– Ножками шевелить не забывай, – просит парень, потому как я от неожиданности даже остановилась.
– А Хес – это…
– Это спутник нашей планеты. Кстати, названия нашего мира, планеты, страны и столицы совпадают. Так вот, месяцы мы считаем по этому самому спутнику.
– Лунные, – говорю я и понимаю, какую глупость сморозила.
– Да, некоторые трудности перевода присутствуют, – замечает мою неловкость Сорад. – Итак, в году шестнадцать месяцев, в месяце тридцать дней. Получается, что каждый сезон длится четыре месяца.
Я перевариваю полученную информацию.
– Сейчас весна.
Парень кивает.
– А почему у вас нет разделения на недели?
– Корни этого, как ты считаешь, казуса с ориентацией во времени, тоже связаны с нашей близостью к природе. Наш язык, к примеру, очень созвучен с ней. Наблюдая за окружающим миром, мы давали названия тем или иным явлениям, понятиям, действиям, чувствам. Видимо, опираясь на эти наблюдения, наши предки смогли вычленить во временном потоке только годы, месяцы и дни.
Логично.
– Но у меня для тебя есть хорошая новость. В наших сутках тоже двадцать четыре часа.
– А в каком-то из миров с этим, дело обстоит как-то иначе?
Сорад кивает.
– Во всех остальных. Больше всего повезло эльфам. Мало того, что их за долголетие считают практически бессмертными, у них еще и день длится двадцать восемь часов.
Ого! Бессмертные эльфы… Интересненько!.
– А сколько живут мельвы?
– Лет сто пятьдесят. Это в среднем.
– Сколько? – Я в шоке. Ладно, эльфы, но эти так похожи на людей! Хотя откуда мне знать, как выглядят настоящие эльфы, а не плоды земных фантазеров.
– А что тебя удивляет? Чистая экология, отсутствие стрессов, физический труд или нагрузки, у кого как получается, здоровое питание, магия некоторым, опять же, помогает. Останешься у нас, имеешь все шансы прожить столько же, не превратившись при этом в старуху, а уж если к магии окажешься способна… Заманчивая перспектива, правда?
– Карид говорил, что я не безнадежна в плане магии.
– Вот как?
– Я вроде выход из зеркала увидела. И еще… моя интуиция меня порой просто пугает.
– Ну вот видишь как все здорово…
Я понимаю, что поступаю невежливо, но все же прерываю Сорада на полуслове:
– Сколько тебе лет?
Он смотрит на меня так, словно только и ждал, когда же я задам ему этот вопрос.
– Пятьдесят два, – огорошивает он меня с самодовольной ухмылкой.
Сил удержать челюсть у меня не находится. Чувствую, как рот широко открывается после его признания.
– Давиду тридцать пять, – говорит Сорад, предвосхищая мой вопрос.
Да они оба… То есть Сорад на вид действительно постарше выглядит, но максимум на тридцать. А Давид вообще на моих ровесников похож! С ума сойти можно.
– Давай собирайся с мыслями! Мы пришли.
– Куда? – тупо спрашиваю, осматриваю полянку, на которую мы забрались.
– Не «куда», а «зачем». Приступим к осуществлению твоей давней мечты.
Я смотрю на пар… то есть на мужчину все еще без проблеска понимания.
– Приступим к изучению нового языка.
Теперь я точно знаю, как улыбался Чеширский кот.
16-ый день 3-ей Хес.
В начале шестого выхожу из своей комнаты и направляюсь в столовую на ужин.
Сегодня пошел дождь, поэтому прогулки в первой половине дня были отменены. Однако Сорад пообещал вытащить меня на улицу поздним вечером, если дождь прекратится. Я уже предвкушаю это событие с нетерпением. Синяки, набитые мной во время многократных падений за два прошедших дня, начинают ныть все сильнее, видимо, в ожидании пополнения своих рядов.
Спускаясь по лестнице, застаю в холле Сорада, замершего перед зеркалом. Он за чем-то увлеченно наблюдает. Уверена, мужчина слышал мои шаги, но от просмотра не оторвался, так что я могу любоваться только его светло-русой макушкой.
– Что показывают? – интересуюсь, оказавшись на нижних ступеньках.
Вчера вечером он объяснил мне, как зеркалом пользуются те, кто не обладает магическими способностями. Все оказалось довольно просто. Мельв вызывает настройщика-мага, который зачаровывает небольшой кристалл, чтобы тот связывался с нужным зеркалом, когда его располагают в специальном отверстии в раме. Поэтому в каждом доме перед зеркалами стоят шкатулки с грудами этих камней абсолютно разных цветов. Для человека запомнить весь набор – особенно если он очень велик – непосильная задача, но не для мельвов с их феноменальной памятью. Услуга мастера и стоимость кристалла по местным меркам чисто символические. Вообще, Сорад говорил, что бытовые амулеты и прочие артефакты в их мире очень дешевы, чтобы обделенные магическим талантом жители не чувствовали себя ущемленными…
Поток моих воспоминаний прерывает Сорад:
– Идем сюда, тебе тоже будет интересно на это взглянуть.
Я подхожу к нему и вижу в зеркале какие-то вазочки, хрустальную посуду, причем смутно знакомую. Потом сосредотачиваюсь на интерьере за ней. Забавно, но диван точь-в-точь, как в гостиной у родителей… Медленно доходит, что это и есть гостиная моих родителей. В подтверждение моих мыслей раздаются родные голоса. Папа с мамой заходят в комнату, за ними подтягивается Света. Войдя в помещение, она закрывает за собой дверь.
Отец садится на диван. Он бледен и сосредоточен. Светик с зареванным лицом занимает свое излюбленное место возле окна. Угол обзора мешает мне ее увидеть, но раз она направилась в ту сторону, то застыла сейчас статуэткой возле шторы и смотрит на улицу, периодически поглаживая бахрому портьеры. Мама, скорее всего, уселась в кресло, приняв обычную для себя позу: чуть наклонившись вперед, спина прямая, предплечья упираются на правый подлокотник.
– Господи, я не знаю, что теперь делать, – раздается в тишине ее трагический шепот.
Отец тяжело вздыхает и кивает головой.
– Ужасная ситуация! – мама продолжает развивать свою мысль. – На работе начнутся пересуды. И дернуло же ее пойти в эту подворотню. Что она там забыла, скажите мне? Как я это буду объяснять коллегам?
У меня внутри все холодеет. Одно дело предполагать, что ты не самый любимый ребенок в семье, но услышать такое я оказалась не готова.
От окна доносится истерический смешок сестренки. Отец медленно поднимает голову и впивается взглядом в маму. Раньше я никогда не видела у него такого выражения на лице и, честно признаться, не очень-то хочу увидеть снова.
– Закрой рот, дура! – тихо, но четко произносит он. – Тебе сейчас дочь хоронить, а ты о своих курицах безмозглых думаешь. Ты с ними совсем из ума выжила, или окончательно в стерву превратилась?
– Игорюша… – растерянно и даже обиженно произносит мать.
– Что, «Игорюша»? – рявкает папа, обрывая ее.
Мама замолкает. В комнате наступает тишина.
– Я в Питер на совсем перебираюсь, – внезапно говорит Света. – Папуль, если хочешь, можешь со мной поехать. У меня знакомый как раз специалиста ищет по твоему профилю. Я в общих чертах рассказала, чем ты занимаешься. Он в полном восторге и зовет к себе. Предлагает большие деньги. У него ты бы смог заниматься реальными проектами, а не «в стол» работать. Кроме того, он обещал патенты оформлять на твое имя. Прибыль от продаж, конечно, в фирму по большей части уходить будет, но и ты в обиде не останешься. Ты как?
Взгляд отца по-прежнему направлен в тот угол, где сидит мама.
– А знаешь, Светик, отличное предложение. Почему бы не попробовать? Теперь-то меня здесь уже ничего не держит.
– Игорюша… – Вновь слышу шепот мамы.
– Даш, оставь. Трагические роли тебе никогда не удавались. И мы это уже не раз обсуждали.
Где-то в глубине квартиры раздается трель звонка.
– Машина приехала. Сейчас выносить будут.
Папа встает и выходит из комнаты. Света следует за ним.
– Светик… – тем же трагическим шепотом обращается мама к моей сестре.
– Мам, папа прав – не стоит. У нас только Славка не понимала происходящего в семье. Да и то, исключительно по той причине, что слишком боялась, как бы ты ее в психушку не пристроила.
– И что мне теперь, по-вашему мнению, делать? – уже нормальным голосом интересуется мама.
Света равнодушно пожимает плечами.
– Понятия не имею, но тебя же никогда не волновало, как твои поступки отразятся на нас. Сейчас тебе выпала возможность оказаться на нашем месте.
С этими словами сестра выходит из комнаты.
Окружающие предметы вдруг резко плывут вверх, и я с трудом различаю их очертания…
– Вела!
Нехотя поднимаю голову на голос и ударяюсь затылком о стену. Это немного приводит меня в чувство. Я осознаю, что сижу на корточках возле стены. Резко встаю и пытаюсь сморгнуть слезы.
– Я не… – В горле стоит комок, с усилием его сглатываю и пробую снова: – Я не буду ужинать.
В голове две мысли: не упасть и не разреветься, пока не зайду к себе. Обхожу Сорада и мир вновь превращается в мешанину размытых золотистых пятен.
Не помню, как добираюсь до постели. Снимаю туфли друг о дружку и залезаю под одеяло. Рыдаю беззвучно, взахлеб, так что не хватает воздуха…
Ну почему так? Почему всю жизнь пытаешься заслужить если не любовь, то хотя бы одобрение человека, которому абсолютно безразличен, при этом невольно обижая тех, кому действительно дорог? Как можно так относиться к собственному ребенку?
Слез уже нет. Внутри пустота и онемение. Ничего не хочется…
На стук в дверь я не реагирую. Тем не менее, Сорад входит и без приглашения.
– Плохо? – задает он совершенно бессмысленный вопрос, потому как мой внешний вид в данный момент точнее, чем когда-либо, отражает внутреннее состояние.
– По-твоему, мне должно быть хорошо?
– Сейчас – нет. Если бы ты этого не увидела, потом тебе было бы гораздо хуже, поверь… – заявляет он мне, а подумав, добавляет: – впрочем, тебе ведь ничего другого и не остается.
Я смотрю на него и не знаю, какое из чувств, охвативших меня после его слов, сильнее – удивление или недоверие. Кто он вообще такой, чтобы что-то за меня решать? И тут на ум приходит характеристика Карида. Псих. И Давид, если вспомнить, с ней спорить не стал.