К этому времени увенчанный золотым куполом Сецессион уже возвышался в начале Нашмаркта словно некий языческий храм новой религии поклонения искусству. Здание проектировал Иозеф Ольбрих, талантливый ученик Отто Вагнера. При этом внутреннее пространство было оставлено полностью открытым, что в те времена было революционным новшеством. С именем Ольбриха в Вене связано еще одно здание — дом Объединенного теннисного клуба. Афишу, возвещавшую о первой выставке в Сецессионе, изготовил Климт. «Бетховенский фриз» из трех аллегорических панно, и по сей день украшающих изнутри золотокупольное здание Сецессиона, был выполнен Климтом к открытию Бетховенской выставки, прошедшей с огромным успехом. Толчком к ее проведению послужило прибытие в Вену знаменитой статуи лейпцигского скульптора Макса Клингера «Бетховен», которую художники сецессиона поместили в центр своего храма искусства словно святыню. На открытии выставки Густав Малер продирижировал исполнением Девятой симфонии Бетховена в сокращенной аранжировке.
Сецессион и по сей день остается главным пунктом программы Вены на рубеже веков для всех поклонников Климта. Одновременно он может служить отправной точкой для экскурсии по местам Отто Вагнера, поскольку здесь же, на Нашмаркте, начинается целый ряд уже упоминавшихся домов, относящихся к югендстилю. Музей, существующий как «внутреннее пространство венского сецессиона», стремится и сегодня, верный прежним традициям, предоставить пространство современным новейшим течениям искусства, и параллельно с выставками здесь проходят симпозиумы, посвященные поискам новых стилей, взглядов и методов.
Сецессион не является главным выставочным залом картин Густава Климта, хоть здесь и находится «Бетховенский фриз». Творчество всемирно признанного художника представлено еще в двух достаточно обширных собраниях живописи Вены. Более старое из них — Австрийская галерея — размещается в Бельведере, летнем дворце принца Евгения, где можно найти самые известные картины Густава Климта.
В последние годы обнаружились некоторые неясности в вопросах правомочности государственного владения некоторыми картинами, и поэтому экспозиция несколько сократилась. Оформленные задним числом или вообще под давлением документы нацистского периода приковали внимание общественности к разграблению и незаконному присвоению ценного имущества перемещенных, высланных или замученных лиц. В результате проверки в ходе новой инвентаризации многие музеи обнаружили характерные пометки, свидетельствующие о происхождении отдельных экспонатов, и это возродило надежду наследников жертв нацизма вернуть права собственности на украденные шедевры. И дело не в том, что они раньше будто бы не могли доказать, что какая-либо картина (ныне стоящая целое состояние) была ранее похищена или отнята у их предков под давлением или угрозами. В свете открывшихся обстоятельств, возможно, самым шокирующим для общественности стало, что подобное происходило не только в ужасные годы войны, но и уже после ее окончания. В первые послевоенные годы Австрийская Республика выдавала разрешение на вывоз оставшейся части коллекции только в обмен на дарственную, оформленную на фактически украденное произведение искусства. Интерес к собранию картин Климта в Бельведере в значительной мере возрос в связи с тем, что никто теперь толком не знает, как долго здесь будут выставлены некоторые картины. В первую очередь это касается картин из собрания бывшей модели и подруги Климта Адели Блох-Бауэр, наследники которой заявляют о своих правах собственности. После тяжелого семилетнего разбирательства австрийский арбитраж вынес наконец неутешительный для государства вердикт: картины являются собственностью 90-летней Марии Альтман, проживающей в США. И поскольку Австрия не может заплатить за оцененные в 250 миллионов евро «золотой портрет» Адели и 4 других картины, то она вынуждена будет с ними проститься.
Еще один беспрецедентный случай, когда картина не смогла вернуться после выставки в Нью-Йорке из-за сомнений в праве собственности, коснулся произведения уже не Густава Климта, а его современника Эгона Шиле. Заморский арест был наложен не на собственность Бельведера, а на экспонат коллекции Леопольда — большое собрание картин рубежа XIX–XX веков, которое разместилось в 2001 году в квартире-музее в районе порта и явилось новой гордостью Вены.
Если вам повезет, то в белом здании внутри двора отреставрированного старинного ансамбля в стиле барокко вы встретите седобородого господина и его жену. Оба всегда готовы провести маленькую экскурсию независимо от того, кто перед ними, знаток или дилетант. Эти пожилые люди сразу же молодеют, расцветают, и глаза их начинают сиять, стоит им заговорить о своих любимых картинах. Будто они долго ждали и наконец дождались момента, чтобы доверить вам воспоминания о событиях своей личной истории и жизни.
И это совершенно неслучайно, поскольку эта коллекция (а она стоит целое состояние и насчитывает от 400 до 500 произведений, которые предлагается осмотреть) наполняет собой каждый день жизни профессора офтальмологии, родившегося в 1925 году, и его жены. Все собрание представляет собой удивительный материал, насчитывающий 5200 единиц хранения, и его профессор передал государству за 2,2 млрд шиллингов (160 млн евро) — четверть стоимости всей коллекции — и за обязательство устроить отдельный музей в целях дальнейшего сохранения и умножения коллекции. В специальном постановлении об учреждении этого музея, для краткости именуемом «Законом Леопольда», среди прочего специально оговорено, что профессор Леопольд пожизненно является членом президиума попечительского совета музея. Все обязательства были соблюдены, и музей был организован. И кому, как не профессору Леопольду, быть его пожизненным директором, коль скоро вся его жизнь так тесно связана с этой коллекцией. Но протянувшиеся через всю жизнь отношения связывают профессора с творчеством не только Климта и Шиле, но и других знаменитых австрийских художников XX века.
Но в наследство Рудольф Леопольд получил вовсе не искусствоведческие знания или традиции коллекционера. Его отец, инженер аграрного профиля, выйдя на пенсию как служащий министерства сельского хозяйства, дожил до весьма преклонных лет. Поэтому, видимо, и зародился у Рудольфа интерес к биологии, который впоследствии привел его на медицинский факультет. Уже будучи студентом-медиком, в 22 года он обнаружил удивительную восприимчивость к цвету и форме, способным так достоверно и красочно воспроизводить окружающий мир. И тогда же решил покупать и собирать предметы, удивившие его и подарившие ему эту радость нового взгляда. Наибольшее впечатление на него производили в то время картины XIX века, но здесь имелись определенные трудности уже потому, что тогда они были попросту недоступны. На одном из книжных аукционов в конце 1940-х годов ему достался каталог произведений Эгона Шиле, которые тогда сильно осуждали за неприкрытый эротизм. Леопольд сразу же понял, что это настоящая находка. В 1950 году он разыскал Артура Ресслера, который некоторое время поддерживал личное знакомство с художником и, по слухам, был не прочь расстаться с некоторыми ранними работами Шиле. Молодой коллекционер основательно изучил вопрос и подготовился к предстоящей встрече. Его познания так потрясли Ресслера, что он согласился продать Рудольфу Леопольду картину Шиле «Мертвый город» по льготной цене. С тех пор начинающий врач все деньги, какие мог, тратил на покупку картин Шиле. Ему не приходилось платить слишком много, из-за пуританской стеснительности венцев Шиле не был тогда востребованным художником, его автопортреты в обнаженном виде ни разу не выставлялись на всеобщее обозрение на аукционах «Доротеум», и Леопольд мог их покупать практически за бесценок.
Интерес Леопольда довольно быстро распространился на творчество Климта и почти неизвестных мастеров прикладного искусства венской школы. Он познакомился с братом Рихарда Герстля и буквально за гроши стал обладателем его потрясающих работ. Между тем Леопольд снискал себе известность как выдающийся специалист по творчеству Шиле, которому присылали на экспертизу некоторые картины, чтобы установить подлинное авторство.
Однако Леопольда не оставляло желание поближе познакомиться и с другими произведениями этого художника. Еще в 1950 году он предоставил некоторые экспрессионистские картины из своего собрания, написанные в 1910–1915 годах, для выставки в Амстердаме. Хотя шумиха вокруг заново открытого немецкими искусствоведами Шиле долго не затихала, Леопольд все еще не был удовлетворен и не спешил праздновать победу, он хотел настоящего прорыва, который и произошел в 1964 году. Первая достаточно представительная выставка, посвященная творчеству Шиле, состоялась в лондонской Галерее Мальборо и имела большой, вполне предсказуемый успех, причем по двум причинам: из-за яростного негодования публики, возмущенной бесстыдством и эротизмом Шиле, и из-за общего восхищения и ликования его поклонников. В следующем году Леопольд повез работы Климта и Шиле в нью-йоркский Музей Гуггенхейма, причем действовал при этом против собственных интересов, поскольку утратил таким образом возможность покупать что-либо дешево.
Основу сегодняшнего собрания составляют 220 живописных полотен и рисунков Шиле общей стоимостью почти миллиард евро. Профессор Леопольд (хоть он и ворчит из-за недостаточного количества лифтов в новом здании) — счастливейший человек. Осуществилась мечта всей его жизни, его сокровищами ежедневно любуются сотни людей, и это приносит ему куда больше радости, чем он испытывал в те времена, когда картины хранились в его доме в престижном пригороде Вены. С тех пор как коллекция переехала в музейное помещение, они с женой большую часть дня проводят в «своем» музее. И работают не просто как экскурсоводы, ему как директору приходится решать множество административных вопросов, да и организация как минимум трех специализированных выставок, дополняющих постоянную экспозицию, требует немалых усилий. Как правило, эти выставки он курирует сам: выбирает произведения из собственных запасников, а также привлекает экспонаты из других коллекций в порядке обмена.