслал на них за грехи, вошли в порт Мессины. Генуэзцы привезли на своем теле такую болезнь, что если кто даже разговаривал с ними слишком долго, то заражался гибельной болезнью и не мог спастись от смерти. С ними умирал и всякий, кто приобретал или трогал руками вещи, им принадлежавшие.{238}
Как только зараженное судно привозило чуму в порт, болезнь двигалась дальше. Заражался город, выжившие бежали и разносили заразу еще дальше. Как пишет да Пьяцца, «мессинцы вызывали такой страх и отвращение, что никто не желал говорить с ними или находиться с ними рядом, но все, едва завидев их, бежали, стараясь задержать дыхание».{239},[21]
На этот раз — в 1347 году — Европа для бациллы оказалась более гостеприимной, чем во времена Юстиниана. С побережья Средиземного моря в глубь материка вели проторенные торговые пути, надежные, оживленные и разветвленные, и от порта к порту зараженные крысы доставлялись быстрее и регулярнее, чем за семь веков до этого.
В 1291 году, за полстолетия до вспышки чумы, испанская флотилия под командованием генуэзца Бенедетто Дзаккарии разбила у Гибралтара флот мавров и впервые со времен мусульманских завоеваний в Испании открыла западный морской путь.{240} Это позволило «чумным судам» идти открывшимся путем прямо в Атлантику и нести гибель на север Европы.
Если в VI—VII веках черная крыса нечасто встречалась в Восточном Средиземноморье, то в 1346 году зараженные животные высаживались на берег, и их приветствовали многочисленные собратья, передавая инфекцию грызунам европейского резервуара. К этому времени черная крыса встречалась повсеместно, и после первой вспышки болезни на протяжении долгих столетий этот зверь стоял у истоков новых и новых волн эпидемий. Кроме того, болезнь разносили посуху животные, забравшиеся в тюки с товаром. Вероятно, вместе с купцами легочная форма инфекции путешествовала по материку со скоростью от одной до пяти миль в день.{241}
В 1347-1350 годах зараза медленно и неуклонно ползла из Италии на север. Как показано на карте, она продвигалась морем и сушей, обычными путями доставки товаров, но морем быстрее, чем сушей. Некоторые маленькие поселения вымерли полностью, хотя многие более крупные города беда почти не затронула. По самым основательным подсчетам, за эти годы погиб каждый четвертый или даже каждый третий европеец. Хотя первая вспышка закончилась к 1350 году, новые возникали на протяжении десятилетий. Промежутки между ними становились все больше, как это было и после «Юстинианов