Джастин издает смешок, бросив взгляд на мои руки. У меня нет огромных бугров мышц. После своего недолгого алкоголизма я стал помешанным на спорте, но кроме кубиков пресса меня ничего в своем теле особо не волнует. Это может быть до ужаса смешно и самовлюбленно, но я горжусь своими кубиками. Уж слишком долго я над этим трудился, чтобы не гордиться.
– У меня как видишь нет, – я выставляю руку как бодибилдер и целую себя в бицепс. – Независимо от того, что… – я подбираю слова.
Но Джастин не дает мне закончить.
– Конечно, мне все равно, – равнодушно отмазывается он. – Я иду на бал с Мэйси. Так что… все у меня отлично.
Он будто говорит сам с собой. Но я понимающе киваю и немного сжимаю его плечо.
– Если передумаешь, скажи, ладно?
– Ладно, – отвечает Джастин.
Т.Л:Приезжай в эти выходные. Планируем заняться подвалом. Нужно что-то решить, что делать с вещами.
Т.Л:Кайден, ты должен мне хоть иногда отвечать. Когда ты приедешь? Прошло уже два года. Пора взрослеть!
Я перечитываю сообщения, присланные тетей Лизой пару часов назад, и все еще не отвечаю. В подвале ее дома находятся некоторые вещи моих родителей, которые она не распродала и которые мне просто негде хранить.
Но дело даже не в этом.
Мне не хочется чувствовать щемящую пустоту, когда я буду разбирать эти вещи. Но она права. Мне пора взрослеть.
Уже через пятнадцать минут я иду через лес, пробираясь к дому Трейси. Мы не в ссоре, но между нами не все хорошо после той провальной ночи. Я обещал все исправить, но даже не знаю, как. Сейчас мне просто нужно быть рядом с ней. Почувствовать ее тепло.
Не уверен, что она ждет меня.
Оказавшись на заднем дворе, я чувствую такое облегчение, словно с плеч свалился бетонный груз.
Маленький огонек свечи горит в единственном окне маленького летнего домика, утопающего в пушистой зелени. До моих ушей доносится музыка, когда я подхожу ближе к двери.
Трейси поднимает голову, когда я вхожу. Свет полной луны и горящей рядом свечи освещают ее лицо, на котором нет ни капли удивления. На ее коленях раскрытый кожаный дневник, в руках ручка.
Мы не говорим друг другу ни слова.
Я продолжаю стоять возле двери, съедая ее взглядом. Трейси убирает дневник, и я обещаю себе, что в следующий раз обязательно узнаю, что она там так часто пишет.
Сейчас вообще не нужны слова. Я хочу ее почувствовать.
Из айпада, который лежит на стопке книг на полу, тихо играет Billie Eilish – Six Feet Under. Через несколько медленных шагов я оказываюсь рядом с Трейси. Она смотрит на меня, подняв голову и не шевелится. Бросив взгляд на ее тело в черной рваной майке и леггинсах, я наклоняюсь и беру одну ее руку в свою.
На внутренней стороне указательного пальца от кончика вдоль тянется слово «похороненный». Точно таким же образом на безымянном пальце – «воскресший».
Ее меланхолия порой меня пугает. Но это часть нее, поэтому я люблю этот страх. И эту часть не видит никто, кроме меня.
Она наблюдает, как я перебираю ее пальцы, затем подношу их к губам. Ее грудь поднимается и опускается. Присев на колени, я тянусь за поцелуем. Ее дыхание на моих губах распаляет кожу.
Почему мое сердце так странно бьется рядом с ней?
Я люблю ее, но это не кажется ответом. Это что-то большее.
Трейси выдыхает, когда я кладу руку на ее бедро. Этого достаточно, чтобы ее поцеловать. Наши губы соединяются в глубоком поцелуе. Мой язык проникает в ее жаркий рот, и мы больше не медлим.
На этом маленьком и неудобном узком диване я моментально оказываюсь сверху на ней. Прикосновения Трейси жадные и нетерпеливые. Она снимает с меня толстовку и футболку, затем снимает с себя майку, под которой ничего нет.
Я оставляю ее губы и переключаюсь на шею и поцелуями спускаюсь ниже. В лунном свете ее кожа кажется прозрачной. Я ласкаю языком соски Трейси, наслаждаясь звуками ее мягких стонов. На нас лишняя одежда, и это нужно срочно исправить.
Не отрывая рта от ее груди, я расстегиваю ремень джинсов и неуклюжими движениями всего тела, стаскиваю их до щиколоток. Леггинсы Трейси я снимаю гораздо быстрее.
Наше общее дыхание становится громче. Желание заполняет все тело и разум, но я понимаю. Не сегодня. Не так.
Когда рука Трейси оказывается в моих боксерах, я прикусываю ее губу. В ответ Трейси начинает скользить ладонью по всей длине. Я не могу сдержать стона и начинаю толкаться в ее руку.
Но этого недостаточно.
Я оставляю на ее губах поцелуй, молча встаю перед ней и снимаю с себя остатки одежды. Она тянется ко мне, когда я снова осторожно ложусь на нее. Проводит длинными ногтями по моей спине. Забрасывает одну ногу на мое бедро, чтобы мне было удобнее устроиться на ней.
Мы целуемся, вдыхаем друг друга, и я надеюсь, она меня прощает. По-настоящему.
Трейси просовывает руки между нами и стаскивает черные трусики.
Не сегодня. Не сегодня.
Я не знаю, в чем смысл. Но не сегодня.
Так работают наши отношения. Так мы начали и продолжаем. Возможно, мы больные или мазохисты, но именно так мы вместе.
Она издает стон, когда мои пальцы прикасаются к ее мягкой и мокрой плоти. Затем мы издаем стон вместе, когда наши части тела соприкасаются. Всей своей длиной я скольжу по ее складкам, не проникая. Мы двигаемся плавно, интенсивно, уже достаточно и в тоже время недостаточно близко, познав тела друг друга.
Такие моменты сложно описать. Мы отдаемся ощущениям, которые вытесняют из головы абсолютно все мысли.
Руки Трейси с силой сжимают мои бедра, и она дрожит всем телом подо мной.
Согнув руки, я расставляю локти по обе стороны от ее головы. Тело напряжено до предела. Я резко поднимаю бедра и подтягиваюсь выше. Трейси берет меня в свои руки и начинает двигать ими очень быстро. Я кончаю ей на живот и заглушаю собственный стон, прижавшись губами к ее губам.
После мы все так же молчим. Я выпрямляю руки и смотрю в ее широко распахнутые серые глаза и распухшие губы.
Слова все также не нужны.
Только сейчас я замечаю на ее шее длинные черный шнурок, на котором блестит в свете свечи крошечная серебряная звезда.
Мой подарок на нашу годовщину.
На Рождество Трейс мне подарила точно такой же кулон в виде полумесяца, который я не снимаю не при каких обстоятельствах, и я долго искал точно такой же только в форме звезды.
Я знаю, что она до сих пор думает, что мы слишком разные. Но о какой разнице идет речь? Столько раз я задавался этим вопросом. Внешне? То есть картинка должна быть другой, если речь идет об идеальной паре?
Но мы не идеальные. И наши отношения тоже. Мы вместе на этом ночном небе, как полумесяц и звезда.
Глава 8
Трейси
Субботнее утро – это то, что я люблю больше чем кокосовые батончики в «Нэнси». А если это совместить, то мое настроение уже ничто не сможет испортить.
Несмотря на то, что мои ночи могут быть бессонными, я всегда просыпаюсь рано.
Сейчас восемь утра, и я стою перед окном, глядя на далекие заснеженные горы и на пасмурное тяжелое небо, нависшее над густым лесом. На мне майка и трусики, которые впитали запах Кайдена после сегодняшней ночи.
Я не могла злиться на него вечно. Я вообще злиться на него не могла. Он просто уснул, и мы могли провести подобную ночь в любую другую. Ничего ужасного не произошло. Меня задело его искреннее раскаяние. Этой ночью он ничего не говорил.
Нам часто не нужны слова. Все было прекрасно, как и всегда. Наши стоны, наши тела, наши прикосновения…
У других пар есть то, чего у нас нет. Но у них нет того, что у нас есть.
Я провожу ладонью по своему животу и спускаюсь ниже. Я должна почувствовать его по-настоящему. Но Кайден будто наказывает себя за что-то. Снова и снова.
Тяжелые серые тучи нависают над Эшборо. В такую погоду больше хочется остаться дома и уткнуться в книги или включить сериал. Но у нас большие планы.
Вздохнув, я иду в ванную и принимаю самый долгий душ. У меня достаточно времени, чтобы привести себя в порядок и спрятать темные круги под глазами от недостатка сна за последние три ночи.
После душа я готовлю на кухне овсяную кашу, приправляя ее свежей ягодой. На улице прохладней, чем казалось. Вполне возможно, что в Ванкувере дождь, но мне лень проверять. Тем не менее деревянный пол под моими босыми ногами не кажется слишком холодным, когда я выхожу на открытую террасу через кухню.
Устроившись в плетенном кресле с кашей на коленях и дневником с ручкой в руках, я позволяю себе насладиться ранним утром и сделать небольшие наброски для нового стихотворения.
Идеи рождаются постоянно. Так часто, что болит голова, и я не знаю, как именно и куда мне все это впихнуть. От мысли, что мне придется читать свои стихотворения перед аудиторией, у меня сводит желудок. Ведь я не делала этого ни разу. Никто из моих друзей даже не знает, что я что-то вообще пишу. Я даже не знаю, секрет ли это.
Мне просто не хватает смелости рассказать.
Но Кайден догадывается и молчит в ожидании, когда я ему расскажу. Что ж, пусть еще немного подождет. Мне пока нравится эта «тайна».
Спустя три исписанных и исчерканных страниц я поднимаюсь в свою спальню и звоню Вивиан.
– Ты уже готова? – бодро интересуется она.
– Да, – отвечаю я с энтузиазмом. – Несколько десятков магазинов в «Пасифик» до полудня и взбитые сливки в «Тим Хортонс» после.
Вивиан смеется.
– До полудня? Не уверена, что мы справимся так быстро.
Я прикидываю и все же соглашаюсь с ней.
– Я подумала, быть может, выберем что-нибудь более утонченное для ланча? – предлагает Вив.
Упав на спину на кровати, я принимаюсь разглядывать свои волосы.
– Утонченное? – фыркнув, переспрашиваю я.
– Ну да.
Узнаю свою подругу.
– Какая ты скучная, – дразню ее. – Все становится вкуснее, когда добавишь сливки и жира. И чувство стыда после съеденного, как говорит моя мама.