но. – Скорее, друг.
– Начинает отходить. Сейчас ему хреново будет, готовься. Свинство это – такого мальца шокером, у него и массы-то на полмужика. Но что с этих взять? Они, поди, и не знают, что мощность регулируется.
– Вы их ненавидите?
– Я? Да что ты, нет, конечно! – сосед даже засмеялся от неожиданности. – Они, в целом, нормальные ребята. Пока не началась эта хрень, у меня полно приятелей было среди черноглазых. У нас квартал смешанный, дружно жили. Играли в футбол, пиво пили, на шашлыки собирались, музыку слушали. Музыканты они отличные, пляшут задорно, и вообще душевный народ. Экспрессии многовато, но к этому привыкаешь. Понимаешь, девочка, я двумя руками за равенство. Я даже жениться хотел на дочери соседа, черноглазой. Она классная девчонка.
– А что же не женились?
– Из-за отца её. Он всем живые изгороди подстригал, клумбы разводил, цветочки сажал-полол. Качели починить или ворота поправить – всё к нему. И ему это нравилось, и все соседи его уважали, и никто отродясь не думал, что он хуже других, потому что не врач или не пилот. На своём месте был человек. Денег, правда, не так чтобы много получал, но на жизнь хватало. Жена, детей двое, домик небольшой, но свой. Мы с ним пиво пили каждую неделю, болтали, футбол по телеку смотрели. В футболе, кстати, вообще одни черноглазые, и денег они там зашибают столько, что мне и не снилось. А потом раз, и он мне такой: «Ты, Бен, голубоглазый угнетатель!» «Хренассе, говорю, чем же это я тебя угнёл?» «Вот! – отвечает он, – ты даже признать этого не можешь, настолько эта твоя угнетательность глубоко в тебе сидит! Вы все, голубоглазые, такие. Угнетатели и потомки угнетателей. Только и мечтаете загнать нас обратно на плантации». «Стоп, говорю, на плантациях автоматика всё делает, на кой хрен вы там нужны? И в шахтах давно робокомплексы хреначат, и улицы скоро будут автопылесосы убирать. Зачем вас куда-то загонять?» «Это, говорит, и есть ваш угнетательский заговор. Оставить нас без работы, заменить роботами, которые вам прислуживают». «Так ты определись, сосед, – мы вас хотим на плантации загнать или без работы оставить?» А он разозлился только, сказал, что я такой же как все, и вместо того, чтобы покаяться, его оскорбил. Пиво допивать не стал и дверью хлопнул.
– Больше не общались? – спросила Васька.
– Нет. И дочка его на меня обиделась. Он вообще со всеми голубоглазыми в нашем районе рассорился, газоны угнетателям стричь перестал. А у черноглазых такого и в заводе нет – нанимать кого-то. Они или сами стригут, или, что чаще, вовсе не стригут. Так и живут в бурьянах, им плевать. Поэтому денег у него не стало, и они съехали.
– Грустная история.
– Ты пойми, сегрегация – хреновая вещь, но вся эта нынешняя политика квот – лекарство, которое хуже болезни. Она же и самим черноглазым не нужна. Тот долбодятел, которого мне на станции напарником поставили, – он что, счастливее стал? Ну да, зарплата большая, но он же и сам прекрасно понимал, что не инженер, а просто в жопе затычка. И что все вокруг относятся к нему, как к затычке в жопе. Не зря он за мной следил и запоминал, что как – очень ему хотелось быть хоть чуть-чуть при деле. Но для этого мало запомнить, какой тумблер чего включает. Надо физику знать, теорию тепловых машин, кучу всякой хрени, на которую я десять лет учился и ещё пять стажировался. Поэтому он бесился и на меня быдлил – понимал, что не на своём месте.
– И всё равно… – сказала Васька. – Ставя себя на место черноглазых, я бы чувствовала себя человеком второго сорта. И мне было бы обидно.
– Блин, а почему я не чувствую себя человеком второго сорта потому, что мне никогда не стать профессиональным футболистом?
– Не знаю, – призналась девочка. – Но мне кажется, не черноглазые в этом виноваты. Всё куда сложнее.
– Жизнь всегда сложнее, чем кажется, – философски признал сосед.
***
Данька сморщил лицо, зашевелился, попытался сесть, но уронил голову обратно на Васькины коленки.
– Ты либо отодвинься от него подальше, либо веди его к сральнику, – посоветовал сосед. Постшокерный эффект. Блевать будет дальше, чем видит.
Василиса едва успела подтащить еле перебирающего ногами парня к унитазу, как прогноз Бена оправдался. Его пришлось поддерживать, чтобы он не упал туда головой, так был слаб.
– Ох… как мне паршиво, – сказал он, закончив и с трудом вернувшись на лавку. – Попить нет?
– Вода в кране, на вкус она не очень, но я не отравилась. Я бы принесла тебе, но не во что налить.
– Тогда потерплю. Мне пока лучше не вставать, голова кружится как на каруселях.
– Это от шокера всегда так, пацан, – сказал Бен. – Может, и пару дней потом таращить, если большую дозу словил. Я по молодости был не дурак подраться, особенно в барах, так что успел огрести полицейского электричества. Нет, за те случаи я не в претензии, не подумайте – по делу прилетало. Не то что сейчас.
– Где мы, Вась?
– В тюрьме. Сейчас ночь. Утром нас отведут в суд и отправят на плантации. Это Бен говорит, он, вроде, разбирается.
– Уж будьте уверены, – кивнул сосед.
– Надо уходить, Дань.
– Я не могу, – признался парень. – У меня в голове как будто блендером мозги взболтало. Я пешком-то идти вряд ли смогу, не то что на Дорогу выйти.
– Это плохо.
– Да не переживайте вы так, молодёжь! – оптимистично сказал Бен. – Я же говорю – долго этот бардак не продлится. Либо наши победят, либо развалится всё к чертям, и принудительные работы не будут самой большой нашей проблемой. Думаю, месяца три, много четыре…
– Дня, – сказал Данька.
– Чего?
– Три-четыре дня. Затем коллапс.
– Коллапс чего? – удивлённо спросил сосед.
– Всего. Что-то надвигается… Я его почти вижу… – парень сдвинул на лоб очки.
– Хрена себе, – сказал Бен. – Ты… Ой, как хреново.
– Что хреново? – спросила осторожно Василиса.
– Нельзя вам на суд. Это патрульные раздолбаи нас не обыскали и очки не сняли, им наплевать на всё. А там, как только его глаза увидят, так вам и конец. Вы же как-то связаны со Спасительницей, да?
– Связаны, – кивнул Данька. – Ещё как связаны. Нам очень срочно надо к ней. Иначе будет большая беда.
– Дело сложное, – с сомнением сказал Бен, – но я знаю кое-каких людей… Правда, они там, а мы тут.
– А если бы мы могли выйти? Эта стена наружная? – Василиса постучала по стене камеры. – За ней улица?
– Девочка, ты же видишь – на ней унитаз и рукомойник. Если бы она была наружная, то трубы перемерзали бы.
– Ах да, что-то я плохо соображаю. Тяжёлый день.
– Наружная – вон та, торцевая. За ней переулок, там помойка. Впрочем, сейчас везде помойка, потому что мусор никто не вывозит уже неделю.
– Представьте, что у меня есть средство выйти из камеры и проделать дырку в стене…
– Тебя не обыскали, – удивился Данька, – оставили УИн?
– Черноглазые – те ещё раздолбаи, даже в полиции, – заметил Бен. – Кстати, парень, не хочешь травки? У меня есть косячок…
– Нет, – отказался Данька, – и так в голове чёрт те что творится.
– Как хочешь. Если представить, что мы оказались за той стеной, то есть недурные шансы затеряться в городе. У полиции полно работы и не хватает кадров, потому что все наши уволились.
– Вы нам поможете?
– Если ты совершишь чудо и стены отверзнутся? Да я на вас молиться буду, чёрт меня дери!
– Вась, – сказал Данька, – я не смогу быстро идти. Я как пьяный после шока.
– Что нам делать с пьяным матросом? – тихо запела Васька. –Что нам делать с пьяным матросом,Что нам делать с пьяным матросом,Этим ранним утром?Может, отправить его плавать брассом,И напоить газированным квасом,Чтобы он смог разговаривать басом,Этим ранним утром?
– Такого тощего пацана я могу тащить весь день и не запыхаться, – усмехнулся Бен. – Так что, если у вас есть какое-то синеглазое колдунство, чтобы отсюда выйти, самое время его показать. Пока не заступила бодрая утренняя смена вместо полусонной и укуренной ночной.
Василиса вытащила из-под куртки УИн и, стараясь держать его так, чтобы никто не мог рассмотреть, одним движением перерезала засов замка. Выйдя в коридор, повторила это действие с камерой соседа.
– Блин, нет слов, – сказал он. – Я ваш с потрохами. Ребята, вы дали мне надежду. Если вы такое можете, то на что же способна Спасительница?
Он подхватил Даньку и без усилия закинул его на плечо.
– Если укачает и потянет блевать – не стесняйся, – сказал он радушно, – куртку всё равно выбрасывать.
Василиса подошла к торцевой стене коридора и, отрегулировав луч на максимальную длину прорезала в ней прямоугольный контур.
– Можете толкнуть?
– Говно вопрос, – сказал Бен и пнул кирпичи ногой. Кусок стены рухнул наружу, мягко упав в скопление мусорных мешков.
– Обалдеть, – прокомментировал он. – реально обалдеть. Эй, народ! Кто хочет прогуляться по ночному холодку?
В камерах зашевелились арестованные.
– Да кто ж откажется! – ответил кто-то. – Тем более что вы тут сквозняк устроили.
– Выпусти их, – сказал Бен Василисе. – Чем больше разбежится, тем сильнее будут заняты полицейские.
Девочка пробежалась по коридору, срезая засовы с замков, и вернулась к дырке в стене. Арестанты недоверчиво толкали двери, осторожно выходили из камер и растерянно оглядывались.
– Пора валить, – сказал их бывший сосед по камере, а теперь проводник. – Полиса не будут тупить вечно.
Глава 6. Если убить убийцу, убийц меньше не станет
– Во что город превратили, смотреть противно! – бухтел на ходу Бен, перебираясь через завалы мусорных мешков. – Хорошо зима, летом бы уже чума какая-нибудь началась, наверное. Может, и сейчас начнётся – вон, крысы уже шныряют. Всю жизнь живу в городе и ни одной крысы не видел, а сейчас уже боятся детей на улицу выпускать, чтобы не покусали. Всё как-то быстро рушится, может, и прав твой паренёк, действительно, не месяцы остались, а дни.
Он встряхнул висящего на плече Даньку, и того бурно стошнило.