Новую струю в жанр оперы, до тех пор чисто итальянской, внес немец Глюк, родившийся в 1741 году. Мария Терезия, признававшая в опере только итальянскую традицию, проявила похвальную широту взглядов, назначив Глюка руководителем капеллы Придворной оперы. Он первым подчеркнул важность в опере сюжета и очень много сделал для того, чтобы усилить ее драматический эффект. Мария Терезия сама любила петь и танцевать; она могла танцевать до поздней ночи, даже будучи на пятом месяце беременности! Музыка занимала огромное место в ее жизни, и она не упускала ни одной возможности не только ее послушать, но и принять участие в ее исполнении. Так, во время поездки в Венгрию она пела вместе с хором женского монастыря. Не будь императрицы, Вена никогда не приобрела бы репутацию города, в котором музыканты окружены особенным почетом. Мария Терезия постоянно открывала новые концертные залы — в Хофбурге, в Шёнбрунне, в замке Лаксенбург или в Каринтии. Когда в 1761 году замок в Коринтии сгорел при пожаре, она потребовала его немедленного восстановления. Недовольство она проявляла только в тех случаях, если слышала со сцены сальные шуточки или иные скабрезности — тогда она пользовалась правом личной цензуры. Это не значит, что у нее не было чувства юмора — она любила повеселиться, но… не выходя за рамки приличий. Впрочем, если в придворных театрах действительно царила некоторая чопорность, то ведь были еще и театры предместий, где публика развлекалась в свое удовольствие. Венцы охотно посещали их, популярность того, что столетие спустя назовут «легким жанром», постепенно росла, и далеко не случайно этот искрометный, обворожительный жанр будут связывать именно с Веной.
К концу XVIII века Вена становится признанной столицей европейской музыки. Здесь работают — и чрезвычайно плодотворно — известнейшие композиторы, например Йозеф Гайдн. Гайдн родился в 1732 году в семье каретного мастера и большого любителя музыки; ребенком он пел в хоре собора Святого Стефана. Мы можем лишь воображать себе, какие божественные звуки лились под готическими сводами собора, наполняя счастьем сердца слушателей… Ровесник заката эпохи барокко, Гайдн стал своего рода архитектором в музыке. Именно он создал то, чего до него не существовало — жанр симфонии. Он же разработал правила исполнения струнного квартета. Гайдн пользовался покровительством трех князей Эстерхази, меценатов, отличавшихся тонким вкусом и тираническими замашками, и на протяжении 30 лет служил придворным композитором и главным капельмейстером в их дворце в Айзенштадте, расположенном к востоку от Вены. Гайдну принадлежат сотни концертов, опер, месс, увертюр и ораторий. После путешествия в Англию его популярность неизмеримо возросла, его все чаще стали называть представителем так называемой «классической школы». Он сочинил имперский гимн «Боже, храни…», мелодия которого легла в основу гимна современной Германии. Гайдн первым из австрийских композиторов познакомил мир с музыкой, пропитанной венской атмосферой. На заре романтизма он стал учителем и наставником целого ряда будущих выдающихся музыкантов. Как мы уже говорили, Вена привлекала многих из них. В 1740 году сюда приехал знаменитый в Европе венецианский композитор и капельмейстер, автор 45 (!) опер, педагог и дирижер. Его звали Антонио Вивальди, он был священником, сочинившим множество произведений религиозной музыки, и привлекал взгляды огненно-рыжим цветом волос. Объездив едва ли не полмира, Вивальди до того ни разу не был в Вене и решил заполнить этот пробел. К сожалению, он прожил здесь всего лишь год, и в 1741-м скончался — в доме, расположенном в начале современной Филармоникерштрассе, неподалеку от отеля «Захер». Умер он в бедности и был надолго забыт, пока в конце XIX века не было обнаружено собрание его музыкальных рукописей, вновь прославивших его имя. Сегодня, проходя мимо здания Оперы, стоит вспомнить Антонио Вивальди, для которого переезд в Вену обернулся фатальной неудачей.
Символом Вены, да и всей Австрии, стал другой композитор, родившийся в 1756 году. Разумеется, это Моцарт. Его портрет красуется даже на обертке известной марки шоколада! Рядом с Оперой или собором почти ежедневно можно видеть группу студентов, переодетых в костюмы XVIII века, которые исполняют одно из произведений маэстро — оперу или концерт. И ничего, что у многих перекручены белые чулки, а парик съехал на одно ухо! Соперничество с Зальцбургом не ослабевает ни на день! Кстати сказать, мало кто знает, но Моцарт вовсе не был австрийцем! В Париже есть проспект Моцарта, и мемориальная доска сообщает, что он назван в честь «австрийского композитора». Я много раз писал в парижскую мэрию, требуя исправить фактическую ошибку, но все мои письма остались, увы, без ответа. Маленький Вольфганг родился в то время, когда Зальцбургом правил эрцгерцог Священной Римской империи германской нации, а Австрийской империи попросту не существовало. Зальцбург войдет в ее состав лишь в 1816 году. Так что гораздо правильнее было бы написать «имперский композитор», но… И жители Вены, и жители Зальцбурга мало задумываются об исторических неточностях; для них гораздо важнее гениальность Моцарта, которую они «эксплуатируют» в полной мере, забывая, что оба города принесли композитору немало страданий… Совершить в Вене экскурсию по «моцартовским» местам довольно сложно, потому что маршрут включает в себя больше дюжины адресов. Столь частые переезды Моцарта объяснялись его финансовыми затруднениями, но не только ими. За 1781–1791 годы, то есть за десять лет, он сменил в Вене 18 квартир. Расчеты, которые я произвел с помощью австрийских коллег, показали, что примерно треть жизни композитор проводил в путешествиях. Если вспомнить, что он скончался на тридцать шестом году жизни, то это означает, что Моцарт провел в дороге одиннадцать с половиной лет! Спрашивается: когда он успел сочинить столько восхитительной и чрезвычайно разнообразной (представленной в 60 с лишним жанрах!) музыки, продолжающей покорять наши сердца своей вечной юностью и величием?
Ответ состоит в том, что Амадей не сочинял музыку. Он просто записывал то, что звучало у него в голове. В этом-то и заключался его исключительный дар, вызывавший у завистников зубовный скрежет. Но Моцарт был выше их всех; он жил так, словно следовал завету тогда еще не родившегося Шатобриана: «Презрение надо расходовать бережно — его требуют слишком многие».
К сожалению, дом, в котором он прожил последние годы и где написал многие из своих шедевров, в том числе «Волшебную флейту», был в 1847 году снесен. Но ноги — и экскурсовод — обязательно приведут вас на улицу Домгассе, к дому номер пять, в двух шагах от собора Святого Стефана. Он известен как Фигарохаус — «дом Фигаро». Из всех венских адресов Моцарта этот — единственный сохранившийся. Композитор с семьей поселился здесь 29 сентября 1784 года, через восемь дней после рождения сына Карла Томаса. В это время Моцарт работал над «Свадьбой Фигаро» — отсюда название дома, в 1978 году превращенного в музей. Это был благополучный период в жизни Моцарта, продлившийся до 24 апреля 1787 года, и семья жила здесь на широкую ногу, с собственным экипажем, лошадьми и слугами. Можно вообразить себе удовольствие соседей, когда из окон второго этажа раздавались звуки клавесина и на улицу лилась изящная музыка увертюры к «Свадьбе Фигаро»! Если окажетесь в тех местах, обязательно зайдите в расположенное рядом с музеем кафе Zum Roten Kreuz — «Красный крест». В этом заведении царит атмосфера XVIII века, хотя впервые оно распахнуло свои двери еще в XVII, а во времена Моцарта было перестроено. Это самое старое венское кафе, открытое сразу после снятия турецкой осады.
Вольфганг приехал в имперскую столицу 6 октября 1762 года, проделав 18-дневное путешествие из Зальцбурга. Ему было шесть лет. Он уже успел сочинить один менуэт, но его отец Леопольд, автор успешной методики обучения игры на скрипке, повсюду представляет его как одаренного клавесиниста. Многие современники подозревают отца в мошенничестве. Не может быть, чтобы играл ребенок! Наверняка за кулисами прячется кто-то взрослый! Или внутри клавесина сидит карлик! Леопольду Моцарту приходится доказывать, что его жизнерадостный мальчик — настоящий, как мы сказали бы сегодня, вундеркинд и что играет он сам. Измученные дорогой, уставшие и голодные Моцарты — родители, Вольфганг и его сестра (для близких — Наннерль) — остановились в таверне «Белый бык», выходящей на мясной рынок (отсюда и название заведения). Здесь они съели скромный обед, который послужил и ужином, потому что денег в семье катастрофически не хватает. Отец ждет приглашения от какого-нибудь высокопоставленного вельможи, чтобы продемонстрировать ему «чудо-ребенка», слух о котором уже не первый месяц витает по Вене. Наконец такое приглашение приходит — от графа Коллато. Этот господин живет во дворце постройки 1671 года; с тех пор здание дважды перестраивалось, но по-прежнему расположено по тому же адресу, в доме 13 до улице Ам-Хоф. Его легко узнать по решетчатому балкону из литого чугуна, протянутому вдоль всего второго этажа. Сегодня мало кто помнит, что именно здесь, в доме графа Коллато, а не в Шёнбрунне, перед Марией Терезией, маленький Моцарт дал свой первый публичный «концерт» в Вене. Такие частные концерты тогда называли «академиями»; тот, о котором мы рассказываем, состоялся через три дня после приезда семьи в Вену. Приглашение принес лакей в камзоле, украшенном гербом Коллато, что должно было немного успокоить волнение Леопольда Моцарта; впрочем, теперь он начал бояться, что почтенной публике не понравится игра его сына. Жители Вены еще не вполне отошли от ужасов братоубийственной Семилетней войны, столкнувшей между собой Марию Терезию Габсбург-Лотарингскую и Фридриха II Гогенцоллерна. Но Амадей блестяще выдержал экзамен. Зрители были покорены, изумлены и очарованы. Уже на следующее утро весь город только и говорил, что о маленьком гении, на все лады склоняя фамилию Моцарт. Семейству оставалось надеяться, что слух о нем дойдет и до Шёнбрунна.
Утром 13 октября 1762 года к дверям таверны подкатил экипаж, присланный одним из благодарных слушателей. Моцарты, принаряженнные, в свеженапудренных париках, уселись в него и отправились в путь. Леопольд радовался, что не придется платить три крейцера за проезд — столько обычно брали за половину льё, то есть примерно два километра дороги. Они ехали к западу, в замок Шёнбрунн. Приглашение пришло от камергера Ее Величества — после восьми дней тревожного ожидания. Аудиенция была назначена на три часа пополудни, а продлилась до шести вечера. Дворцовый этикет, перенятый у испанцев, отличался крайней строгостью. Гости императрицы должны были подняться по парадной лестнице и проследовать длинной анфиладой залов. Леопольд тщательно отрепетировал с сыном его «концертный номер», но сомневался, что точно знает все тонкости поведения при дворе. Сколько шагов вперед нужно сделать навстречу императрице? Сколько реверансов должны сделать его супруга и дочь? Куда садиться, если предложат — в кресло или на диван? С подлокотниками или без? Все эти детали требовали соблюдения, чтобы не произвести впечатления невоспитанных мужланов.