Но была у деда с бабушкой и дача – кусок пахотной земли, который отвёл им колхоз. Там никто не ставил домики и не жил, как городские, а просто сажали скучную картошку, тыквы, кабачки, подсолнухи, арбузы. Посреди дачи торчало пугало – палка с консервными банками. Оно грустно болтало изодранными рукавами старенькой бабушкиной ночнушки и чуть позвякивало жестянками на ветру – общаясь с такими же печальными соседями на других участках. Вороны обычно любили отдыхать на нём, обозревая окрестности: не идёт ли какой человек?
Периодически дед с бабушкой выезжали туда – прополоть картошку и поглядеть, не случилось ли чего. Вельке же и его двоюродному брату Витьке приходилось исполнять трудовую повинность.
В тот день они тоже собрались на дачу. Вельке совершенно туда не хотелось, тем более что они с Витькой только что смастерили отличные луки из двух ветвей ореха и толстой лесы и пять штук стрел из обструганного штакетника, и им не терпелось всё это испытать.
– Куриные перья – это, конечно, не то, – говорил Велька с сожалением, распиливая вдоль кургузое перо лезвием из дедовской бритвы. – Надо бы маховое перо из крыла дикого гуся или хотя бы ястреба-тетеревятника. Ты откуда их взял, Витька? Из подушки?
– Иди ты, – обиделся Витька. – В курятнике у петуха добыл. Вот, видишь? – он гордо продемонстрировал расцарапанную руку. – А знаешь, как этот гад клюётся? А гусиные перья сам доставай. Вон, у бабы Нюры целое стадо гусиное. Но туда я бы только с автоматом сунулся – защиплют насмерть.
– Настоящий индеец не пользуется оружием белых, – назидательно пробормотал Велька, приматывая ниткой половинки пера к древку стрелы. – Настоящий индеец может вырвать перо из хвоста орла так, что тот и не заметит.
– Ага, как же! Иди попробуй, – скептически отозвался Витька, кивая в сторону двора бабы Нюры.
– Молчи, бледнолицый! – Велька перевернул стрелу, и на солнце грозно блеснул наконечник – гвоздь, вставленный в расщеплённый конец древка и крепко замотанный изолентой. – Где колчан?
Колчан был особой гордостью Вельки. Он сам выкроил и сшил его по рисункам из книжек про индейцев. В той же книжке советовали взять для колчана выделанную кожу молодого оленя, но у Вельки была только обивка старого мотоциклетного сиденья. Дед на мотоцикле уж лет десять как не ездил, и тот пылился в сарае, поэтому Велька резонно рассудил, что сиденье никому уже не понадобится. К тому же цвет обивки был самый подходящий – светло-коричневый, примерно как выделанная кожа молодого оленя, как её себе Велька представлял.
Он вырезал две половинки колчана, сшил их крупными стежками двойной красной ниткой, приделал перевязь, чтобы вешать колчан через плечо, и даже раскрасил фломастером индейскими узорами, точь-в-точь как в книжке.
Оставалось только доделать стрелы, и можно было смело отправляться на охоту или вставать на тропу войны. Но проходящая мимо бабушка сказала: «Едем на дачу» – и все планы рухнули. Томагавк войны так и остался закопанным.
– Да, на дачу, – Велька уныло подёргал тетиву лука, и та басовито загудела. Ну чего там делать? По подсолнухам пулять?
Витька только молча вздохнул и аккуратно собрал стрелы, которые рассыпал Велька в раздражении.
Первый раз Вельке не хотелось ехать на бричке. Когда дед пригнал её к дому, Велька залез и молча устроился в углу, на мешках, даже уступив Витьке право поуправлять Мальчиком.
А сам надулся и развернулся спиной вперёд, хоть таким образом протестуя против дачи.
Поначалу он сидел и глядел, как уплывают назад их дом, улица, затем село, но потом обнаружил в одном из мешков месторождение фасоли.
Глянцевые, блестящие на солнце, как рыцарские панцири, фасолинки Вельку сразу заинтересовали. К тому же их было много, и все они были разноцветные: красные, белые, чёрные, крапчатые. Большие и маленькие. Велька принялся их раскладывать на мешке, сортировать и строить шеренгами по размеру, а затем бросил в бой друг на друга разноцветные армады. Много пролилось фасолевой крови, и великие победы были одержаны на холщовом поле битвы. Поверженных фасолевых воинов Велька отправлял в стремительный полёт с борта телеги или прямиком в тёплое небо, пересечённое ветвями акаций и вязов.
Когда они подъехали к даче, фасолевое войско изрядно поредело: самые слабые, мелкие и дефектные были казнены недрогнувшей Велькиной рукой. Оставшаяся горстка была так хороша – как на подбор, что Велька даже и не знал, что с ними дальше сделать.
Бричка качнулась и остановилась.
– Приехали, – хлопнул дед вожжами. Витька мигом слетел вниз, бабушка слезла следом, опираясь на оглоблю.
– Веля, давай мешки. Посмотри, где там белый мешок?
– Вот он, – Велька аккуратно ссыпал фасоль в карман шорт и протянул мешок бабушке.
– О, а где ж фасоль? – изумилась бабушка, раскрывая его.
– Так… это… – Велька смешался, не зная, что сказать.
– Вроде же насыпала. – Бабушка недоумённо пошарила в мешке, затем его вывернула и потрясла. – Ни одной, надо же! Веля, ты фасоль не видел? Неужели я другой мешок взяла?
– Я… это… – запнулся Велька и затем глубоко вздохнул: – Вот она.
– Где? – не поняла бабушка.
– Вот. – Велька вытянул руку и разжал ладонь. – Фасоль.
Витька тихонько захихикал за спиной у бабушки.
– Это что, вся? – в ужасе спросила бабушка. – Веля, там же килограмм был!
– Я думал, она ненужная, – очень тихо сказал Велька. – Думал, так осталась, просто… Забыли её.
– Да где ж она?
– Я думал, она так, – потупился Велька. – Я её позапускал.
– Я ж тебе дам – позапускал! – Бабушка неожиданно легко взмахнула мешком, и Велька еле успел отскочить. – Я тебе, зараза такая, дам – ненужная! Ну-ка, иди сюда…
Грозно потрясая мешком, она надвигалась на Вельку, а тот отступал, пока не упёрся лопатками в борт телеги.
– Ах ты, хулиган такой! – расходилась бабушка. – Я же её выбирала, фасолинку к фасолинке, самую хорошую, самую породистую!
Мешок со свистом пронёсся над головой Вельки, и тот понял, что пора драпать. Дождавшись, когда грозное бабушкино оружие отлетит в сторону, он быстро шмыгнул под телегу. Там было спокойно и не так шумно: бабушкины ноги в тапках, сердито хлопая, расхаживали вдоль телеги, Мальчик флегматично переступал копытами, а дедовы ботинки, утопая в бурьяне, уже удалялись на участок. Громкие возмущения бабушки долетали сюда чуть приглушённо и, казалось, не имели к Вельке никакого касательства.
– А ну вылазь оттуда, паразит! – наклонилась бабушка. – Ишь ты, спрятался!
– Ба, я же не хотел, – заныл Велька. – Я ж не знал…
– Вылазь! – голос бабушки отдавал металлом. Велька вылез и понуро встал у колеса, косясь на мешок в жилистых и ловких руках бабушки. – А подумать не мог, дурень? Давай её сюда.
Велька нехотя ссыпал фасолевую «элиту» бабушке в ладонь.
– Божечки ты мой, – закручинилась бабушка, перебирая жалкие остатки. – Ну вот, что теперь с ней делать? С рогатки пулять?
– Бабуль, ну давай в другой раз посадим, а? Полмешка, нет, целый мешок. Я сам всё посажу, честно-честно, – предложил Велька вдохновенно.
– Потом поздно будет, сейчас надо было сажать, – вздохнула бабушка. – Иди лебеду дёргать! Ох ты господи… Пойдём, Витенька, до моркови.
Велька, облегчённо вздохнув, с радостью кинулся на выкорчёвывание сорняков, мимоходом успев погрозить кулаком покатывающемуся со смеху Витьке.
– Ты бы что сказал, – упрекнула бабушка деда. – Без фасоли мы теперь.
– Та ну её, – отмахнулся дед. – Нужна она мне сто лет, фасоля та.
– О, гляньте на него! Такой же, – поджала бабушка губы. – Ну давай-давай, повыкидай тогда всё с брички.
Дальше в тот день всё пошло кувырком. Бабушка, решив, очевидно, что с Вельки взять нечего, переключилась на деда. Она, согнувшись, шла вдоль длинных рядков моркови и лука, быстро, но тщательно выщипывая мельчайшие сорняки, и бурчала себе под нос что-то по его поводу. Тот отмалчивался, методично собирая с невысоких кустиков картошки ярко-красных личинок колорадского жука в банку с керосином. Велька с притихшим Витькой старались не отставать от бабушки.
Полдня пролетело незаметно. Закончив, они все уселись в тени, под телегой. Бабушка достала из сумки и развернула полотенце с грушевыми пирогами. Отламывая по кусочку, она торопливо и аккуратно их жевала, держа ладонь под подбородком – ловя крошки. Витька вовсю уже хрустел печеньем и прихлёбывал лимонад из бутылки. Дед неспешно чистил яйца, такие маленькие в его больших пальцах, и макал их в крупную, насыпанную горкой на газете соль. Потом закусывал хрустящим огурцом с горчащей тёмно-зелёной кожицей и запивал всё компотом из старой, ещё фронтовой, фляжки. Велька задумчиво выгрызал мягкую сладкую сердцевину пирога, оставляя жёсткую корку, и глядел, как два больших чёрных муравья хищно тащат куда-то алую личинку колорадского жука. Та вяло изгибалась в цепких челюстях – наверно, чувствовала, что конец её близок.
Полдень уже миновал, и жар от неба, будто затянутого белым паром, стал спадать.
– Ну всё, поехали. – Дед поднялся и вытряхнул скорлупу, очистки и крошки в бурьян. Он взял Мальчика под уздцы и развернул к выезду. Ребята, зацепившись за борта, заскочили на ходу. Дед залез следом и, взяв вожжи в руки, застыл в ожидании.
– Баба, ну ты там долго? – дед нетерпеливо хлопнул вожжами.
Мальчик переступил ногами и, чуть напрягшись, потянул бричку.
– Да стой ты, зараза! – прикрикнул дед. – Ну, где ты там запропала?
– Да иду, иду! Господи… – Бабушка выдернула ещё одну морковину в пучок и, собрав сорванное в пышный зелёный хвост, заторопилась к выходу. У края участка она заметила пропущенную кем-то лебеду и, не удержавшись, вырвала и её.
– Как же можно бросать, Ваня, – упрекнула она деда, – не дорвано ж. Зарастёт всё.
– Поехали вже, – дед нетерпеливо хлопнул вожжами, причмокнул, и бричка тронулась.
Дорога обратно в село вела вдоль большого кукурузного поля, а после выворачивала направо. Там можно проехать по грунтовке вдоль длинной лесополосы, тенистой и густой, а можно параллельно – по асфальтированной трассе. Интересней, хотя и страшней, было проехаться по трассе, думал Велька, но вряд ли дед туда поедет – уж слишком там много машин. Когда на повороте дед, не раздумывая, подбодрил мальчика и выехал на трассу, Велька сильно удивился.