В середине 1970-х Карлхайнц Эссль открыл собственное дело, инвестировав средства в строительные гипермаркеты самообслуживания. Он своевременно распознал потенциал нового направления «сделай все сам», и эта смелая идея оказалась поистине золотой жилой — так возникли материальные предпосылки для серьезных приобретений живописных полотен. Глубоко верующий человек, отец пятерых детей, Эссль жил с родителями жены под одной крышей до самой их смерти, но никогда не рассматривал приобретение картин как вложение денег, он коллекционировал просто из любви к искусству. Так и сегодня он на все упреки в некотором однообразии художественного выбора отвечает, что покупает то, что ему нравится, и вовсе не хочет здесь что-либо менять.
Конечно, он видит определенные параллели между своей предпринимательской деятельностью и коллекционированием. И то и другое требует творческого подхода, фантазии и гибкости, признается он. К своим обязанностям в музее и к тем, что связаны с проведением выставок, а не только с расширением коллекции, он относится весьма серьезно и с научной дотошностью. В экспозиции представлены крупные художники — Харальд Семанн, Петер Баум, Виланд Шмид и не в последнюю очередь венгерский искусствовед Ласло Беке.
Теперь все свободное время г-на Эссля занимают пополнение коллекции и выставки. И он может позволить себе несколько больше, поскольку дети его подросли и в 60 лет он передал повседневные обязанности по ведению бизнеса своему старшему сыну Мартину. Теперь в семейной усадьбе, спроектированной Хайнцем Тезаром, фрау Агнес приходится готовить во время ежемесячных семейных сборов уже для 23 человек. Любовь к живописи не просто характеризует эту семью, но и находит отражение в образе фирмы. Служащие Шремер-Хаус всегда могут выбрать, какую картину они хотели бы повесить в офисе, а господин Эссль утверждает, что вблизи произведений искусства повышается творческая активность сотрудников.
Музей Эссля предоставляет место, где могут заявить о себе новые молодые таланты. «Рождение художника» — так называется одна из небольших экспозиций, отбор картин для нее — задача попечительского совета. В Шремер-Хаус всегда запланированы маленькие — по случаю дня рождения или еще какому-нибудь подобному поводу — домашние концерты. И те, кому довелось на них бывать, могут сказать, как много значат для них это дружеское общение, это совершенно особое меценатство, умножающее радость творчества и предоставляющее новые возможности.
Следствием и весьма убедительным ответом на обвинения в провинциальности явилась выставка по случаю открытия музея, которую курировал директор амстердамского Музея Стеделик. Обстоятельства сложились так, что коллекция в одночасье вышла на международный уровень, вопреки тем, кто не верил в современное австрийское искусство, которое (и теперь в этом мог убедиться каждый) достойно выдержало сравнение с зарубежными достижениями. Мнению директора нидерландского музея можно доверять: Руди Фукс не один десяток лет следит за развитием различных направлений современного искусства в мире и в 1982 году был куратором самой большой посвященной ему художественной выставки «Документа» в Касселе. Г-ну Фуксу хорошо известно, как тяжело завоевать место под солнцем современному искусству в Австрии, где художественные вкусы столь консервативны. Он тоже полагает, что собрание Эссля несколько однобоко, поскольку он явно предпочитает одни направления другим, но не видит в этом ничего плохого. В конце концов, речь идет о личных предпочтениях коллекционера и его частной коллекции. Существенно то, что 4000 австрийских и 500 иностранных собранных произведений предоставляют возможности провести выставки на самые различные темы. Официальные власти, сгорая от стыда, принесли извинения коллекционеру и владельцу музея, а главная организация владельцев венских галерей присудила в 2003 году супругам Эссль премию Оскарт за их меценатскую деятельность.
Коллекция выходца из Венгрии Эне Айзенбергера, насчитывающая более 1000 произведений, составлена совершенно по другому принципу и в настоящий момент не имеет постоянного адреса. Естественно, многие полотна часто отправляются с виллы в Гринцинге на выставки в Вену или в Будапешт и неизменно вызывают интерес. Вот только музея, где картины были бы прописаны постоянно, пока придется подождать. Несмотря на это, судьбу Айзенбергера-коллекционера, скорее, можно сравнить с судьбой Леопольда с той только разницей, что его увлечению меньше лет. Он тоже рос вовсе не в окружении искусствоведов и получил первые знания в этой области под влиянием жены. Но вот что самое важное: он тоже приобретает в первую очередь то, что ему самому нравится.
Айзенбергер, который до сих пор называет себя «лавочником», охотно рассказывает о том, как он начинал. Его история, в полном соответствии с размером коллекции, длится всего четверть века. С 1949 года Айзенбергер живет в Вене. В войну он служил на подводной лодке, затем уехал в Израиль, где два года воевал. В Вену он попал совершенно случайно. Тогда не было прямого авиасообщения между Будапештом и Тель-Авивом, и он просто полетел наиболее подходящим рейсом. И хотя у него не было в Вене ни одной знакомой души, он здесь застрял. Как он сам говорит, сначала он жил «спекуляцией», перепродавал поставляемую Советской армии из Венгрии салями в другие оккупационные зоны и таким образом наладил контакты в сфере торговли продовольствием. Вскоре он завел собственное дело, маленькую лавочку, где продавалась всякая всячина, магазинчик рос и в 1960 году стал первым в Вене супермаркетом. Вскоре Айзенбергер стал совладельцем большой сети продовольственных товаров «Пам-Пам и Лёва» и партнером Юлиуса Майнла. Несмотря на этот успех, он говорит, что был самым паршивым предпринимателем в мире, а мысль о том, что можно еще продавать и картины, а уж тем более их собирать, вообще не приходила ему в голову. Ему было уже за пятьдесят, когда он однажды отправился с женой-искусствоведом в Нью-Йорк и попал в музей. Он рассказывает так, будто все еще оправдывается: «Я просто не знал, что мне делать. Когда я увидел, что она четверть часа может стоять перед картиной в Метрополитен, я спросил ее, может, нам купить эту картину, чтобы она могла спокойно рассмотреть ее дома. Одно из редких достоинств моей жены — терпимость, она очень спокойно мне объяснила, откуда вообще берутся картины в музеях».
Постепенно он постиг все тонкости покупки картин, интересуясь поначалу исключительно материальной стороной вопроса. Так, однажды вначале он купил сразу целую партию картин, просто зная по опыту, что покупать оптом выгоднее, чем по одной. При этом он постоянно посещал аукционы и галереи, многое узнавал в процессе и постоянно обо всем спрашивал свою жену. В его доме уже осело более дюжины полотен, один из владельцев галереи предложил ему не пару сотен за картину, а более тысячи евро, — и тут начинающему коллекционеру открылась «истина». И вот уж прошло почти пятнадцать лет, как новая страсть захватила его, и он уже не мог заниматься ничем другим, он продал свою долю в торговой сети и посвятил жизнь коллекционированию.
За это время он обнаружил свои собственные предпочтения: бидермейер, австрийский импрессионизм, стиль сецессион, искусство рубежа XIX–XX веков и межвоенного периода. Сначала он собирал только работы австрийских художников, позже еще и венгерских, представителей других стран в коллекции нет. Его интересы во многом определила книга Альмы Малер-Верфель. Увидев картину Эмиля Якоба Шиндлера, он тут же произнес: «Ага, отец Альмы Малер». Шиндлер — центральная фигура его коллекции, и если Айзенбергера спросить, что он взял бы с собой на необитаемый остров, то он назвал бы произведения этого художника. Легко понять, чем его так восхищает Альма Малер: эта женщина была музой многих известных ныне художников еще в самом начале их творческого пути. Бронча Коллер, Карл Молль, Тина Блау, Ольга Визингер-Флориан, Мария Эгнер, Исидор Кауфманн — звезды коллекции Айзенбергера, ну и, конечно, венгры, полотна которых он стал покупать после смены режима: Иожеф Риппл-Ронаи, Янош Васари, Иштван Чок.
Для него важен также объект творчества. В целом, его собрание характеризуется еврейской темой. Айзенбергеру уже далеко за восемьдесят, но все свободное время он посвящает своей страсти: изготавливает рамы для картин, причем делает это мастерски и иногда по собственным эскизам. И до сих пор он не пропускает ни одного заметного события художественной жизни Вены.
Отрадно видеть, что Вена начинает открывать для себя современное венгерское искусство. Некоторые серьезные владельцы галерей специализируются исключительно на нем. Так, Ганс Кнолль содержит галереи как в Вене, так и в Будапеште, продвигая молодых художников, для которых периодически организует персональные выставки. Он просто помогает тем, кого знает, но если что-нибудь продает, то конечно берет за это деньги. Но все больше появляется венских венгров, которые вообще никак не связаны с изобразительным искусством, однако горят энтузиазмом и готовы всячески помочь в организации больших и маленьких выставок. Одни могут предоставить для них свои квартиры, другие ищут банки и страховые компании, которые готовы, исходя из деловых интересов, содействовать культурному обмену в такой форме. Среди посетителей подобных вернисажей фирмы, как правило, находят новых важных партнеров и клиентов. Обычно среди посетителей много клиентов фирм-организаторов, одни что-то покупают, в других просто просыпается интерес к незаслуженно забытым венгерским художникам. Новый круг коллекционеров формируется почти незаметно. Прежде чем любитель искусства станет Леопольдом, Эсслем или Айзенбергером, ему суждено долго жить в безвестности.
Глава девятаяМузыка, музыка, музыка!
В Вене властвует музыка. Так было всегда: богатые и бедные, утонченные ценители и обычные люди, знатоки и необразованные — все любят и знают музыку, хоть и каждый на своем уровне. Трудно отделить историю этого города от музыки.