Он думал, что, получив этот приказ, Маврикий будет ворчать. Не из-за содержания, а из-за запутанности и хитрости используемых маневров. Но для разнообразия старый ветеран не жаловался. Даже не стал повторять первый закон битвы.
— Имеет смысл, — нахмурился он. — Они нам потребуются в качестве рабочей силы. — Улыбка, последовавшая за этими словами, была почти ангельской. — В любом случае война — глупое, дурное дело. Так почему бы не перевернуть все с ног на голову?
Странно, но Велисарий сумел заметить Маврикия, в самом необычном месте, которое смог бы вообразить
— Посмотри! — заорал он и обвиняюще махнул рукой. — Он наконец сдался!
Ситтас посмотрел в указанном направлении. Когда он сам заметил Маврикия, то разразился смехом. Как и Куруш.
— Он заявит, что ему требовалось проработать с Агафием очередной вопрос обеспечения, — высказался персидский полководец. — Вы только посмотрите! Клянусь, он будет утверждать, что только насущная необходимость побудила его на это.
Когда Маврикий наконец поравнялся с небольшим возвышением, на котором стояли Велисарий, Ситтас и Куруш, то неодобрительно посмотрел на них сверху вниз, с высоты спины огромного боевого слона, на котором ехал, удобно устроившись в паланкине Агафия.
— Мне нужно решить один вопрос снабжения, — сообщил он громко.
Агафий поднял голову от бумаг, которые изучал, и заметил Велисария и остальных. Затем выпрямился, опершись мускулистой рукой о край открытого паланкина, и улыбнулся.
— Он нагло врет! — крикнул Агафий. — Мы провели все утро, разбираясь с артиллерийскими позициями на этих рисунках.
Хоть Велисарий и не мог заглянуть внутрь паланкина, он понял, о чем говорил Агафий. За время, проведенное в Ктесофоне за планированием экспедиции, он поставил перед собой множество задач, среди которых значилось и наблюдение за работой дюжины художников, чертивших и составлявших документы. Они переводили на пергамент описанные Эйдом укрепления будущего, чертежи крепостей, созданных в Италии в период Возрождения и в Голландии, когда инженеры и архитекторы будущего боролись с вызовом артиллерии, которую использовали во время осад.
Инженеры и архитекторы — и художники. Микеланджело стал известен последующим поколениям как художник и скульптор, однако среди своих современников он прославился как один из лучших военных архитекторов Италии на то время. В городе Флоренция он был главным по строительству укреплений. Он многие месяцы потратил на имевшую важнейшее значение возвышенность Сан-Минато. Точно так же, как потом будет вкладываться в Сикстинскую капеллу. В Сан-Минато он направлял в другую сторону воду, сливая ее в крепостной ров, точно так же, как в дальнейшем будет направлять кисть; он одарил Сан-Минато таким количеством изумительных деталей — бастионов и надстроек — каким наделит потом свои фрески
После того как полководец дал Агафию возможность изучить осадные тактики будущего, Велисарий посадил его за проектирование и планирование с учетом знаний, которые Агафий получил, работая заместителем Велисария по проблемам снабжения армии, чтобы найти возможности с наименьшими потерями брать вражеские крепости.
Велисарий нисколько не сомневался, что Линк, строя крепости в долине реки Инд, будет опираться на опыт лучших военных архитекторов Европы первых столетий войн с использованием пороха. Велисарий станет противостоять малва, зная историю не хуже Линка. Однако лучшим его оружием был острый ум Агафия, бывшего самым практичным, ловким и дотошным человеком, которого Велисарий когда-либо встречал. И его происхождение, такое же низкое, как у Маврикия, добавляло всему делу определенную изюминку.
— Ну и как идет работа? — спросил полководец.
Агафий неопределенно махнул рукой.
— Достаточно хорошо. По крайней мере, Маврикий находит дыры во всех моих лучших планах. Пессимистичный ворчун, вот он кто. «Если что-то может пойти не так, то обязательно пойдет». Как обычно.
Маврикий продолжал гневно смотреть на Велисария.
— Сам я ненавижу ездить на слонах. Уж лучше каждый день трястись на лошади.
Куруш с Ситтасом отреагировали на это заявлений разнообразными ироническими высказываниями, Велисарий же улыбнулся, но ничего не сказал.
Он не сомневался в правдивости заявления Маврикия. Но даже Маврикий, несмотря на всю свою консервативность, склонился к неизбежному.
Римская армия на протяжении столетий предпочитала не использовать боевых слонов, которых так ценили многие ее соперники. Да, эти чудовища могут быть яростными в битве. Но чаще они приносят немалые разрушения не только армии врага, но и своей собственной. Тем не менее Велисарий взял с собой в Индию несколько слонов. Он не намеревался задействовать их непосредственно в сражениях. Они могли нести в паланкинах офицеров, вместе со всеми картами, схемами и документами, которые требуются большой армии. Зачем лишать работы разум такого человека, как, к примеру, Агафий, сажая его на долгое время в седло, когда он может провести недели марша, занимаясь все той же исключительно важной работой, что и несколько предыдущих месяцев?
Поэтому Велисарий не присоединился к подтруниванию и насмешкам. Он отстранился от звукового фона и вернулся к изучению проходящей перед его глазами армии.
«Ну и мешанина! — подумал он наполовину уныло, наполовину весело. — Боевые слоны, гордость древних армий, топают рядом с людьми, вооруженными нашей версией ружей времен американской Гражданской войны. И посмотри вон туда, Эйд, — митральеза[170]! В колеснице. Клянусь, они откопали эту старушку в каком-нибудь шумерском склепе».
«Это будет великая армия, — пришла в ответ спокойная мысль. — Ты заставишь все это работать».
Глава 12
АДЖМЕР
Лето 533 года н.э.
— Будьте осторожны, — прошептал Куджуло. — Город изменился.
Валентин и Анастасий оглядывали улицы Аджмера. Глаза прикрывали приспущенные шлемы. Ни один из них никогда раньше не бывал в крупнейшем городе Раджпутаны, поэтому сравнивать им было не с чем.
— Что изменилось? — тихо спросил Валентин. Он поднял руку и лениво почесал шею. Небрежный жест демонстрировал усталость, одолевшую охранника каравана, достигшего наконец пункта назначения после долгого и изматывающего путешествия. Тем не менее его глаза внимательно продолжали осматривать окрестности.
— Это больше не город раджпутов, — ответил Куджуло. — Не настоящий. Например, взгляните вон туда — дальше по улице, слева.
Стараясь не крутить головами, Валентин с Анастасией скосили глаза в указанном направлении. Валентин не многое мог разглядеть, поскольку ехал во главе каравана, справа от Куджуло. Но Анастасий, находившийся по левую сторону от кушана, четко видел улицу, о которой шла речь. На самом деле, она скорее напоминала узкий переулок.
— Стая паршивых, грязных, голодных собак, — пробормотал он. — Но большая стая. — Мгновение спустя, зевая, он добавил: — И ты прав насчет города. Если кто-то из этих жалких ублюдков — раджпут, то я удивлюсь. Не думаю, что видел когда-нибудь раджпута с таким количеством грязи на теле — даже после сражения, — как собралось на одних ногах этих тварей.
Медленно двигающийся караван проезжал теперь вход в переулок, и Валентин наконец смог хорошо рассмотреть то, о чем шла речь.
— «Собаки» — это оскорбление для собак. Но… — Он замолчал и продолжил только когда переулок остался позади: — Выглядят голодными. Согласен с этим.
Теперь и Анастасий, и Валентин посмотрели на Куджуло. Главенство в их странной экспедиции было понятием переменным. Каждый из трех людей по очереди становился старшим в группе на протяжении недели после того, как они сели в дельте на баржу и медленно пробирались в Раджпутану. Обычно или Валентин, или Анастасий. Но теперь они въехали в Аджмер, и оба римских катафракта были готовы позволить Куджуло их вести. Этот непонятный экзотический город являлся для них terra incognita[171]. Равно как и пустыня Тар, и горы Аравалпи. Но здешняя суровая местность, несмотря на свои, только ей присущие особенности, сильно смахивает на многие другие неприятные уголки земного шара — аи Валентин, и Анастасий считались ветеранами маршей по такого рода территории. Да, обычно они шли в составе армии, а не торгового каравана. Но теперешний опыт нельзя было назвать новым. И определенно ничем новым для них не стали две короткие стычки с бандитами.
Однако Аджмер — это совсем другое дело. Здесь «особенности» были в большей степени человеческого, чем географического характера. Никто из них ничего не знал о традициях и особенностях этого города.
Куджуло тут же ясно дал понять, что он тоже в некотором роде новичок. Или, правильнее сказать, — человек, возвращающийся в место, которое он знал много лет назад и находит полностью изменившимся.
— В старые времена ни одна подобная шайка не посмела бы открыто расположиться на улицах Аджмера, — проворчал он. — Женщины раджпутов прогнали бы их прочь, назад в их лачуги.
— Я почти уверен, что в этом переулке, немного подальше, прячется еще одна стая, — пробормотал Валентин, — и, мне кажется, более активная. По крайней мере, судя по тому, как их наблюдатель нырнул в переулок после того, как я его заметил.
Единственным знаком того, что Куджуло напрягся, стало изменение его положения в седле. Казалось, кушану несколько неудобно оттого, что нет стремян.
По правде говоря, им всем было неудобно. Конечно, к этому времени стремена использовали уже почти все кавалерийские подразделения малва. Но эти удобные приспособления все еще редко встречались у гражданского населения, и члены группы с самого начала решили, что не могут позволить себе рисковать, привлекая излишнее внимание. Ведь внешне два римских катафракта и семнадцать сопровождающих их кушанов выглядели охранниками торгового каравана, причем каравана относительно небольшого.