истерику и панику, а тем более сходить с ума! Сейчас важнее определиться с ситуацией в целом, а потом вдаваться в подробности.
Хмурые «иномирные товарищи», наконец, догадались, что я их абсолютно не понимаю и, повернувшись друг к другу, злобно зашипели, подобно змеям. Причем громче всех был золотоволосый эльф, а шатен скорее оправдывался. Серебристый вставлял едкие замечания, от которых и золотой, и шатен зло скрипели зубами.
Я по-прежнему лежала молча, затаив дыхание и пристально разглядывая спорщиков, старалась осмыслить и разложить ситуацию по полочкам. Как бы ни хотелось, это не сон. Такой злобный, но красивый серпентарий даже в кошмарах не приснится – фантазии не хватит. Поэтому я мучительно, слово за словом, вспоминала разговор с пятнами-облаками. Что я тогда хотела? Жить, любить и быть любимой! Отлично! Живу, вроде, а где принц на белом коне? Дальше вопрос стоял: кем быть? Ответила: женщиной, правда, любой. А это что значит?
У меня засосало под ложечкой – срочно захотелось взглянуть на себя в зеркало. Тут же вспомнила, как Юлька добавила: молодой и красивой, а главное, счастливой. Я, конечно, не против эльфов, но вдруг все-таки нет?! Ведь мы не уточнили, для кого именно быть красивой? Как долго? И когда быть счастливой? И даже молодость – понятие относительное. Трупы молодых женщин тоже могут быть красивыми, только совсем недолго и, вполне возможно, счастливыми от того… что покинули бренный мир.
Я накрутила себя до невозможности и с трудом села, свесив ноги с кровати. Первое, на что обратила внимание – у меня тонкие белые руки без привычной болезненной сухости и синюшности, с длинными изящными пальцами и прекрасными розовыми ноготками. Дальше увидела на себе длинное, в пол, бархатное черное платье с замысловатой вышивкой и цепочкой маленьких пуговичек от горла до подола. В голову пришла глупая для этого момента мысль: «Это шикарное платье расстегивать-застегивать придется долго». Зато, оказывается, я такая же стройная, как и мужчины, которые вдруг замолчали и с любопытством наблюдали за мной.
Я подвинулась к самому краю кровати и неуверенно встала. Последовало легкое головокружение, тошнота, слабость в ногах, но все было терпимо – грохнуться на пол не должна. Качнулась из стороны в сторону, подняла глаза на шатена, получила от него в ответ восхищенный взгляд и облегченно улыбнулась. Потом попыталась, сопоставив, определить свой рост: приблизительно метр семьдесят, не меньше, потому что голову я задрала, а его «длину» под два метра я прикинула, пока лежала в кровати.
Обернувшись к таким же двухметровым блондинам, по-прежнему чем-то недовольным, сама скривилась и мысленно обозвала их сушеными воблами. Может, и еще что-нибудь придумала бы нелестное, но увидела за ними зеркало, от пола до потолка. Пошатываясь, поплелась к нему, чувствуя с каждым шагом, что все больше и больше срастаюсь с телом, привыкаю, как к родному. С трепетом в душе взглянула на отражение – и оцепенела от счастья и зависти к самой себе. Спасибо вам, дорогие мои пятнышки, что не обманули и такой подарочек сделали! Даже дыхание перехватило от восторга!
На меня смотрела высокая, стройная, изящная девушка не старше двадцати лет с округлой высокой грудью и тонкой талией. Королева красоты! По плечам и спине волной разметались пламенного цвета волосы. Огромные глаза, зеленые, как молодая листва, омытая дождем, обрамленные густыми ресницами и бровями с красноватым отливом. Прямой тонкий нос и мягкие, четко очерченные, слегка припухлые губы ярко-малинового цвета. И уж совсем очаровали выглядывающие из-под красной копны волос небольшие, с острыми кончиками ушки, не то что у этих злющих вобл.
Придирчиво осмотрев новое лицо, я, наконец, облегченно подумала: «Слава богу, с внешним видом никаких неприятных сюрпризов»! Я старалась сродниться с новым образом, настолько сильно отличающимся от прежнего, что, как ни искала, не могла найти ни единой знакомой черточки.
«Я – человек» умерла во взорвавшемся самолете, сейчас на меня смотрит «я – эльфийка».
И все-таки мне с трудом удавалось сдерживаться и не расплакаться от накатившего страха и отчаяния. Первый восторг прошел, уступив место внутренней пустоте и опасению потерять себя. Что теперь со мной будет? Как родители перенесут мою смерть? Оставалось только надеяться, что благодаря маминой беременности им будет легче пережить потерю.
«Пожалуйста, боги, ведь, я точно знаю, вы есть, помогите им в горе! – мысленно взывала к пятнышкам-облачкам, высшим сущностям. – А я сейчас могу только ждать и наблюдать, не в силах ничего изменить. Но сделаю все возможное и невозможное, чтобы не поддаться панике и найти свое место в этом мире! И любовь! Как обещала вам и самой себе».
На ногах я стояла уже твердо, довольно быстро привыкнув и к размерам нового тела, и ощущению себя в пространстве, поэтому более уверенно посмотрела в тревожном ожидании на эльфов. Они глядели на меня, а я на них. Как сказала героиня романа Моэма: «Не делай паузу без нужды, а уж если взяла ее – тяни сколько сможешь!» Вот и я осмелела и, чуть подняв бровь, молчала. Наконец шатен ткнул себя пальцем в грудь:
– Эл Галдор Доанодаэ!
Я повторила и получила в ответ довольный утвердительный кивок.
Он продолжил и, указав на самого злобного блондина, видимо, представил его мне:
– Эл Бельфалас Аундаэ!
Я снова повторила.
Галдор опять кивнул и показал на менее злобного блондина:
– Эл Ваньяр Аундаэ!
Ага, эти красавцы – родственники. По крайней мере, небольшое внешнее сходство имеется. Затем Галдор показал пальцем на меня и произнес:
– Эла Эленаль Аундаэ!
Я непроизвольно отрицательно покачала головой и сказала с нажимом:
– Елена Севастьянова!
Бельфалас, злобно и бешено сверкая глазами, подскочил ко мне и, тыкая пальцем мне в грудь, прошипел:
– Эла Эленаль Аундаэ!
Невольно отшатнувшись, я едва устояла на ногах. Хорошо, хорошо, ладно, я твоя родственница. Понимаю: заняла чужое тело, и тебя это бесит. Но я ведь не виновата. Вера в лучшее будущее сдулась как воздушный шарик. С сочувствием посмотрела ему в глаза, чем, похоже, еще больше разозлила. Пришлось, коротко кивнув, тихо согласиться:
– Эла Эленаль Аундаэ.
С тебя не убудет, Ленка, тем более Елена Севастьянова погибла, а на свет родилась Эленаль. Ну хорошо, хоть имена похожи, не надо долго привыкать. А то и так слишком много навалилось.
Отметив, что я согласилась, считай смирилась, Бельфалас успокоился и, повернувшись к Галдору, сказал что-то резкое, развернулся и, не взглянув на меня, вышел из комнаты. Ваньяр, наблюдавший за нами молча и презрительно скривив губы, тоже последовал за родственником.
А на меня плитой навалились усталость, страх и одиночество, к которым я совсем не привыкла. Испуганно и растерянно повернулась к Галдору. А этот эльф, с виду не старше тридцати лет, посмотрел на меня мудрыми, проницательными глазами, словно ему было на самом деле гораздо больше. Может, так и есть. От его взгляда я почувствовала себя еще хуже. Он взял меня под локоток, подвел к кровати и, чуть надавив, вынудил сесть. Поднял мой подбородок и показал жестами, что говорить я не должна. Затем, скупо улыбнувшись, тоже удалился. Но, оказалось, ненадолго. Буквально через пару минут он вернулся с красивой эльфийкой – тоненькой, молодой, с золотистой косой до пояса.
Девушка поклонилась мне и застыла, напряженно ожидая чего-то.
– Эла Финвэаль! – представил ее Галдор.
Я послушно кивнула. Эльф, снова довольно улыбнувшись, о чем-то поговорил с девушкой, кивнул мне и вышел. Эла, скептически посмотрев на меня, присела рядом и начала споро расстегивать пуговички на платье или, может, халате. Кто его знает? Я от неожиданности вздрогнула, но потом отрешилась от всего и безучастно смотрела в одну точку, пока меня раздели и затем одели в легкое, похоже, спальное платье.
Переодев меня, Финвэаль – прислуга, наверное, как я обозначила статус эльфийки, – вышла и вскоре вернулась с другой девушкой, которая, не поднимая на меня взгляд, несла большой поднос. Она быстро накрыла на стол, поклонилась и ушла. Финвэаль жестом пригласила меня к столу и, как только я уселась на прямо-таки антикварный стул, тоже присела рядом. Есть под ее пристальным, но удовлетворенным взглядом, словно у матери, кормившей ребенка, было не очень приятно. Мало того, я даже не ощущала ни вкуса, ни запаха блюда, просто делала что надо и все.
Затем молча вышла из-за стола и легла спать, чувствуя себя совершенно обессиленной после фантастических событий и дичайших потрясений. Я закрыла глаза и через минуту услышала, как тихонько скрипнула дверь – ушла служанка. Наконец-то я осталась одна и, дав себе волю больше не сдерживаться, уткнулась в подушку и зарыдала. От душевной боли за родителей, которых уже никогда не увижу. От обиды на этих нелюдей, которые ненавидят меня неизвестно за что, но от этого не легче. От одиночества, ведь благодаря папе и маме, я к нему совсем не привыкла – они всегда были рядом, поддерживая, окружая любовью и заботой. А еще от неуверенности в себе и страха, потому что я слабая, двадцатитрехлетняя девушка с комплексами, последние шесть лет видевшая мир в основном на экране телевизора.
Будучи уже на грани между сном и явью я неожиданно вспомнила, что несколько часов практически не чувствовала своего сердца. Конечно, я поняла, что теперь здорова, и привычное ощущение боли не должно беспокоить как раньше, но почему-то чувствовала странную пустоту, даже сон сейчас унесся прочь. Вытащив руку из-под одеяла, я нащупала пульс на запястье – и напряженно замерла. Биение было ровное, хорошего наполнения и без каких-либо нарушений.
Немного успокоилась, но именно сейчас до меня наконец дошло, почему мне так тревожно – все, что произошло после того, как я очнулась в неизвестном мире, я воспринимала только душой, а не сердцем. Это душа металась между страхом и отчаянием, восторгом от нового тела и горечью расставания с родителями. Все чувства сегодня рождались в моей душе и совсем не затрагивали сердца, словно его и не было вовсе.