– Упаду! И разобьюсь насмерть! И буду плакать!
– Если насмерть, – буркнул Данька, – то плакать буду уже я. Давай, садись, попробуем ещё раз.
На этот раз он схитрил – бежал рядом, но велосипед не придерживал. Катька, не замечая этого, уверенно катилась по дорожке.
– Вот видишь! Отлично получается!
– Только не отпускай меня!
– Да я тебя вообще не держу, уже давно! Ты сама едешь!
Катька покосилась назад, увидела, что брат действительно не придерживает велосипед, и тут же навернулась.
– Кровь течёт, – сказала она скорее удивлённо, чем испуганно.
– О, чёрт, – заметался Данька, – коленку ссадила. Потерпи, сейчас подорожник приложу.
– Ты меня бросил.
– Перестань, ерундовая ссадина.
– Я на тебя надеялась, а ты меня бросил!
– Просто отпустил. Тебе надо учиться ехать самой.
– Бросил! Мой брат меня бросил, я упала, и у меня течёт кровь!
– Кать, не драматизируй.
– Я страшно разочарована, – заявила девочка. – Моя жизнь никогда не будет прежней.
Она улеглась на спину прямо в траву, сложила руки на груди и закрыла глаза.
– Кать, надо меньше смотреть сериалов. Ты просто разбила коленку. Кровь уже остановилась.
– Что коленка? Твоё предательство разбило мне сердце! Смогу ли я доверять тебе, как раньше? Смогу ли жить с такой душевной раной?
– Катя, прекрати.
– Ах, нет, жизнь без любви не имеет смысла! – девочка заломила руки драматическим жестом.
– Какой любви?
– Любви моего брата! Который бросил меня, свою сестру. И теперь я валяюсь тут, в грязи, как сломанная, никому не нужная кукла…
– Ты не валяешься… То есть, валяешься, конечно, но просто потому, что тебе захотелось поваляться!
– Ты меня не любишь!
– Люблю.
– Нет, не любишь! Ты хотел, чтобы я упала и умерла! Ты хотел от меня избавиться!
– Кать, хватит придуриваться. Это уже не смешно. Я обижусь.
– На меня нельзя обижаться, я девочка. – сказала сестра, садясь. – Ты меня правда любишь?
– Правда.
– Честно-честно?
– Клянусь.
– Воскресишь персонажа?
– Воскрешу, попрошайка. Ты ради этого такой спектакль закатила?
– Нет, – сказала Катя очень серьёзно. – Просто никогда меня не бросай. Никогда-никогда, слышишь?
– Не буду, – буркнул Данька. – Куда от тебя денешься…
Девочка встала, отклеила с ранки лист подорожника, осмотрела ссадину, и решительно подняла с земли велосипед.
– Не держи меня больше. Я сама.
– Уверена?
– В этом жестоком мире нужно быть сильной независимой женщиной! – процитировала она какой-то из сериалов, которые так любит смотреть вечерами мама, и над которыми смеётся папа.
***
Домой вернулись совсем вечером, уже начало темнеть.
– Мама! – завопила с порога Катька. – Я научилась кататься на велике! Я еду сама и не падаю! Я могу ехать быстро! Медленно, правда, пока не могу, он вихляется.
– Кать, не кричи, у папы голова болит. Ты молодец. Идите ужинать, я картошки нажарила.
Пока ели, Данька услышал, как мама говорит по телефону:
– Да, температура. Нет, небольшая, тридцать семь и шесть. Да, кашель, насморк и головная боль. Очень сильная. Да, давала обезболивающее. Нет, не помогает. Что значит: «Поставили в очередь?» Когда будет врач? Почему не знаете?
– Папа заболел? – спросил он тихо, выйдя в коридор, чтобы Катька не слышала.
– Да, сынок, пришёл с работы и лёг. Так что не шумите, пожалуйста. Представляешь, говорят, что не могут сразу прислать врача, слишком много вызовов! Если до утра не станет легче, позвоню дяде Паше.
***
День третий
Утром папе лучше не стало. Стало хуже. Он лежал в комнате с зашторенными окнами и выглядел не очень.
– Не спал всю ночь, – говорила измученная мама дяде Паше, двоюродному папиному брату. – Голова так сильно болит, что не уснуть. Есть ничего не может, тошнит. Встать не может, всё кружится…
– Подожди здесь, Арина, я его осмотрю.
Дядя Паша – врач, работает в больнице. Они с папой не только родственники, но и дружат – ездят вместе на рыбалку. На праздники часто приходят в гости семьёй – у дяди Паши жена Дарья и дочка Анечка, совсем маленькая, четыре года.
Мама готовит завтрак, бормочет телевизор:
– …Карантинные ограничения вызвали протесты в столице. Многие демонстранты утверждают, что ограничения неэффективны. Владельцы заведений общественного питания и развлекательных центров требуют разрешить им работать…
– Мы должны кормить семьи! Выплачивать кредиты и аренду! – горячится на экране хорошо одетый молодой человек с плакатом «Вы убиваете наш бизнес!» в руках.
– Власти города требуют от собравшихся разойтись, утверждая, что они нарушают режим карантина и способствуют распространению инфекции. Даём слово специалисту. Скажите, карантин действительно не работает?
– Его эффективность сильно переоценена, – сообщает некто в очках и белом халате, – на сегодняшний день контагиозность вируса такова, что заражённость популяции близка к ста процентам. Попытка снизить таким образом нагрузку на систему здравоохранения также провалилась. Больницы переполнены, медики заражаются сами, нехватка персонала чудовищная. Новый штамм проявил себя как крайне вирулентный, тяжёлое течение преобладает…
– А что за слухи о «бешенстве рубулы»?
– Как менингеальная инфекция вирус поражает в первую очередь головной мозг, угнетая часть функций центральной нервной системы. Из-за этого, а также из-за болевого синдрома, поведение больных иногда выглядит неадекватным, но я вас уверяю, что…
Хлопнула дверь – из комнаты отца вышел дядя Паша. Мама выключила телевизор и кинулась ему навстречу.
– Как он, Паш? Это… Оно?
– Да, Арин, это рубула. Характерные менингеальные признаки – верхний симптом Брудзинского, симптом Кёрнинга. Температура, тошнота, расстройства сознания.
– Боже…
– Не пугайся, это ещё не приговор. Я сейчас позвоню и вызову машину из больницы. У нас переполнено, но я что-нибудь придумаю.
– Он умрёт? – спросила мама очень тихо, но Данька услышал.
– Вовсе не обязательно. Не все умирают.
– А сколько? На самом деле, Паш?
– Много. И мы практически ничем не можем им помочь, только облегчить страдания сильными обезболивающими.
– Так может, оставить его дома?
– Не стоит, Арин. К вечеру ему станет хуже. Уже сейчас сознание спутано, он плохо понимает, где находится и что происходит, а потом начнутся… Расстройства поведения.
– Пресловутое бешенство? Это не слухи?
– Да. Это, к сожалению, реальность. Все вирусные менингиты влияют на психику, но этот в первую очередь нарушает процессы торможения в ЦНС. Больные теряют адекватность, ведут себя агрессивно, могут быть опасны для окружающих, а у вас дети. Ему будет лучше в больнице, под присмотром, поверь мне.
– Я не знаю, что мне делать…
– Ждать и надеяться. Как и всем нам.
***
– С папой же всё будет хорошо? – пытала Даньку сестра. – Он скоро выздоровеет?
– Да, – твёрдо отвечал он, глядя вслед отъезжающей больничной машине, – обязательно выздоровеет.
– Поедем в беседку?
– Только если ты сама на своём велике, – решил Даниил, подумав, что маме сейчас лучше побыть одной.
– Ха, да я теперь вообще с него не слезу! Погнали!
***
– Паладин Данн-Иил воскрешает хилера Катриону! – торжественно заявил Сергей. – Ход!
Собрались не все. Олег и ещё двое ребят заболели, у Андрея свалились с «рубулой» родители, и он остался за ними ухаживать, потому что в больницу их не брали – нет мест. Некоторые из мальчишек сопливились и чихали, никто уже по этому поводу не шутил, хотя сами они бодрились.
Сначала игра не шла, все думали о другом, но потом втянулись, разыгрались и под конец бились уже очень азартно, ругаясь и споря над правилами, бросая кубики, подсчитывая очки урона и остаток маны.
– Отхиливаю пала! – кричала Катька. – Руби их, братик!
– Хилер Катриона восстанавливает здоровье паладина Данн-Иила на тридцать процентов!
– Почему всего на тридцать?
– Так кубик лёг.
– А-а-а! Ещё хил!
– Твой ход кончился, не кричи! И так голова разболелась… – недовольно отвечал Серёга. – Паладин Данн-Иил получает урон отравлением и пропускает следующий ход, потому что его прохватил жестокий понос!
– А-а-а! Держись, братик, на следующем ходу я тебя отхилю!
Обратно возвращались неторопливо, ведя велосипеды за рули.
– И кто теперь слил, кто? – горячилась Катька. – Скажи!
– Я слил, – спокойно отвечал Данька, – не рассчитал, бывает. Забыл, что под дебафом от отравления, а мой хилер меня не вылечил.
– Так кубик лёг! – подскочила от негодования Катька. – Я хилила-хилила, а выше двойки не выпадало!
– Я же говорю – бывает. Игровой момент.
– А мне обидно!
– Ничего страшного, Кать, не последняя кампания. Отыграемся.
– Ладно, – смягчилась девочка, – ты бился, как настоящий паладин. Прикрывал товарищей, не жалея себя. Я решила, что тобой горжусь. Только, чур, не зазнаваться!
– Ладно, не буду.
***
– Мам, что на ужин? – закричала Катька с порога.
– Найдите что-нибудь в холодильнике… – ответила мама.
Данька не сразу понял, что она сидит с выключенным светом в кресле у телефона.
– И не шумите, голова болит…
– Мам? – забеспокоилась Катя. – Ты заболела?
– Ничего страшного, просто перенервничала из-за папы.
– Как он?
– Очень болен. Ему стало хуже. Но так и должно быть, он перенесёт кризис и начнёт выздоравливать.
– А, ну, прекрасно, – сказала Катька. – Передай, ему, что мы его любим. Чур, сосиска мне! Я её первая увидела!
– Ешь, – отмахнулся Данька. – Что говорит дядя Паша, мам? Когда папу выпишут?
– Дядя Паша сам заболел, – вздохнула мама. – Теперь он не врач, а пациент. Папа в отделении интенсивной терапии.
– Звучит не очень хорошо.
– Да, Дань, это значит, что ему совсем плохо.
– Но с ним же всё будет нормально? В конце концов?