Алёна МоденскаяВельмата. Длинные тени
Глава 1. Улыбяка против улыбяки
Бледное осеннее солнце потихоньку начинало клониться к закату, мерцая веерами холодных лучей в изящной графике переплетений липовых веток. Тени стали длиннее и причудливее, палисадник уже погрузился в ореховые сумерки, и густые заросли девичьего винограда, оплетающего шубой старый штакетник и стену дома, приобрели приятный багровый оттенок.
Астры и георгины суховато заострили черты, а петуньи и бархатцы на многоярусной клумбе всё ещё выглядели весёленько. На свету оставались лишь белёсые черепа на палках, торчащих прямо из верхнего яруса. Две штуки в натуральную величину, купленные на ярмарке в Растяпинске. Таращатся в разные стороны и лыбятся.
Пожалуй, Настя правильно сделала, что установила их на своей части палисадника. На радость соседям, чьи собаки повадились ломать цветы и гадить на всё, что торчит из земли. У черепушек в темноте ещё и глаза оранжевеньким светятся. Всю ночь. Прелесть какая. Ещё бы они выли или стонали, совсем было бы прекрасно, но увы, к Настиному приходу ревущих черепушек в магазинчике криповых сувениров уже не осталось.
В интернете такие штукенции стоят куда дороже, так что пришлось довольстоваться тем, что удалось достать на распродаже. Настя смачно зевнула, отошла от окна и всё-таки переключилась с рассматривания каталога интернет-магазина на рабочую вкладку. Цены на элитные квартиры в Нижнем выросли незначительно, а вот бюджетная вторичка прилично прибавила. Что там дальше? Новостройки. Н-да, ипотека влетит в копеечку. В миллиарды копеечек, или миллионы рублей и годы на постном гороховом супе. Как у Таськи.
Чтобы немного расслабить глаза, Настя вылезла из-за компьютера, достала лейку-тыковку и направилась на чердак, где у неё как раз расцвёл кактус. Молодец какой, ещё держится. Второй день уже. Настя полила кактус сахарной водой и развернула горшочек так, чтобы большой розовый цветок оказался у окна, где света побольше. Ночи-то становятся длиннее.
— Таська тебе привет передавала, — улыбнулась Настя светло-розовым пенистым соцветиям герани в небольшом пластмассовом тазике. — Говорит, детки твои у неё разрослись, тоже цветут. Ну, света у них нормально, десятый этаж на южную сторону. А к тому моменту, когда она ипотеку вытянет, у неё уже джунгли будут. Завидует она мне, представляешь? — обернулась Настя к белой орхидее, наливая воды в поддон. — И при этом она одновременно думает, что это я ей завидую, по крайней мере, должна. Круто, да? — Настя перешла к разноцветным фиалкам, густо растущим в старой форме для выпечки. — Вроде как я должна слюни пускать на её женское счастье. А оно мне надо? Трое детей, ипотечная двушка в человейнике на двадцать лет и машина в кредит. Причём по документам всё на ней, потому что у мужа, видите ли, маленький официальный доход. — У гибискуса, оказывается, полно жёлтых листьев, которые пора бы оборвать. — А на самом деле она аж слюной давится от зависти, что мне квартира в наследство досталась. И всё поёт, что часики тикают, двадцать пять — пора рожать. А ты, я смотрю, меня не слушаешь?
Настя упёрла руки в бока, наклонилась к дереву и грозно произнесла:
— Если так и не расцветёшь, я тебя отдам кому-нибудь. — Но потом всё-таки сжалилась. — Ладно, даю тебе ещё два года.
Чтобы полить традисканции на шкафу, пришлось забраться на стул.
— Так вот, Таська мне всё трындит, что раз уж мне так повезло, что квартира сама в руки приплыла, хотя и старая, и без ремонта, то надо пользоваться возможностью. Вроде как со своей жилплощадью проще выйти замуж. — Настя спрыгнула на пол и повернулась к хлорофитумам. — Может, и так. Хотя мерзко, когда женятся на квартирах, а не на людях.
Настя поставила пустую лейку на подоконник, села на старый скрипнувший табурет, осмотрелась и пробормотала:
— А ещё более мерзко, когда в жизни ровным счётом ничего из себя не представляешь. Ни нуля, ни палочек. И будь у тебя хоть небоскрёб в собственности, ни один нормальный парень в твою сторону даже не посмотрит.
Настя поставила локоть на комод и прикрыла глаза рукой. Гошка не был нормальным парнем. Он был бездельником и наркоманом. Красивенький сынок богатеньких родителей, усердно делающих вид, что ничего плохого не происходит. Весь в татуировках и дорогих шмотках, выглядевших так, будто он их с боем отобрал у бомжей.
Таська как увидела его на квартирнике, так у неё челюсть и отвисла аж до края мини-юбки. Она потом месяц таскала Настю за собой по их рокерским и анимешным сборищам. Всё какие-то статьи умные читала, чтобы привлечь внимание. Даже чуть не подралась с ещё какими-то Гошкиными фанатками. Он им, правда, потом выдал, что они «в конце очереди». А Настя боялась даже взглядом с ним встретиться, думая, что она в этой очереди даже не стоит.
По шее прошелестело нежное тепло. На миг краем глаза Настя заметила у плеча насмешливо улыбающийся Гошкин профиль с тонкими острыми чертами. Так близко, будто он стоит у неё за спиной.
— Опять ты здесь, — беззвучно проговорила Настя. — А я вот с цветами болтаю. Больше-то не с кем.
Солнце село, и чердачная комната погрузилась в октябрьский полупрозрачный мрак. Настя подняла руку и как бы провела ладонью по Гошкиному затылку над своим плечом, но вместо мягких кудрей пальцы поймали лишь холодеющий воздух.
Настя поставила локти на колени и уткнулась лицом в ладони. Повезло, что она по образованию архитектор, да ещё с художественной школой за плечами. Зрительная память хорошая. Так она может в деталях представлять его лицо таким, каким оно было. А не тем, что с ним стало.
В дверь позвонили. Кого там ещё несёт. Да ещё вечером. Может, не открывать? Но кто-то упорно давил на кнопку звонка. Настя поднялась и пошлёпала открывать.
— Настюшенька, ты всё-таки дома, — расплылась в благообразной улыбке тётя Римма. — А я вот тебе огурчиков привезла из огорода. Ещё кабачков и яблочков.
— Да что вы, не стоило, — промямлила Настя, но тётя Римма ловко просочилась в квартиру и поставила на пол в прихожей набитый под завязку белый пакет из супермаркета.
— У тебя же сада нет, — вздохнула тётя Римма. — Я и бабушке твоей, царствие ей небесное, всегда по осени что-нибудь привозила. А то она только цветы выращивала. А ты, я смотрю, тыквы завела.
— Да, они красиво цветут и смотрятся стильно. — Настя скрестила руки на груди и привалилась к углу кухонного простенка.
Тётя Римма осматривалась, причём с таким выражением на лице, будто в квартире чем-то гадостно воняло. Потом соседка снова натянула улыбку:
— А эти штуки, ну… — Она выразительно подвигала прорисованными бровями.
— Какие штуки? — сыграла наивность Настя, хотя сразу прекрасно поняла, о чём шла речь.
— Эти, на палке. В твоей клумбе.
— А что с ними? — наигранно подняла брови Настя.
— Они так светятся по ночам. Даже через занавески видно.
— Да что вы говорите. Странно, я не замечала. Они что, правда, светятся?
— Ну, — чуть замялась тётя Римма. — Как бы да.
— Ой, я и не знала. Тогда я их разверну в другую сторону. Чтобы они вам в окна не сверкали. — Настя изо всех сил пыталась сохранять серьёзное выражение лица, чтобы не расхохотаться в голос.
— Может, ты их на другое место перенесёшь? — Тёте Римме тоже трудно давалось притворяться дружелюбной, презрение в голосе так и пёрло. — Страшненькие такие.
— А мне кажется, они миленькие, — растянулась в улыбке Настя. — И место самое подходящее. Эту клумбу ведь бабушка Алина сама сделала, своими руками. Не смотри, что простой регистраторшей в морге всю жизнь проработала. Зато к ландшафтному дизайну талант.
Тётя Римма только кивала с приклеенной улыбкой. Вернее, улыбякой. Напоминание о месте, где трудилась почившая Настина двоюродная бабуля, всегда заставляло соседей вспотеть.
Но тётя Римма, похоже, была настроена на солидный разговор. Поэтому она опять растянулась в улыбяке и пошла в атаку:
— А колючую проволоку под забором ты когда натянула?
— Я? — притворно округлила глаза Настя. — Нет, вы что. Она уже давно там.
— Это от бродячих собак, да? — маневрировала тётя Римма.
— И от них тоже. — Настя мило улыбнулась.
Улыбяка против улыбяки.
— Но ведь и домашние могут задеть, — как бы озабоченно произнесла тётя Римма. — У Котовых-то вон собаки везде бегают.
— Так пусть они за ними смотрят. Собака — это тоже ответственность, — с самым серьёзным поучительным видом проговорила Настя.
— Да, да, — кивала тётя Римма. — Но ведь если подумать, что такого страшного произойдёт, если собачка пописает на цветочек?
— Ничего, разумеется, — с готовностью поддакнула Настя. — У меня, правда, тыквы прямо на земле лежат. Кстати, а давайте, я вам тыкву подарю?
— Ой, ну что ты! Не нужно! — замахала руками тётя Римма.
— Как это — не нужно? Вы же мне вон сколько всего приносите. А так будет — от нашего огорода вашему. Тем более, куда мне одной столько тыкв? Я завтра занесу, да?
Тётя Римма что-то невнятно промямлила и выскользнула в коридор.
— До завтра! — жизнерадостно произнесла Настя ей вслед.
— Да, да. До завтра, — донеслось с лестницы, по которой уже спускалась тётя Римма.
Настя закрыла дверь и, продолжая улыбаться, привалилась к ней спиной. Гошка, стоя в проходе у кухонной двери, одобрительно аплодировал.
— Пописает на цветочек, — ухмыляясь, повторила Настя. — Ну, если на твой цветочек, то пожалуйста. Сколько угодно.
Настя толкнула носком пакет, и из него по полу со стуком покатились подгнившие яблочки из сада тёти Риммы.
— Хороший компост из вас получится, — проговорила Настя, собирая яблоки и запихивая их обратно, к нитратным кабачкам и огурчикам. — Глифосатные вы мои. Тьфу, что я несу. Какие ещё мои. Спасибо, не надо.
Завязав ручки пакета узлом, Настя села на холодный дощатый пол. Давно не крашенный. И обои пожелтели и начали отставать. А на ремонт денег нет. Вот поэтому соседи из мерзкой притворной жалости тащат ей свои отравленные урожаи — считают нищебродкой, которой по какой-то несправедливой причине досталась квартира. Правда, в разваливающемся доме, далеко за Щербинками, в не самом благополучном микрорайоне.