О такой странности Хюррем на самом деле ни разу не задумывалась.
— Но что делает мужчина с мужчиной?
Хатидже игриво провела пальцем по губам Хюррем.
— Сладкая моя, то же самое, что и женщина с женщиной… Кто, кроме женщины, может лучше знать, что больше всего способно доставить удовольствие другой женщине, так же точно и у мужчин. Их соединяет прочное чувство, основанное на взаимном уважении… Они вместе видели смерть и победу, знали печаль и радость, видели такое, что нам с тобой и не снилось. И нам следует радоваться их любви; благодаря ей мы можем быть уверены, что наши мужчины искренни по отношению к самим себе и к нам.
— Наши мужчины? — удивилась Хюррем.
Хатидже покраснела, и Хюррем вдруг догадалась: ее подруга любит Ибрагима.
— Какой он? — с улыбкой спросила она.
— Ах, милая, он напоминает бога, спустившегося с высочайших вершин горы Олимп и очутившегося в нашей империи. Кожа у него смуглая, глаза черные, он воплощение мужественности. Красивые черные волосы доходят до плеч, а лицо по красоте способно затмить и ангела.
Хюррем заметила, что лицо Хатидже засияло — такого она никогда раньше не видела.
Две женщины затихли; они думали о своей любви к самым могущественным мужчинам на земле… и друг к другу.
Обе повернулись, когда кто-то вошел в хамам и откашлялся.
В дверном проеме стоял Гиацинт; он пытался привлечь к себе их внимание. Хюррем вдруг встревожилась. Давно ли он прячется в тени и слушает их разговоры? Заметив, что они повернулись к нему, он подошел к ним и присел рядом на мраморную плиту.
— Красавицы, на охоте с нашим господином произошел несчастный случай.
Обе женщины резко выпрямились.
— Сулейман! — воскликнула Хюррем.
— Он жив и здоров, но дикий кабан пропорол ему клыком ногу.
Хюррем вскочила на ноги, не обращая внимания на свою наготу и не стесняясь великана.
— Погоди, красавица. Сейчас его осматривает врач; в его покоях также находится начальник Тайного совета Ибрагим-паша, — придержал ее великан.
Хюррем замялась, но потом выбежала из зала, оставив Хатидже и Гиацинта одних.
— Пусть идет, — шепнула Хатидже, кладя руку на бедро Гиацинта.
Глава 48
Хюррем пересекла двор и взбежала наверх, в свои покои. Холод пронизывал ее до костей, но она его не чувствовала. В своей спальне она пробыла всего лишь несколько секунд, которые понадобились на то, чтобы кое-как накинуть на себя свободные шаровары и рубаху, едва прикрывавшие большой живот. Она выбежала на галерею и спустилась по другой лестнице, ведущей в покои Сулеймана.
Очутившись у личных покоев султана, она ловко поднырнула под руки охраняющих двери евнухов и бросилась к любимому. Полы рубахи развевались на ходу, обнажая круглый живот. Она вскочила на диван, на котором лежал Сулейман.
Перед султаном на коленях стоял Ибрагим; он нежно поглаживал раненую ногу своего господина. Вбежав в комнату, Хюррем заметила, как ужас отразился на лице Ибрагима, он тут же отдернул ладонь от ноги Сулеймана, зажмурился, а затем упал ниц на пол, чтобы не видеть ее.
Сулейман покосился на Хюррем, затем на Ибрагима и вдруг громко, от всей души расхохотался. Он даже закашлялся от смеха. Не отрывая взгляда от пола, чтобы не смотреть на фаворитку, Ибрагим поднес ему кубок с красным вином. Не переставая смеяться, султан одним глотком осушил кубок.
— Господин, Гиацинт рассказал о… постигшем тебя несчастье. Как ты себя чувствуешь?
Сулейман снова рассмеялся и крепко прижал к себе Хюррем.
— Милая, это трудно назвать несчастьем, скорее невезением. Я остановился под большим дубом, чтобы помочиться, вдруг из-за кустов выбежал кабанчик и добился того, на что не способны даже самые сильные европейские короли и принцы.
Хюррем посмотрела на бинты, а затем на Ибрагима, распростертого на полу и обеими руками закрывшего голову. Она сообразила, что вбежала к Сулейману почти раздетая, и смутилась. Сулейман наклонился к ней и застегнул на ней рубаху. Он посмотрел на лежащего Ибрагима и, наклонившись к Хюррем, нежно поцеловал ее в губы.
— Спасибо, что пришла справиться о моем здоровье, тюльпанчик, — прошептал он. — Твое нежное прикосновение гораздо лучше грубых ласк моего милого друга Ибрагима, — добавил он с неподдельной нежностью и любовью.
Ибрагим лежал лицом в пол; над головой его болтались кисти дивана. Хюррем показалось, что он негромко ухмыльнулся.
Сулейман вытащил из-под груды подушек вышитое шелковое одеяло и жестом велел Хюррем держать его перед своим телом и нижней частью лица. Он помог ей укутаться, заботливо разглаживая складки там, где одеяло слишком тесно обнимало ее располневшее тело.
— Ибрагим, можешь встать. Моя любимая скрыта от твоего похотливого взгляда, — произнес он, и Хюррем заметила, как сверкнули при этом его глаза.
Ибрагим приподнялся и на коленях подполз к дивану. Хюррем заметила, как он исподтишка косится на нее, стараясь не смотреть ей в лицо. Хотя она прикрылась, взгляд Ибрагима словно проникал сквозь шелковую завесу. Ибрагим заметил ее распущенные пышные волосы и откровенную радость Сулеймана.
Хюррем тоже получила возможность как следует рассмотреть Ибрагима. Она подумала: «Понимаю, почему Хатидже, да и Сулейман так тебя обожают. Тебя в самом деле словно изваяли из мрамора в Древней Греции. Даже великий итальянский скульптор Микеланджело не мог бы освободить такого бога, как ты, из непорочных древних камней».
Сулейман склонился к другу и взъерошил ему волосы. Хюррем кольнула ревность.
— Господин, я хотела бы остаться с тобой наедине.
Сулейман залюбовался красотой ее ресниц.
Ибрагим улыбнулся и, кланяясь, вышел.
Тень Бога на Земле, султан Сулейман продолжал улыбаться, несмотря на боль, которую причинил ему дикий кабан. Хюррем отбросила шелковое покрывало и внимательно осмотрела рану. Она погладила поросль волос на бедрах Сулеймана, разгладила повязку и улыбнулась, случайно коснувшись детородного органа султана. Хотя до сих пор он был вялым и безучастным, от ее невинного жеста он сразу же пришел в боевую готовность…
Глава 49
Когда наступила весна и в густых камышах Тунджи заквакали лягушки, настала пора возвращаться в Стамбул.
Сулейман радовался рождению Михримах; несмотря на то что она была всего лишь девочкой, он приказал устроить пир и празднества по всему городу до восхода новой луны.
Хюррем старалась не думать о загадочных смертях младенцев в гареме — может быть, все-таки на то была воля Аллаха. Она с радостью прижимала к груди Михримах и щекотала большим пальцем ноги живот Мехмета, который лежал у нее в ногах на одеяле и громко хохотал.
Рядом с ней сидела Махидевран; она ласково смотрела на маленькую Михримах, жадно сосавшую материнскую грудь.
— Какая она у тебя красавица, — напевно произнесла Махидевран. — Теперь у Сулеймана несколько дочерей; не сомневаюсь, в будущем они поспособствуют процветанию нашей империи.
Хюррем поморщилась — Михримах больно укусила ее за грудь.
— Не завидую шехзаде или бейлербею, который станет мужем этой дочери султана. Надеюсь, у него окажется достаточно толстая кожа и он не будет страдать от ее укусов!
Обе женщины рассмеялись.
— Несомненно, мы с тобой и юная дочь султана держим будущее нашей империи в наших чреслах и в наших губах.
Хюррем покосилась на свою спутницу и заметила на лице той странное выражение.
— В чем дело?
Махидевран вздохнула и с явным облегчением произнесла:
— Хюррем, тебе нужно отдохнуть. У тебя уже есть двое детей от нашего султана; ты должна позаботиться об их нуждах, не заботясь одновременно об удовольствии их отца.
Хюррем задумалась, глядя на мать наследника престола. Махидевран же продолжала:
— Мы все любим султана со страстью, не уступающей твоей. В гареме есть и другие девицы, которые тоже должны доставить радость Тени Бога на Земле. Мы должны исполнять свой долг и следовать нашим традициям… В живых остались всего два наследника османского престола. Если они умрут от чумы, лихорадки или чего-то другого… — Махидевран помолчала, прежде чем продолжить, — династия Османов прекратит свое существование.
— Но я способна родить Сулейману еще не одного сына!
Махидевран разозлилась; жилы выступили у нее на висках.
— Так не годится! Мы здесь для того, чтобы исполнять свой долг, и больше ни для чего! Султан должен произвести на свет как можно больше отпрысков, чтобы его род продолжался. Не забывай, и я тоже еще способна вынашивать сыновей… как и остальные.
У Хюррем забурлила кровь.
— У него два сына — род не пресечется… Зачем ему прикасаться к кому-то еще, кроме меня?
— Не будь так уверена в себе, дорогая. Вспомни, как Ханум и Гюльфем оплакивали потерю своих сыновей. Возможно, то же самое ждет и тебя!
Хюррем сверкнула глазами.
— Убирайся прочь, джиннша, со своими злыми словами и дурным глазом! Убирайся прочь от моего сына! — завизжала она, поспешно схватила Мехмета с одеяла и понесла его и Михримах к своим покоям. Перегнувшись через перила, она увидела, как Махидевран смотрит на нее снизу вверх с нескрываемой ненавистью. В памяти ее всплыли слова валиде-султан: «Дитя, ты не слышишь меня. Враг, твой враг уже находится в гареме».
Глава 50
Давуд очень быстро прошел обучение в первой и второй оде ичогланов. Зрелый возраст предоставлял ему преимущество по сравнению с подростками, которых в одах было большинство. Он превосходил их физически и духовно. Последние несколько месяцев он учился ездить верхом и защищать султана на войне.
Сидя верхом на мускулистом жеребце, Давуд ударил его голыми пятками по бокам, пустив жеребца в галоп в лесной чаще. Другие ичогланы третьей оды остались позади. Он пригнулся, когда перед лицом неожиданно увидел ветку; руки прочно держали поводья. Он выбирал лучшую тропу в лесу. Ичоглан слева от него упал с лошади, врезавшейся в старый бук. Послышался тошнотворный хруст ломающейся кости; остальные бешено мчались вперед, подгоняя своих скакунов. Бока жеребца, на котором сидел Давуд, покрывала пена; на морозе от него шел пар. Штаны Давуда промокли от пота и стали прозрачными, но его тело согрелось, он почувствовал прилив сил. Свой колпак он обронил на скаку, рубаху порвал о ветки деревьев. Саднили свежие царапины на груди и плечах. Не обращая на это внимания, он несся вперед, то и дело понукая жеребца.