Помещение центра, куда он ежедневно ходил до самого последнего дня, находится неподалеку от Юденплатц. Обычная табличка на неприметном доме неподалеку от Дунайского канала сообщает, что здесь находится Венский еврейский центр документации. На лестничной площадке дежурит вооруженный охранник, и это уже не совсем обычно. Центр и его руководитель нуждаются в особой защите. На стеллажах архива, занимающего пятикомнатную квартиру, хранятся 7000 папок. Их содержимое — результат тяжелой поисковой работы: материалы с доказательствами преступного прошлого многих военных убийц, ставших после войны уважаемыми гражданами. И хотя больше не появляются новые папки, все же остается еще очень много работы. Четверо сотрудников, сидящих рядом с секретаршей, занимаются оцифровкой документации. Когда они завершат свою работу, материалы станут доступны в электронном виде. «Господин инженер» — человек основательный и предусмотрительно позаботился о дальнейшей судьбе центра. После его смерти документы переедут в Исследовательский центр, создание которого уже запланировано. Его нынешний офис со всем оборудованием превратится в музей, а ставшиеся в работе материалы будут переданы в Лос-Анджелесский центр.
Инвентаризации подлежит многое. В прошедшие годы проведена настоящая розыскная и детективная работа, исполненная неожиданных поворотов и весьма напряженных моментов. Визенталь лично участвовал в розыске 3000 военных преступников, на его счету много достижений, но были и поражения. В основном он терпел неудачи в столкновениях с юридической системой отдельных государств, в том числе и в США. Несмотря на убедительные доказательства и показания свидетелей, часто существуют пробелы в законодательстве, из-за которых преступников невозможно привлечь к ответственности. В частности, это относится к тем, кто успел получить американское гражданство. В таких случаях необходимой предпосылкой для ведения судебного разбирательства было решение американских властей о лишении гражданства упомянутых лиц.
Но во многих случаях успех вызывал смешанные чувства, даже когда, казалось бы, завершенный розыск становился сенсацией, как, например, в истории с Эйхманом или с другими немногочисленными известными массовыми убийцами. Многие в Австрии считали, что Визенталь непримирим, поскольку им движет жажда отмщения. Выражение «охотник за нацистами» отражает не только одобрение. То, что он номинировался на Нобелевскую премию, но не получил ее, тоже говорит о многом. Тем не менее приписываемая ему «жажда преследования» находится в полном противоречии с его убеждениями. При этом находятся также люди, ставящие Визенталю в вину его гибкость и считающие его стремление к справедливости чрезмерным, и в связи с этим прежде всего вспоминают историю с Вальдхаймом, когда Визенталь попытался утихомирить международную общественность, доказывая, что глава австрийского правительства хоть и состоял в прошлом в штурмовом отряде, но никогда не имел ничего общего с массовым уничтожением людей.
Эта работа требует терпения и выдержки. Так, например, Эйхмана (о точном месте пребывания которого сообщил один из депортированных венгров еще осенью 1945 года) выслеживали 15 лет, а однажды чуть было не арестовали в Австрии. В 1960 году израильская агентура наконец смогла захватить Эйхмана в Аргентине, и опять с помощью депортированного в войну венгра. Но самой большой победой Визенталя был арест «палача Треблинки» Франца Штангля. Бывший комендант лагеря, лично ответственный за уничтожение 870 000 людей, предстал перед судом лишь в 1970 году, после того, как он несколько лет прожил в Бразилии под своим собственным именем. Визенталя, наверное, огорчало, что так и не удалось поймать «правую руку» Эйхмана, Алоиса Бруннера, который нашел убежище в Сирии.
Каждый успешный розыск — это уже почти детективный роман, и потому книги Визенталя так захватывают. «Убийцы среди нас» — так называлась его первая книга. А в последней — «Закон, а не месть» — он с большой признательностью и очень детально пишет о своих волонтерах, которые проводят тщательную розыскную работу в самых удаленных странах мира. Многими из них движут муки совести за нацистское прошлое их родителей.
Визенталь смог также найти многих из тех, кто спасал жизни преследуемых во время войны людей. По его инициативе их имена занесены в «Список праведников», в честь них посажены деревья в Яд Вашеме. Немалую роль сыграл он и в реабилитации графа Яноша (Яна) Эстерхази, единственного депутата словацкого парламента, который 18 мая 1942 года проголосовал против «Закона о евреях». В 1945 году Эстерхази был арестован по приказу Густава Гусака, сослан в ГУЛАГ и заочно приговорен к смерти. Позже, в 1957 году, Эстерхази вернули и изменили приговор на пожизненное заключение. Он умер в тюрьме. Визенталь наладил связь с его дочерью, Алисой Малфатти, которая жила в Риме, он собирал доказательства, искал свидетелей, переписывался с освобожденными и, наконец, добился, что Словацкая Республика реабилитировала Эстерхази, венгра, антифашиста и аристократа, которого столь многие ненавидели в послевоенной Братиславе.
Памятник на Юденплатц — это одна из больших побед Визенталя. Он опубликовал книгу об истории создания, о многочисленных дебатах, о далеком и недавнем прошлом этого мемориала и сам написал к ней предисловие. Авторы этого сборника весьма известные люди, которым есть что рассказать. Оформление площади, музей, археологические раскопки и ансамбль памятников были удостоены архитектурной премии «Дедал и Минос» в городе Виченце в 2002 году. Особенностью этой награды является то, что ее вручают не только авторам проекта, но и заказчику, без которого разработки нельзя было бы воплотить в жизнь. Премия названа по имени создателя лабиринта на острове Крит — греческого архитектора Дедала. Ее получили бургомистр Вены и два архитектора, Кристиан Яборнегг и Андрас Пальффи, создавшие новый образ площади.
В ноябре 1993 года в маленьком дворце на улице рядом с Грабеном, точнее на Доротеергассе, состоялся особенный праздник, на котором присутствовал потомок рода Эскелей, бывших владельцев этого дома. Сюда также был приглашен и бывший мэр Иерусалима Тедди Коллек, родившийся в Венгрии и выросший в Вене. Торжество состоялось по случаю открытия в этом дворце Еврейского музея Вены. Создание Музея Холокоста было заветной мечтой Симона Визенталя, а открытие этого музея стало возможным благодаря усилиям тогдашнего венского бургомистра Гельмута Цилька. И хотя в Вене еще в 1859 году появился первый в мире Еврейский музей, но после его уничтожения в 1938 году долгое время не было ни достаточных сил, ни времени, ни желания его восстанавливать. Основой музея стала коллекция Макса Бергера, приобретенная в 1980-е годы, а с 1990-х годов ее можно было видеть в здании Израильского культурного общества.
Венская городская община и в первую очередь Гельмут Цильк еще перед открытием этого музея очень многое сделали для того, чтобы всем дать понять: Вена и еврейская культура неразрывно связаны друг с другом, и как для города, так и для страны изгнанные и убитые нацистами художники, ученые и другие выдающиеся личности — горькая и невосполнимая потеря. Все чаще эта долгое время табуированная тема звучала в публичных выступлениях, ей посвящались выставки и спектакли. Вена хотела знать как можно больше о художниках, в чьих биографиях стыдливо указывалось «умер в эмиграции», и их произведениях.
Венцы всегда гордились своей родиной — «столицей оперетты» — и восторгались композиторами, актерами и звездами венских кабаре, носивших зачастую по-венгерски звучащие имена, они пели их песни и куплеты, наизусть помня все слова. В 1980-е годы им довелось — не без помощи извне — узнать, что все это имело глубокие еврейские корни и что множество словечек, звучащих немного не по-немецки, но привычных с детства, заимствованы из идиша, и в частности такое любимое венцами выражение, как «Zores»[14].
В это время в Вену начали приезжать с визитами известные эмигранты, такие как Билли Уайлдер (Самуил Вильдер) и Леон Эскин. И каждый такой приезд давал возможность продолжить знакомство. Возвращение в Австрию наследия Шенберга перестало быть несбыточной мечтой, музыка из фильмов, написанная убитыми еврейскими композиторами, звучала во время многих фестивалей, авторов уже знали по именам, отношение к еврейским корням директора Оперы Густава Малера перестало быть запретной темой, так же как и причины, по которым Вену покинул Зигмунд Фрейд. А количество экспонатов в музее все прибавлялось, люди отдавали то, что относилось к иудаике, и памятные предметы, сохранившиеся со времен войны.
В Еврейском музее эта коллекция смогла наконец обрести свое постоянное место. В витринах на третьем этаже находятся религиозные предметы, которые удалось спасти из-под обломков 90 австрийских синагог, сожженных в 1938 году, — многие из них тайно хранились в семьях долгие годы. Ответы на все вопросы по истории венского еврейства можно получить на втором этаже, оснащенном самой современной техникой. Здесь выставлена 21 голограмма, иллюстрирующая историю развития австрийско-еврейских отношений. Коллекция голограмм существует в двух экземплярах, и поэтому выставка постоянно экспонируется по всему свету, неизменно вызывая самый живой интерес. Была она также и в Венгрии. Картинка меняется в зависимости от того, под каким углом на нее смотришь. И существует точка, когда изображение вообще исчезает. Это лишь доказывает, что не существует какой-то застывшей единственной истории, что увиденное всегда не точно отражает картину, которая претерпевает множество смещений, запечатлеваясь в нашем сознании.
Задача постоянной экспозиции состоит в том, чтобы оживить воспоминания. Этой же идеей руководствуются и устроители временных выставок с привлечением материалов других музеев. Той же темой проникнуты демонстрации произведений искусств и презентации, часто посвященные какому-то одному деятелю культуры, художнику, музыканту, писателю или подробному освещению периода эмиграции. Это точно сформулировал бургомистр Вены Цильк: «Без своих еврейских земляков Вена никогда не стала бы тем, что она есть, потому что множество чисто венских явлений возникло именно в еврейской Вене».