может быть только венским и больше никаким!
У Гайдна, Моцарта, Бетховена и Шуберта не было последователей, достигших в музыке тех же высот, что и эти гении. Их свершения навечно останутся недостижимыми. Но даже такие гиганты, как Бетховен, Верди, Вагнер и Малер, признавали аристократизм вальса, достойный симфонической музыки. Конечно, это совсем другая музыка, но это — квинтэссенция веселья, светлой грусти и изящества. Не будь вальса, Вена погрузилась бы в тоскливую скуку, какой отмечена вся эпоха «короля-буржуа» Луи-Филиппа, а мы лишились бы самых восхитительных переживаний.
В 2000 году с 1 января по первый день поста в Вене прошло 300 танцевальных вечеров, не говоря уже о других музыкальных развлечениях. Разве это плохо?
Невозможно представить себе венский бал без вальса. В свою очередь, вальс неразрывно связан с музыкальной династией Штраусов, творивших в годы правления Габсбургов и благополучно их переживших. Вальс стал революцией в музыке не только потому, что предложил новый оригинальный ритм, — вальс знаменовал собой физическое и социальное освобождение человека. До появления вальса любой танец представлял собой строгое чередование определенных фигур. Менуэт состоял из последовательности поклонов, реверансов и мелких шажков; кадриль требовала пересечения бального зала по установленным правилам; галоп имитировал верховую скачку (разумеется, без лошади). Иначе говоря, танец был видом светского общения — непременно группового, воспроизводящего повторяющиеся элементы и, прямо скажем, скучноватого. Он не допускал никаких импровизаций. Партнеры едва касались друг друга, кланялись друг другу, сходились и расходились; танец был совершенно обезличенным и оставался таким вплоть до начала XIX века. С пришествием вальса изменилось все: мужчина и женщина, не знакомые между собой, получили право протянуть друг другу руки, обняться, взглянуть друг другу в глаза и закружиться в радостном вихре. Это было неслыханно! Кавалер обнимает даму за талию! Дама кладет кавалеру на плечо затянутую в перчатку руку! Больше никто не отсчитывает про себя такт — танцующим стало не до того. Как говорил мне дирижер одного небольшого оркестра, играющего в ресторане: «В Вене вальс разлит в воздухе. Вы не учитесь танцевать вальс — вы танцуете его как дышите». Ко всеобщему изумлению, вальс показал, что танцевать можно парой. Появился новый глагол — вальсировать. Каждый бал теперь открывается вальсом. Вальс можно танцевать вдвоем, можно — компанией в тысячу человек. Вальс танцуют в Хофбурге и в окружающих Вену селениях — Гринцинге, Нуссдорфе, Зиверинге. Танцуют во фраке или военном мундире, в длинном платье или крестьянском костюме. Вальс играют на фортепиано или исполняют оркестром в сто музыкантов; вальс объединяет знать и простонародье, деревенских жителей и горожан. Венский вальс — лучшее средство стирания социальных граней, разделяющих общество: он признан во всех кругах и людьми любого возраста, он не признает никаких условностей. В Европе XIX век отмечен как минимум двумя революциями — 1830-го и 1848 года, но венский вальс стал символом перемен, не требующих жертв; в революции, произведенной вальсом, нет побежденных, здесь все победители, радующиеся новой свободе и с удовольствием наблюдающие, как растет город и расцветает в нем культурная жизнь.
В феврале 1809 года бастионы, разрушенные пушками Наполеона, были превращены в городские парки; так на карте города появились Фольксгартен и Бурггартен. Когда Вена, насчитывавшая тогда 200 тысяч жителей, пускается танцевать, на эти площадки одновременно выходит до 50 тысяч человек. В Пратере появляются заведения, специально «заточенные» под вальс. Например, роскошный «Аполлон» — не безупречный с точки зрения вкуса (его оформление «под Древний Египет» заставляет вспомнить об экстравагантных интерьерах современного Лас-Вегаса), он одномоментно вмещает четыре тысячи человек! Так же, как появление железнодорожного транспорта вызывает немало опасений и даже поражающих своей глупостью «научных» предостережений, находятся свои недоброжелатели и у вальса. «Энциклопедия физической культуры» категорически не рекомендует танцевать вальс: «Человек, обладающий чувством ритма, чувствует неудобство сразу, едва только входит в танцевальный зал и слышит чрезмерно быструю музыку вальса. Эти беспорядочные движения, эти варварские прыжки, бесспорно, связаны не с правилами самого вальса, а с головокружением, которое испытывают те, кто его танцует». Вальс — опасная для здоровья гимнастика! Если медленный вальс пробуждает в некоторых зрителях чувство тревоги, то оно перерастает в откровенный страх, едва танцующие принимаются кружиться. Вот что самое ужасное! Они ведь перестают видеть зал и смотрят только друг на друга! Глаза в глаза! Практически наедине! Гости, приезжающие в Вену из протестантских государств Северной Германии, шокированы. Танцующие прижимаются друг к другу! Какой скандал! Это не только попирает законы морали, это еще и… негигиенично! Некий прибывший из Гамбурга врач публикует целый труд, объясняющий, чем опасен этот дьявольский танец. Труд назывался «Доказательство того, что главной причиной слабости тела и духа нашего поколения является вальс». Других в вальсе возмущала «бесстыдная манера мужчин кружить женщин, особенно когда при этом у женщин задирается платье, открывая взорам то, что должно быть от них скрыто». Но тартюфы в очередной раз проиграли: вальс покорил всех!
Как же это уникальное для мира культуры явление переживалось в Вене? Сегодня ни у кого нет сомнений, что вальс имеет крестьянские корни, которыми уходит в начало XVII века, хотя о точном месте зарождения танца все еще не утихают споры. Некоторые исследователи утверждают, что в основе вальса лежит провансальская вольта[12]; другие настаивают, что вальс произошел от так называемых «немецких» танцев, очень популярных в конце XVIII века. В последние годы правления Марии Терезии польки и галопы, пришедшие из Штирии, в деревнях юга Австрии постепенно уступали место менее бурным и более изысканным танцам. Мода на них докатилась до Вены примерно к 1810 году; на балах, устраиваемых во время Венского конгресса, отдельные смельчаки показывали новый танец — лендлер (дословно: деревенский), который считался тирольским. Вальсом его еще не называли, хотя он уже исполнялся под музыку размером три четверти. Его влияние можно обнаружить в некоторых партитурах Гайдна и Моцарта. В придунайских кабачках выступали крошечные оркестрики, в основном скрипичные (иногда скрипка была единственным инструментом). Несмотря на более чем скромную обстановку, в этих кабачках подавали хорошее вино, а музыка звучала такая зажигательная, что ноги сами просились в пляс, а руки тянулись к партнерше, чтобы и ее увлечь в быстром танце. Раньше считалось нормальным, что мужчина или женщина танцуют поодиночке, но с появлением нового танца этот обычай исчез. До вальса танец представлял собой балет, после вальса он стал диалогом. У вальса возникли собственные храмы и свои верные адепты. Это была еще одна революция.
До начала XIX века бальные залы существовали во дворцах и замках; именно в них танцевали во время празднеств. Но в Вене построили огромные танцевальные залы специально для того, чтобы танцевать вальс. Просторные, как вокзалы, эти святилища танца помогали венцам преодолевать тяготы жизни, связанные с военным поражением перед Наполеоном и экономическим кризисом, вызвавшим девальвацию флорина. Так что вальс стал еще и оружием. Еще и сегодня зимой перед зданием ратуши заливают каток, и венцы, уставшие после рабочего дня, по вечерам катаются здесь на коньках. Сооружение танцевальных залов, которые вскоре войдут в легенду, сыграет огромную роль в расширении и преобразовании города; количество мест, где можно встретиться, будет расти не по дням, а по часам. В парках, как грибы после дождя, появятся так называемые музыкальные беседки; откроется масса ресторанчиков, в которые толпами повалит народ, чтобы выпить стаканчик вина и… потанцевать. Вальс обеспечит рабочими местами тысячи венцев.
Но поначалу не все понимали, как и под какую музыку танцевать вальс. Он нуждался в выработке и закреплении собственных правил. Он ждал настоящих мастеров.
Стоит произнести слово «вальс», как на ум немедленно приходит имя Штрауса, вернее, двух Штраусов, отца и сына, которые оба носили имя Иоганн. Но справедливость требует от нас вспомнить подлинного «изобретателя» вальса и его первого пропагандиста Йозефа Ланнера, родившегося в 1801 году. Его отец был перчаточным мастером и обеспечил сыну счастливое детство в зажиточной семье. Но в 12 лет Ланнер, вместо того чтобы учиться у отца фамильному ремеслу, увлекается музыкой. И как увлекается! Он практически не расстается со скрипкой. К счастью для родных и соседей, у мальчика обнаружился настоящий талант. Он поступил в оркестр некоего Памера, выступавший в «Золотой груше» — низкопробном кабаке, провонявшем кухонным чадом. К тому же Памер пьяница. После исполнения каждой пьесы он опрокидывает кружку пенистого пива. Результат: он стоит на помосте шатаясь и кроет последними словами не только своих заморенных музыкантов, но и клиентов. Как ни удивительно, публике это нравится. Народ валит в «Золотую грушу» валом, особенно после того, как приходит весть об окончательном разгроме Наполеона.
Действительно, кто откажется посмотреть, как пьяный в стельку музыкант играет вальс? Кроме Йозефа Ланнера, среди оркестрантов есть еще один музыкант, тремя годами его моложе, который тоже не пьет и отличается виртуозной игрой. Своей густой черной гривой, карими глазами и смуглой кожей он напоминает цыгана. И в самом деле, из Венгрии ежедневно приплывают по Дунаю корабли, заполненные теми, кого влечет блеск австрийской столицы. Сегодня этот человек известен нам как Штраус-отец. Его детство не назовешь безоблачным. Он родился в предместье Санкт-Ульрих, в наши дни входящем в состав 8-го округа Вены. Его отец держал таверну, но погряз в долгах, и однажды утром его тело выловили из Дуная — как раз в те дни, когда проходил Венский конгресс. Что это было, несчастный случай или самоубийство, установить так и не удалось. Маленького Иоганна определили в ученики к переплетчику, но кройка и клейка кожи его явно не вдохновляла; то ли дело альт и смычок! Ланнер и Штраус делили один пюпитр, а когда Памер — как бы то ни было, отдадим ему должное: музыкантов выбирать он умел! — напивался настолько, что уже не мог дирижировать оркестром, получали от него равную долю тумаков. Но молодые люди не роптали: разве с Моцартом обходились лучше?