кем хочу, а тем, кем хотите вы, давно не являюсь. Я решил отказаться от приема отвара, раз он все равно не давал нужного эффекта. Пустил все на самотек, потихоньку сходя с ума.
В ночь Цветения меня посетила «гениальная» мысль – сделать вам предложение. Я рассудил так: когда ритуал сорвется, в чем я на том момент не сомневался, я приду в себя. Решусь обратиться со своей одержимостью к специалисту. Я озвучил Сораду свою идею, он лишь поинтересовался моими действиями в случае удачного исхода обряда. Я от него только отмахнулся, будучи уверен в отсутствии с вашей стороны каких-либо чувств ко мне. Эту уверенность подпитывала информация, добытая из вашего сознания, а окопался я там достаточно глубоко. Как часто это бывало, я в очередной раз не смог сделать правильный вывод, проанализировав ваши слова, мысли, чувства и поступки. Вот так Вела и получилось, что мы с вами стали супругами без вашего осознанного согласия.
Давид наконец поворачивается ко мне и смотрит прямо в глаза.
– Всегда думал, что любовь, чувство сильное, но мягкое, а оказалось, оно сродни одержимости. Или я его так ощущаю. Не знаю. Но я вас люблю, а вы любите меня, и это прекрасно. Вопрос только в том, что нам теперь делать дальше. У меня нет предложений. А у вас?
Слышать о его чувствах ко мне приятно. Спорить с оценкой моих собственных – глупо, ведь он прав. Но вообще-то, я как-то иначе представляла объяснение в любви. «Прямо-таки грезила!» – язвит внутренний голос. Ну да, никак я это не представляла, но все же… Ладненько, черт с ним, подумаю об этом попозже. Сейчас лучшим решением будет попробовать ответить на вопрос.
– Может быть, для начала начнем обращаться друг к другу на «ты»?
Давид улыбается и кивает, принимая мое предложение.
– Я могу подумать о наших дальнейших действиях, если хотите… то есть если хочешь.
Он удивленно на меня смотрит.
– Попробуй, – говорит он с сомнением.
Мое сознание словно только того ждало. В голове вихрем проносятся картинки, одна другой краше. С трудом мне удается призвать свои мысли к порядку. Сижу красная под пристальным взглядом Давида и пытаюсь как-нибудь потактичнее сформулировать увиденное. С романтикой у меня не очень. Сентиментальной прозой я не увлекалась никогда, меня просвещала Катя.
– Если мы с тобой не будем тормозить так, как все предыдущее время, то примерно через месяц будем, эм… абсолютно счастливы, – смущенно выдаю я.
Чувствую, как горят не только щеки, но и уши. Вот уж действительно, раньше барышни краснели, когда смущались, а теперь смущаются, когда краснеют!
На лице Давида опять отражается удивление.
– Слово в слово!
– Не поняла?
– Ты почти слово в слово повторила Сорада.
– А почему «почти»? – интересуюсь осторожно. Неужели мой бывший наставник не пожалел меня и озвучил более короткий, то есть реальный срок обретения нами… пусть будет, семейного счастья.
– Он сказал, что тормозить не следует мне.
Уф! Выходит, я слишком плохо думала о Сораде. Но все же забавная складывается ситуация. Я уже сколько времени замужем, и даже не в курсе смены своего статуса. Вот теперь мне становится совершенно ясно, что маменька Давида совсем не оговорилась, упоминая про спальню. Получается, его родители узнали о заключении нашего брака еще до того, как мы прибыли к ним, иначе госпожа Телия просто не успела бы приготовить комнату. Но как? Мне с трудом верится, чтобы Сорад сразу же после обряда побежал к ним с докладом. Как вообще у них тут можно понять семейный положение прохожего?
– Давид, а как твои родители узнали о нашей свадьбе? Неужели Сорад поделился счастливой новостью?
Парень отрицательно качает головой.
– Нет, скорее Далия. Она ведь навестила нас через несколько дней после обряда.
– То есть вы все же как-то разбираете, кто состоит в браке, а кто нет?
– Разумеется. Если оказываешься рядом с супругами, то начинаешь ощущать сильный запах ямеля. Ну, естественно, аромат «половинки» источают и, находясь врозь.
Интересно, конечно, но его ответ меня разочаровывает. Ощущать запахи, как мельвы, я не смогу никогда. Кроме того, я полагаю, этот аромат имеет скорее метафизическую природу, а мои успехи в магии, совершенно точно, ограничатся перемещениями через зеркала.
– Выходит, я никогда не смогу разбираться, кто женат, а кто нет, – резюмирую я.
Давид философски пожимает плечами. А у меня появляется еще один вопрос.
– Можно я кое-что еще спрошу?
Старательно изучаю свои сложенные на коленях ладони. Дождавшись утвердительного кивка, интересуюсь:
– А как ты объяснил своим родителям, что собираешься ночевать в отдельной комнате? Не очень-то похоже на поведение молодого супруга после нескольких недель брака.
На лице Давида опять появляется улыбка, только какая-то другая. В общем, краснею я еще до того, как он успевает открыть рот.
– Отчего же. На мой взгляд, очень похоже на поведение молодого супруга, который еще не успел в полной мере насладиться обществом своей жены, однако в виду определенный обстоятельств, предпочитает воздержаться на несколько дней от проживания в одной комнате с ней, поскольку с уважением относится к ее хм… стыдливости и не хочет шокировать супругу своими предложениями.
Вот так формулировка! До меня медленно, но доходит смысл услышанного. По мере осознания, румянец медленно переползает ниже, на шею. Давид, как мне кажется, с удовольствием наблюдает за сменой моего окраса. Все же в тот давний ноябрьский день мне не почудилось, ему действительно нравиться меня смущать! Тоже мне! Да если бы он знал глубину моих теоретических познаний… «А он с твоей теорий на практике знаком», – напоминает подсознание, услужливо подкидывая для освежения памяти парочку пикантных картинок из недавно продемонстрированной подборки… Зря я раньше жаловалась на некомфортно низкую температуру в местных жилищах. Сейчас мне очень жарко! Так, срочно думаем о чем-нибудь возвышенном и серьезном. В голову почему-то приходят довольно занятные рассуждения о ямеле. Спешу поделиться ими с Давидом.
– Я поняла, почему тебе не становилось лучше после приема вашего фирменного отвара.
– Вот как? – отзывается он. – Просветишь?
– В его состав ведь входит этот ваш цветок? – делаю небольшое уточнение, так на всякий случай.
– Там кроме него ничего больше и нет, – иронично отвечает Давид.
– У мельвов, как я поняла, с этим растением существует неразрывная связь, раз вы себя его детьми называете. Я помню твой рассказ о нем. Ты тогда меня очень удивил, потому что был немного похож на фанатика, говорящего о своем кумире. Должна заметить, совершенно несвойственное тебе поведение и состояние. Из этого я делаю вывод, что он на вас влияет. Ты не задумывался, почему стоит представителям вашей расы покинуть пределы своего мира, у вас начинаются не то чтобы проблемы, но определенные трудности?
– Ты считаешь, он делает нас менее агрессивными? – интересуется Давид.
– Не совсем. Я думаю, он делает вас более дружелюбными, понимающими. А в твоем случае его прием имел тот же эффект, как если бы ты пил афродизиак. Ты только быстрее привязывался ко мне. Спроси у своей матери, скорее всего, она скажет, что в подобной ситуации этот отвар лучше не применять.
Давид раздумывает над моими словами, а потом начинает смеяться.
– Я, конечно, понимаю, ситуация вышла довольно глупой, но не на столько же, – замечаю осторожненько.
Парень качает головой.
– Я просто представил, что будет с Далией, если ее все же пригласят на службу эльфы.
Я улыбаюсь. И правда, она же такая эмоциональная.
Наше хихиканье прерывает Ории. Женщина входит в комнату, стараясь не очень сильно поджимать губы от возмущения.
– Господин Давид, я освободила кухню для ваших кулинарных экспериментов, – последнее слово она произносит с непередаваемым чувством.
Орри все еще не может понять, какая блажь пришла парню в голову, заставив взяться за готовку. Не думаю, что Давид когда-нибудь всерьез встанет у плиты, скорее всего он в этом вопросе исходил из принципа «а смогу ли я?». Как бы там ни было, еда, приготовленная им, на вкус просто невероятна, а слово «почти» из его характеристики исчезло после первого же блюда.
– Спасибо, – благодарит Давид и поднимается с дивана.
– Можно составить тебе компанию?
Краем глаза ловлю взгляд Орри. Она смотрит на нас как на сумасшедших.
– Конечно, буду только рад.
Мне протягивают руку. Я с удовольствием вкладываю в нее свою ладонь.
27-ой день 11-ой Хес.
Смотрю в потолок, но ничего не вижу. Перед глазами стоят яркие образы недавнего сна. На протяжении последних десяти дней подобного рода видения меня не посещали. Наше с супругом поведение отличалось такой благопристойностью, что начали закрадываться мысли, а станет ли реальностью хоть что-нибудь из подборки, любезно предоставленной подсознанием после признания Давида? Хоть что-нибудь? Хоть когда-нибудь? Это «когда» прочно засело в голове, раз мне показали столь смущающие вещи. Ох, нет! Лучше об этом не вспоминать!
Делаю очередной глубокий вдох и выдыхаю. Странно, что в прохладной комнате от меня не валит пар, настолько горячей кажется кожа… горячей и влажной… и не только кожа…
– Черт!
Раздается стук в дверь. Сердце, только-только успокоившееся, с радостью вспоминает свой недавний бешеный ритм. Я молчу и даже глаза закрываю – вот уж не знаю зачем. Знаю одно – мне совсем не хочется, чтобы Давид видел меня сейчас, он и так в курсе моего состояния.
Я успеваю насчитать пятнадцать ударов неистово колотящегося сердца, когда упруг, так и не дождавшись ответа, открывает дверь. Глаза все еще закрыты, поэтому мне остается только слушать.
Вот он подходит к окну и раздвигает шторы. То ли солнце пока не планирует вставать, то ли прячется за облаками, но вместо ярких лучей в комнату проникает лишь серый свет. Мое бедное сердечко успевает десять раз трепыхнуться, и Давид оказывается возле кровати. Его бездействие длится несколько мгновений, потом он стаскивает с меня одеяло. Притворяться спящей было глупой затеей. Нехотя разлепляю веки. Давид с улыбкой смотрит на меня. Прямо в глаза. И я смотрю в его глаза, когда он сбрасывает с себя халат, когда забирается в постель, и даже когда аккуратно сгибает и разводит в стороны мои ноги, устраивается межу ними, опираясь на колени.