ны отель превратили в казино для офицеров британской армии, которое просуществовало до 1951 года. После того как здесь снова распахнул для гостей свои двери отель, в 1962 году семья Гюртлер выкупила акции у семьи Силлер. Возрождение и новый расцвет опять связаны с именем дамы, появившейся среди владельцев в результате замужества. В 1990 году Элизабет Гюртлер, после самоубийства мужа, с которым она к этому моменту уже развелась, получила право распоряжаться наследством двоих своих малолетних детей. Эта дама, которую жители и жительницы Вены называют исключительно Леди Захер, всегда элегантна и неизменно улыбается, а за ее хрупкой внешностью скрываются недюжинная выносливость и стойкость. Благодаря своей венской легкости, утонченной элегантности и безошибочному вкусу, успешная предпринимательница сегодня является одной из самых ярких женщин высшего светского общества Вены. Без нее не обходится ни одно заметное событие, и она появляется — разумеется, после двенадцатичасового рабочего дня, — всегда подтянутая, свежая и отлично одетая, в Опере, на балу, благотворительном мероприятии или театральной премьере.
Несколько лет назад ее выбрали «бизнес-леди года». Она успевает прекрасно справляться с обязанностями вице-президента экономической палаты, а недавно выступила в еще одной общественной роли, став ведущей балов в Опере. Лето фрау Гюртлер в основном проводит в Зальцбурге, где она тоже не только отдыхает, но и заботится о гостях — посетителях и посетительницах Зальцбургского фестиваля. Приемы в «Остеррайхише хоф» («Австрийском дворе»), пятизвездочном зальцбургском отеле империи «Захер», широко известны. И жители Альп могут ненадолго приобщиться к миру «Захер».
Одного только нельзя сказать об этой выдающейся даме — что она выбилась из низов благодаря своему неустанному трудолюбию. Первая дочь легендарного торговца зерном Фрица Маутнера прилежно изучала экономику и организацию производства и начала свою карьеру на предприятиях отца. Она не отказалась полностью от этой работы, и уже выйдя замуж за Петера Гюртлера, а потому проводила часть времени в отеле «Захер» в обществе Петера, а часть — в офисе Маутнера. Небольшая пауза наступила только после развода, и тогда все свое время она посвятила детям — Александре и Георгу. Когда после двух неудачных браков Петер Гюртлер в 1990 году покончил с собой при до сих пор не до конца выясненных обстоятельствах, его дети получили в наследство оба отеля холдинга «Захер», в Вене и в Зальцбурге, и передали все полномочия своей матери. Леди Захер полностью окунулась в ведение дел, все перестроила заново, а точнее — все вернула на свои рельсы, возродив в обеих гостиницах прежнюю легкую, элегантную и изысканную атмосферу. Каждый номер, все помещения обставлены по-разному, великолепная старинная мебель всюду подлинная: венский «Захер» и зальбургский «Остеррайхише хоф» — единственные в своем роде. Атмосфера двух залов кафе также возрождена с исключительным вкусом: пурпурные кресла и картины на стенах хранят атмосферу расцвета монархии. Но не стоит думать, что «Захер» погружен в прошлое. Поскольку фрау Гюртлер постепенно привлекает к ведению дела дочь, чтобы передать ей решение всех текущих вопросов, то отель обновляется и расширяется за счет столь модной сейчас надстройки мансардного этажа.
Ресторан «Захер» также фигурирует в списке лучших. Здесь все превосходно: и скатерти, и изысканная посуда. Уже сервировка позволяет понять уровень этого заведения. А сами здешние завсегдатаи едва ли задумываются о том, могли бы они где-нибудь еще найти столь изысканный и вкусный обед или ужин, такую приятную обстановку и великолепное обслуживание.
Глава пятаяКапустный кочан и Сецессион — рынок Нашмаркт
Если у меня плохое настроение, я обычно отправляюсь на рынок Нашмаркт, раскинувшийся на Карлсплатц. Аккуратные ряды симпатичных палаток, вид изобилия возвышающихся пирамидами овощей и фруктов успокаивает меня моментально. Многообразие красок и запахов, так же как и вавилонское смешение звучащих в толпе языков, сразу же повышают настроение, и никакие потрясения и печали мне уже не страшны. Здесь нет места нервозности, раздражительности или брани. В конце недели, в пятницу или субботу, к обычному рынку добавляется еще и деревенский: продукты раскладывают на столах, предоставленных администрацией рынка, и, как правило, продавцы не уходят, пока не будет продан последний пучок редиски. Здесь также можно встретить и венгерского булочника, который обычно торгует на другом конце города. Он отпускает из маленького фургона венгерские, впрочем, уже успевшие стать немножко венскими, булочки с аппетитных лотков за стеклянной витриной с образцами его товара.
Каждую субботу до обеда на Нашмаркте случается еще одно развлечение, а именно — блошиный рынок, он занимает часть территории, которую по будням используют под парковку. И не только товары здесь отличаются от тех, что на другом конце площади, но и вся атмосфера. Тем не менее старье не должно никого пугать. В любом случае стоит немного потолкаться в толпе, чтобы получше присмотреться. Иногда можно откопать настоящие сокровища, а если нет, то уже сама толкучка достаточно колоритное зрелище. Несколько лет назад этот блошиный рынок находился в самом центре Внутреннего города. Но и сегодня, после официального закрытия в два часа дня, некоторые торговцы перемещаются со своими непроданными товарами на рынок Ам Хоф. И конечно, здесь можно приобрести не только хорошее настроение, но и изящные безделушки вроде бижутерии, керамики, фарфоровых статуэток или городских пейзажей. Распаковка и упаковка отнимет немало времени, и некоторые вещи постоянно подвергаются этим процедурам вновь и вновь. Продавцы предлагают тысячи мелочей, и среди них немало хрупких, каждую из которых следует бережно завернуть в газету и запаковать. Невозможно описать все стороны жизни венского блошиного рынка, но в целом он мало отличается от «барахолок» в других городах.
Иначе обстоит дело с овощным и фруктовым базаром. Очарование Нашмаркта особенное и рождено его уникальным мультикультурным сплавом. Наверное, нету другого такого места в этом городе, а возможно, и во всей стране, где столько людей разных национальностей чувствуют себя «дома» в полном смысле этого слова. С покупателями продавцы говорят в основном по-немецки, но по другую сторону прилавка и в глубине палатки часто слышна русская, болгарская, арабская речь, и конечно, есть места, где, едва заслышав мой акцент, сразу же переходят на венгерский. Следствием этой многонациональности является изобилие выбора товаров. Белая паприка, которая выращивается только в Венгрии, соседствует с пряностями с далекого Востока, здесь можно найти настоящие китайские и японские магазинчики и арабского мясника. И, естественно, столь же разнообразен и круг постоянных покупателей.
Этническое многоцветье нашло свое отражение и во множестве закусочных вокруг рынка, а на отрезке Наш-маркта, что лежит ближе к Внутреннему городу, с весны до осени в три ряда, как грибы, торчат зонтики уличных кафешек. Здесь можно найти китайские, японские, итальянские и турецкие забегаловки, а также австрийские с традиционным свернутым в трубочку омлетом с начинками — палачинками, столики венской кофейни и буфет с дарами Северного моря. Внутри и вокруг царят чистота и порядок, а кухни некоторых из этих заведений славятся на весь город. И если новые ресторанчики находятся прямо в рыночных рядах, то более старые расположились вдоль проезжей части в домах на Рехтс и Линкс Винцайле. «Железный век» («Zur Eisener Zeit») — один из старейших здесь — представляет собой нечто среднее между суши-баром и кебабной. Если вам надо быстро перехватить гуляш или жареную колбаску с квашеной капустой да кружечку пива у стойки или за столиком, то проще всего завернуть сюда. К сожалению, недавно закрылось кафе «Дрекслер», которое было совершенно незаменимым и единственным из-за уникальных часов работы: поколения рыночных продавцов имели здесь возможность отлично позавтракать начиная с 3-х часов утра. Энгельберт Дрекслер, которому нынче исполнилось 77 лет, получил кафе в 1957 году от своего отца и только сейчас вышел на пенсию. Теперь ищут продолжателя дела…
Между прочим, среди продавцов есть и особо заслуженные. Например, Лео Штрмиска или Огуречный Лео, удостоенный почетного титула «Огуречного кайзера». Его дедушка владел в Брюнне консервной фабрикой, на которой трудились 800 человек. Его отец приобрел прилавок в 1946-м, и номер 248 в настоящее время принадлежит Лео. Немногое можно изменить в рецепте закваски капусты и огурцов, но именно потому это дело и такое тонкое.
Этот особый мир в пространстве между правой и левой сторонами улицы, полный ярких красок и вкусных запахов, возможно именно потому притягивает, что он так выделяется на фоне окружающих его кварталов. Никому не придет в голову осудить каким-нибудь образом то, что эта пестрая кибиточная суета базара находится в самом непосредственном соседстве с широкими элегантными аллеями и безупречно отреставрированными дворцами. К чести отцов (и матерей) города следует сказать, что — поскольку этот вопрос они развернули именно таким образом — они приняли правильное решение не переносить рынок из все более уплотняющегося и разрастающегося центра города на периферию. И даже напротив: он был благоустроен, подновили фундамент для прилавков, сделали надежную крышу, отвели водяные стоки.
Прежние власти проявляли меньше понимания: в 1780 году было издано постановление, предписывающее всем крестьянам, которые раньше продавали фрукты и овощи внутри городских стен, перенести торговлю за их пределы. На берегах полноводной в то время речки Вены, протекавшей как раз на месте сегодняшнего Нашмаркта, посадили акации и ивы, каторжники расширили и углубили русло для бурного и неукротимого водного потока. И конечно, вдоль реки поселились ремесленники, появились мельницы, о чем сегодня напоминают имена многочисленных окрестных улочек. А на берегах крестьяне из предместья продавали овощи и другие сельскохозяйственные продукты. Речушку, по которой доставляли продукты, в 1900 году сделали подземной, а фруктовый и овощной рынок так и остался на этом месте. Речка и сегодня еще протекает здесь, параллельно 4-й линии метро, и то тут, то там, например в городском парке, выходит на поверхность и тонким ручейком бежит в широком, по всем правилам прорытом русле.