. Было немало впечатляющих съемок: многие сцены снимали в верхних ложах оперного театра, зачарованные манекенщицы являли свои прелести на фоне городских крыш. Ни дня не проходило без сообщения о съемочных работах, и подлинной сенсацией стало, когда после 25-летнего отсутствия перед камерой предстала Джульетта Греко. К тому моменту, когда съемки подошли к концу (а из-за недостатка денег случилось это раньше, чем было запланировано), от громких речей остались уже только тихие перешептывания. И вот наконец фильм с многолетним опозданием вышел в прокат… и его провал был уже предрешен. А точнее: даже в отношении «Имярека» Гофмансталя толерантность австрийцев не беспредельна. Недостаточно просто призвать Гофмансталя или использовать его идеи и персонажей, чтобы добиться успеха.
И теперь в австрийских театрах гораздо чаще, чем Гофмансталя, ставят пьесы Артура Шницера. Его запылившиеся с годами творения сегодня снова в чести. Но при этом предпочитают помалкивать о тех, что некогда вызывали горячие споры (из-за того, что в них затрагивался вопрос о присущем эпохе антисемитизме, как, например, в «Профессоре Бернхарда», — сходство имен с Томасом Бернхардом совершенно случайное).
Шницлер, который, пойдя по стопам отца, получил медицинское образование и по роду своей деятельности увлекся психоанализом, был типичным представителем течения «Молодая Вена». Его исследования сексуальности и личный опыт легли в основу произведений, вдохновляющих по сей день: так, в 1999 году Стенли Кубрик снял фильм «С широко закрытыми глазами» по новелле Шницлера «Повесть-сон». Несколько чрезмерная популярность и то обстоятельство, что умерший в 1931 году автор ничего не может оспорить, приводят иногда к плачевным результатам. Венский Народный театр поставил на сцене некий коллаж на темы произведений Шницлера, полагая, что представляет чистую эротику, но в результате в полном зрителей зале царила чистая скука. Совершенно другое дело, когда пьесы Шницлера выбирают талантливые режиссеры и труппы, да еще ставят их в правильно подобранном месте. Так, «Хоровод» просто прекрасно смотрелся в казино, используемом как третья сцена Бургтеатра.
Годовщины Шницлера, как правило, сопровождаются телевизионными показами фильмов и телепередачами, но все-таки вряд ли он станет таким же популярным, как Иоганн Непомук Нестрой. Его мудрость и юмор имеют типично австрийские черты, его остроумные афоризмы цитируются повсюду. Его мрачное высказывание: «Мир в любом случае дольше уже не простоит» — подходит ко всем временам и даже к празднованию его 200-летия. Для юбилея 2001 года этот афоризм был выбран в качестве девиза еще и потому, что 150-летний пессимизм не оправдался: мир все еще стоит.
Нестрой начал свою карьеру в Вене как оперный певец, потом были годы странствий — Амстердам, Брюнн, Грац, Прессбург, он начал писать и постепенно увлекся. Актерский опыт воплотился в его собственных пьесах: он написал 80 пьес и умер в возрасте 61 года в Граце. Его язык не устарел до сих пор, его афоризмы о лживом и склочном мире, о греховной человеческой природе кажутся вечными для любого общества — как тогда, так и сейчас. Эта игра и жонглирование словами одного из самых значительных литературных представителей эпохи австрийского бидермейера конечно не облегчают понимание его текстов за пределами немецкоязычного пространства, но само это пространство тоже достаточно велико. Тем не менее многие его пьесы вдохновляют отважных переводчиков, так, например, «Талисман» и «Люмпацивагабундус» стали доступны широким массам читателей во всем мире.
Немецкоязычные почитатели его таланта могут получить удовольствие от отличных постановок его пьес в венских театрах, в больших и маленьких, профессиональных и любительских, независимо от того, празднуется юбилей или нет; спектаклей, которые дает выросший на творчестве Нестроя венский Народный театр, — с этих пьес не приходится сметать пыль. Каждый приходит сюда увидеть что-то свое: кого-то интересуют литературные достоинства пьесы и мастерство актеров, а кого-то мучают вопросы, — разрешить их помогают взгляд на преломленную в кривом зеркале спектакля жизнь и беспощадная ирония, которые очень легко и без дополнительных усилий можно отнести к сегодняшним проблемам австрийцев. Поскольку Нестрой — поистине национальное явление для Австрии, то возник целый круг специалистов по его творчеству: как среди режиссеров, так и среди актеров есть тонкие интерпретаторы его замысла. Но существуют и профессиональные исследователи: недавно в рамках юбилейной выставки в Музее Вены можно было познакомиться с малоизвестными сторонами его жизни и ранее закрытыми для широкой публики рукописями.
И хотя культура и не рыночный товар, но без денег она жить тоже не может. У Нестроя появился совершенно неожиданный спонсор — это фирма-производитель мармелада, основатель которой всячески способствует организации фестиваля Нестроя, в течение 20 лет устраивая смотр лучших актерских достижений. Мармеладный король Ганс Штауд имеет собственные слабости и симпатии, а по случаю 200-летия Нестроя он снабдил упаковку своей продукции эмблемой фестиваля и нестроевским афоризмом. Им движет чувство личной ответственности и неисполненная детская мечта: как и многие, он хотел видеть скрижали, слова на которых объясняли бы тайны мира. Теперь благодаря его забавной идее покупатели и покупательницы мармеладок смогут прочесть краткую биографию Нестроя, которая, как полагает спонсор, должна быть доступна каждому.
Ровно через 100 лет после Нестроя на свет появился Эден фон Хорват, который, чуть-чуть не дожив до 37-летия, в результате нелепого случая погиб на Елисейских Полях в Париже. Эден фон Хорват родился в Баварии, в семье австрийско-венгерского дипломата, но венцы считают его своим — он жил в Вене, пил кофе в любимом кафе неподалеку от Пратера и написал в этом городе свои бессмертные «Сказки Венского леса», каждая строчка которых не утратила своей остроты за прошедшее время и проникнута иронией, столь необходимой сегодняшней Австрии.
У венцев есть чутье, а также стремление считать своими лучших писателей, даже если те происходят из весьма удаленных уголков бывшей монархии.
Эден фон Хорват — загадочная личность; до сих пор предпринимаются попытки исследовать его мистерию и понять, что скрывается за ее реализмом. Немецкое издательство «Зуркамп» пытается приоткрыть завесу над тайной, публикуя его более поздние сочинения. «Сказки Венского леса» не выходят из репертуара театров, и австрийцы любят эту горькую, острую, ироничную и грустную пьесу, полагая, что она — отражение души Вены.
На венских улицах поэзия в самом прямом смысле этого слова присутствует всегда. С весны и до осени на улицах с оживленным движением ветер гоняет странные листочки. Можно подумать, что это рекламные листовки, но если вы дадите себе труд поднять и прочитать их, то на вырванных из блокнота страницах обнаружите незатейливые стихи. Никакой особой возвышенности, просто повседневные размышления для прохожих — их можно найти на стенах пересадочных транспортных узлов и на афишных тумбах. Это венское «эаписочное творчество», чьим первым представителем является известный всему городу Гельмут Зееталер. Конечно, не все понимают безумного поэта: у Зееталера есть свои рекорды, причем не только по количеству написанных стихов — их около 11000, но и по количеству возбужденных против него дел за нарушение общественного порядка. Основания для них: «угроза безопасности пешеходов», «угроза безопасности приезжих водителей», «запрещенное использование воздушного пространства в целях, не соответствующих пешеходному движению» — выглядят в крайней степени абсурдно. Власти неблагосклонно относятся к его поэзии и полагают, что Зееталер своей неаккуратной расклейкой портит и пачкает здания. На сегодняшний день он был признан виновным в 1200 случаях.
Поэта совершенно не смущает подобное обстоятельство, и он продолжает свое дело: как и все предыдущие 25 лет, сочиняет и расклеивает свои записки на стенах и всевозможных поверхностях. Его вдохновляет сознание, что его стихи любят, что они находят немало читателей, что многие ищут их и даже требуют. Любой, даже самый незначительный поворот в жизни может стать поводом для творчества. Ему не нужна муза, ему достаточно обычной жизни. Он просто выходит на улицу, забирает внука из школы, заходит на почту и за покупками, и вот уже сложилось новое стихотворение. Где-нибудь обязательно найдется клочок бумаги, чтобы быстро записать мысли, и теперь только остается найти подходящее место, афишную тумбу или станцию метро, где он мог бы поделиться со всеми своими рифмованными строчками.
Телефонный автоответчик неизменно приветствует всех новыми стихами, но с учетом того, чтобы не исчерпать телефонный бюджет звонящего. Зееталер рассматривает свое творчество как профессию, поэтому в венском телефонном справочнике напротив его фамилии гордо значится «записочный сочинитель». Он согласен с тем, что лишь 5 процентов его творений действительно хороши. Его доход обеспечивают многочисленные спонсоры, а публика, собирающаяся на его захватывающие выступления, оказывает социальную помощь. Пикантность ситуации заключается еще и в том, что социальную помощь, помимо прочего, ему оказывают еще и те самые власти, которые другой рукой его постоянно штрафуют.
Отдел культуры городского магистрата не оспаривает популярность «писателя на заборе», но проводит каждый год собственные конкурсы плакатных стихов. Эти мероприятия, конечно же, организованы намного профессиональнее, чем акции Зееталера. Каждый год выбирается определенное направление и 2000 плакатов развешивают по разным рекламным щитам. В качестве тем выбирались уже австрийская лирика и поэзия Центральной Европы, но они в гораздо меньшей степени отражают повседневную жизнь города, чем спонтанное творчество местного поэта. Цель одна — сделать лирику близкой каждому, кто почему-либо стесняется проявлять к ней интерес, но вполне может почитать стихи в метро.