На открытии музея Цильк присутствовал еще до ранения, месяц спустя в результате взрыва при распечатывании посылки ему оторвало все пальцы на левой руке. Это событие однозначно указывало на то, что выступления против расизма и дискриминации привлекли к нему внимание.
Нет, наверное, ни одного жителя Вены, которому не было бы дорого это здание на Ринге. Едва войдя, вы сразу же видите перед собой бюст Густава Малера. И если вам это еще неизвестно, то знайте: этот гений, влияние которого ощущается в Государственной опере до сих пор, в течение 10 лет (1897–1907) своего пребывания на посту главного дирижера и директора подвергался жестоким антисемитским нападкам. Впервые Малер дирижировал в Опере 11 мая 1897 года, а уже через месяц император Франц-Иосиф назначил его новым директором. Малер был противоречивой личностью: он стравливал своих поклонников и врагов и обеспечивал себе абсолютное превосходство. При этом он бескомпромиссно добивался высочайшего художественного уровня, требовал безупречного исполнения, точнейшей передачи произведения. Его директорство было своеобразным шоу «все в одном» того времени: менеджер, дирижер, композитор, режиссер и организатор одновременно.
Причиной постоянных конфликтов в стенах этого здания было то, что от своих подчиненных он требовал такой же самоотдачи, как от себя. Он покончил со многими прежними традициями в Опере. Он запретил оплаченные рецензии, клакеров, приказал выключать свет в зрительном зале во время представления, не пускал опаздывавших зрителей, устроил оркестровую яму перед сценой, где музыканты играли во время представления. Бруно Вальтер описывал его так: «Он был абсолютно лишен лоска светской жизни и представлял собой натуру, склонную к крайностям, бессердечную и жесткую». Однако в своем дневнике его жена, Альма Малер-Верфель (Шиндлер) отмечает, что венская публика, помимо всех перечисленных недостатков, не могла простить ему прежде всего еврейского происхождения. Но тогда вся эпоха была такой. В культуре возникли новые политические устремления, питаемые вагнеровским антисемитизмом. Накаляло обстановку и то, что в культурной жизни принимало участие огромное множество талантливых еврейских музыкантов. Самой большой противницей Малера была Козима Вагнер, которая всегда сопровождала свои нападки антисемитскими заявлениями.
И хотя Малер довольно часто давал основание для жесткой критики как композитор и директор, но как дирижер он безусловно пользовался уважением. Он добился большей гармонии музыки и текста, поставив «Фиделио» в новом прочтении. Но в конце концов под давлением жесткой критики и постоянных нападок Малер ушел из Венской оперы в 1907 году. Многие его нововведения сегодня стали традициями, и нынешний директор Государственной оперы Иоан Холендер отводит самое почетное место памяти великого музыканта, работавшего в этих стенах. Его имя носят концертные залы, ему посвящаются выставки. В витрине Театрального музея несколько лет назад можно было прочесть собственные слова композитора о его одиночестве:
«Я трижды лишен отчизны: как чех среди австрийцев, как австриец среди немцев и как еврей во всем мире».
Небольшой кабинет, в котором основатель психоанализа вел частную практику до эмиграции в Англию в 1938 году, расположен неподалеку от университета и многочисленных клиник; здесь обосновалось и уже более 35 лет действует Общество Зигмунда Фрейда. Кабинет доктора выглядит так же, как в те времена, когда он вел здесь прием. С 1993 года все это вместе с библиотекой является музеем, но, как и прежде, Общество Зигмунда Фрейда проводит здесь свои мероприятия, посвященные изучению наследия ученого, а также организует их и за стенами этого здания. Публикации общества интересны: так, например, была издана переписка Фрейда и Шандора Ференци[15].
Достоверное воспроизведение обстановки кабинета Фрейда стало возможным благодаря рискованному поступку мужественного человека, фотографа Эдмунда Энгельмана (род. 1907). Он должен был эмигрировать вместе с Фрейдом, однако ему удалось проникнуть в уже опечатанную гестапо квартиру и сделать там около 200 снимков. Гестапо уничтожило часть негативов, но Энгельману все же удалось сбежать во время Хрустальной ночи и спасти несколько десятков снимков. Эти фотографии недавно оказались вновь в центре венских новостей. На их основе нью-йоркский художник Роберт Лонго создал большие графические работы, которые вызвали большой интерес. Общее ощущение от кабинета захватывающее и поразительное: в атмосферу медицинской приемной конца XIX — начала XX века вплетается тема древнеегипетского искусства, — Фрейд увлеченно коллекционировал древности. Фотографии увековечили не только знаменитую кушетку, но и письменный стол с китайскими нецке и тысячи маленьких статуэток, которые даже выставлялись отдельно.
В 1999 году по случаю столетия выхода в свет «Толкования сновидений» Австрийской национальной библиотеке были предоставлены материалы из архива Фрейда в Библиотеке Конгресса в Вашингтоне. Выставка, дополненная рукописями из собственных архивов и документами Музея Фрейда в Лондоне, позволяла проследить практически всю историю создания психоанализа. В том же году имя ученого оказалось связанным с совершенно другим мероприятием: во время традиционных новогодних празднеств даже самые далекие от психоанализа горожане прошествовали вдоль «фрейдовского» пути, украшенного статуями и танцовщицами, иллюстрировавшими «Толкование сновидений».
Еще один человек является выдающимся представителем венской культуры и выходцем из ее еврейского мира. У него нет собственного музея, но его жизнь и преданность науке стали источником неоценимого личностного опыта и еще одной психотерапевтической теории, которая помогла не только его пациентам, но и австрийскому обществу в преодолении и осмыслении ошибок прошлого. Виктор Эмиль Франкл скончался в Вене в 1997 году, он был учеником Зигмунда Фрейда и Альфреда Адлера. Со временем он отошел от пути своих учителей и основал третью венскую психоаналитическую школу, разработав метод логотерапии. Всю свою жизнь он был сторонником позитивного образа мыслей, неустанно искавшим смысл жизни, однако в Вене его ценят не только за научные заслуги. Три года Франкл провел в четырех фашистских концлагерях, его мать и жена стали жертвами Холокоста, но после войны он без колебаний вернулся в Вену и таким, скорее редким, поступком на всю жизнь расположил к себе этот город. Позднее он вспоминал не об ужасах пережитого ада, а о хороших людях: об одной баронессе, об адвокате, о политике социал-демократе, которые с риском для собственной жизни спасали его. Он добавлял всегда, что никогда не понимал, какие обстоятельства могли бы заставить его не вернуться в Вену. Как и Визенталь, он ни на мгновение не верил в коллективную вину и не хотел отмщения. Но он пошел дальше Визенталя и советовал молодым людям послевоенного поколения не погрязать в недавнем прошлом и не тратить время на поиски козлов отпущения, а больше заботиться о будущем, коль скоро они действительно хотят что-то понять. Тот, кто знает ответ на вопрос «почему?», знает и ответ на вопрос «как?», — сформулировал доктор Франкл позднее. Основой его терапевтического метода является помощь пациенту в наполнении его жизни смыслом.
В основе терапии Франкла, которую он разрабатывал еще перед депортацией, находится воля к будущему, позднее именно она помогла ему выжить в лагере смерти. Еще в 1930-х годах он организовал на основе своего подхода психологическую помощь во время вручения аттестатов об образовании для тех, кто не выдержал испытания, и помог избежать волны самоубийств среди провалившихся учеников. Франкл всегда считал необходимым определить смысл жизни. С самого начала молодой ученый обладал независимым складом ума и самостоятельностью и всегда подчеркивал, что многому научился у своих пациентов. Для него всегда было важным, чтобы пациенты сами могли работать над улучшением своего состояния. В 1938 году, когда в институтских и университетских коридорах уже звенели подкованные военные сапоги, молодому доктору совместно с главврачом удалось не допустить уничтожения психических больных неврологического отделения в клинике Ротшильда. Теория Франкла не смогла спасти членов его семьи, однако на себе ему довелось проверить собственные выводы. Его первая книга, вышедшая после войны, носит необычное название «…И все же сказать жизни “Да”». Франкл твердо убежден, что достаточно найти смысл в жизни для того, чтобы все душевные раны оказались излечимы. И он переносит это убеждение на сегодняшние психические травмы. Его теория, которую многие считают важной, без сомнения, сыграла заметную роль в тяжело давшемся австрийскому общественному сознанию преодолении груза прошедшей войны.
Оказывается, не всегда просто отвернуться от прошлого и устремить свой взор в будущее, преисполнившись радостных надежд. Если вам доводилось бродить в Штайнхофе (14-й район) в поисках относящегося к венскому югенд-стилю здания церкви, творения Отто Вагнера, вы обязательно обратили внимание на маленькую, но потрясающую экспозицию. Снимки и документы напоминают об ужасах нацистской программы эвтаназии. В детском отделении психиатрической клиники в Штайнхофе были умерщвлены 800 детей, которых комиссия медиков, защищающих расовую чистоту, признала непригодными для жизни на основании заключений их домашних лечащих врачей. Их отбирали не по происхождению, религиозному или расовому признаку: их преступлением было врожденное увечье, наследственная болезнь или просто необычное поведение. У родителей отбирали детей и подростков в возрасте до 17 лет, обещая их подлечить. Однако вслед за этим внезапно приходило извещение о внезапной смерти ребенка. Причину указывали какую-нибудь обычную. Как все обстояло на самом деле, многие узнали лишь через десять лет. Дети становились подопытными кроликами для экспериментов, в ходе которых выясняли, например, как долго они способны обходиться без пищи. После чего их убивали смертельной инъекцией, чтобы использовать их отличающийся от нормального мозг для «научных "исследований».