Картины Первенца, где центр небрежен, а горизонт идеален, показывают Эрбэнусу единственного после замужества любовника Клео из обычных людей. Мужчина заражен вирусом двадцать четвертой хромосомы. И вирус меняет его, превращает в уродца, хотя, вступая с ним в связь, Клео и убеждала себя, что этот любовник может стать таким же, как она – человеком, которого пощадит вирус. Но у вируса свои планы или свой хаос выбора, где никто не может быть в безопасности. И мужчина превращается в уродца. Его кости гнутся, сухожилия тянутся. Череп сворачивается, перестраивается, сдвигая рот к уху. Большинство зубов выпадает, а те, что остаются, заостряются. Ничего общего с хищником подобная метаморфоза не имеет – это лишь хаос эволюции, возможное развитие, которое природа отвергла много лет назад, сделав людей такими, какие они есть сейчас, но вирус не чтит правила природы.
Зараженный любовник Клео Вудворт отправляется в резервацию, где содержится большинство зараженных людей. Теперь ему остается память о прошлой жизни, где он был высоким, смуглым красавцем с крепкими мышцами и челюстью боксера, которая некогда привлекла внимание красивой и доступной Клео, готовой на все, лишь бы доставить удовольствие своему любовнику. Он понимает, что и в резервации, став уродцем, не сможет забыть о ней, о ее теле, о той крошечной квартире, которую она нашла для них, когда его корабль стоял в порту Валдиза. Он всегда считал себя опытным, состоявшимся мужчиной, но в постели с Клео превращался в наивного, незрелого мальчишку. Она представлялась ему гурманом, исследователем. Она словно видела каждую его мысль, каждое желание. Видела и спешила реализовать их, воплотив в жизнь. И так продолжалось пять долгих ночей. Всего пять. Потом наступила расплата.
И что теперь? Пытаться жить? Приспособиться? В резервации были и другие женщины – уродливые, но смирившиеся, надеявшиеся завести семью. Вирус двадцать четвертой хромосомы не забирал жизнь. Он лишь изменял тело и кровь, делая людей непригодными для питания вендари, но бывший любовник Клео, конечно же, ничего не знает о древних. С ним знакомятся женщины в резервации, но он уже принял решение. Брат должен приехать на выходных. Брат надеется ободрить его, вселить надежду. Он не понимает, что надежды нет. Он не знает, что бывший любовник Клео принял решение – когда приедет его брат, он будет уже мертв. Правда, повеситься, когда твое тело изогнулось и скрючилось, изменив шею и череп, не так просто, но тот, кто хочет добиться результата, ищет способы, а не причины, чтобы отказаться от затеи. И жизнь бывшего любовника Клео обрывается. Картина, которую видит Эрбэнус, становится настолько небрежной, что можно понять лишь суть, но не уловить деталей. И суть проста – любовник Клео Вудворт мертв. Любовник-человек. Любовник без сверхспособностей. Она виновата в его смерти. Но разве ее это заботит? Нет. Для нее время остановилось. Она не вспоминает о прошлом и не страшится будущего.
Эрбэнус видит картины спальни Мэтоксов. В тот самый момент, когда ее любовник-человек лишает себя в резервации жизни, Клео тает в руках любовников-сверхлюдей, которых привозит Фэй. Кровать огромная, словно из призрачного прошлого, где Дионисий устраивал экстатические оргии. Сознания людей обнажены, но в эту ночь мир грез разворачивается в реальности. Им нужна реальность, чтобы почувствовать себя живыми. Даже Клео нужна. Горячая плоть. Капли пота на коже. Шепоты. Взгляды. Запахи. Звуки. Близость. Дыхание. Никто не выключает свет – они все видели сердцевины своих сознаний, а чувства и мысли куда интимнее, чем обнаженная плоть. Внутренний мир может быть уродливее, чем несовершенства тела. Так что плоть не смущает их, она лишь зовет, обещая реальность, понимание жизни.
Клео всегда говорит, что ненавидит эти оргии – это часть ее личности, часть поведения, которая позволяет не чувствовать вины за случившееся. Достаточно подчеркнуть, что ты против, и с головой окунуться в непотребство. Потом можно будет убедить себя в чем угодно. Ведь ты не хотел этого, не тянулся к этому. Хотя в реальности это и не так. Мир материален. Плоть материальна. И невозможно отрицать желания плоти, сохраняя естественное восприятие мира. Да никто и не собирается отрицать – лишь изменяет и подстраивает обстоятельства под себя и тех, кто рядом. Это падший мир, где живут падшие ангелы, оставляя бога в нематериальном мире. Хотя сверхлюди уже пробираются и в это эфемерное пространство. Эти странные, непонятные сверхлюди, на близость с которыми обречена Клео, потому что природа сделала их нечувствительными к вирусу двадцать четвертой хромосомы.
Иногда Клео вспоминает первую близость с Эндрю Мэтоксом после того, как он заразил ее вирусом двадцать четвертой хромосомы, чтобы отомстить слугам за смерть Крины. Знал ли он, что вирус не причинит ему вреда? Или же просто хотел сыграть с жизнью в русскую рулетку? Потому что он всегда боялся вируса, превратившего в урода его мать. Будучи психологом, Клео рассматривала их близость, как чувство вины Мэтокса. Подобным образом он надеялся очистить свою совесть за то, что заразил Клео. И еще была Крина – любовь Мэтокса. Он грустил о потере Крины и винил себя, что не смог спасти ее. Когда за ней пришли свихнувшиеся слуги, Мэтокс сбежал – убедил себя, что она уже мертва, и сбежал, чтобы уцелеть и отомстить. Иногда, наблюдая за ним, думая о нем, Клео удивляется, почему он не сбежал от нее после того, как искупил свою вину, переспав с ней? Может быть, виной была беременность Клео, может быть, Клео напоминала ему о Крине, или же просто Мэтокс принял новую жизнь. У них был дом, пара близнецов, и кровь плененного вендари, способная пробудить и усилить скрытые способности сверхлюдей, подарив вдобавок вечность. И еще у Мэтокса была Фэй – чокнутая женщина, которая привозила в Валдиз сверхлюдей, находя их по списку своего отца, некогда служившего вендари.
Отец ее был мертв, но Фэй все еще хранила его список, где значились имена и адреса других детей, рожденных от слуг. Но несмотря на то, что когда-то работала психологом, Клео так и не смогла до конца понять причины и поступки Фэй. Не смогла она понять и почему Фэй тянется к Эндрю Мэтоксу. Наверное, ни одна наука, ни одно исследование не могли объяснить природу принятия решений сверхлюдьми, потому что этот молодой вид никогда не изучался прежде и, чтобы разобраться в них, нужно было провести собственное исследование. Клео пыталась это сделать, но потом все как-то потеряло смысл. Проще было принимать мир таким, какой он есть, чем понимать причины и следствия. Да и когда впереди целая вечность, сложно заставить себя работать и двигаться, понимая, что ты никуда не опаздываешь. Не нужно спешить жить. Не нужно бояться, что жизнь закончится раньше, чем ты закончишь свое исследование. Да и само исследование уже не нужно. Есть мир мысли и мир плоти. Есть дом, дети, муж и дионисийские ночи, когда Фэй приезжает в компании сверхлюдей.
Мэтокс выкачивает из Гэврила кровь. Все собираются в гостиной. Клео готовит ужин. Разговоры, смех. Затем тишина. Мир фантазий. Грезы. Обнаженные личности изучают друг друга, находят общность. Затем возвращается реальность. Они поднимаются в спальню Мэтоксов, где стоит огромная кровать, способная вместить несколько пар. Хотя пар, по сути, и нет. Плоть не любит стереотипов. Еще утром Клео сменила постельное белье. Остается погасить верхнее освещение, оставив торшеры и бра. Одежда падает на пол. Поцелуи, объятия, ласки. Если гости приезжают впервые, то все происходит скованно, смущенно. Но смущение тает. Плоть приспосабливается. Рамки и запреты рушатся. Мужчины Фэй ласкают Клео. Мужчина Клео ласкает Фэй. Все это уже было в мире грез и фантазий, который создавали сверхлюди, так что сейчас нужно лишь вспомнить это и перенести из эфемерных слоев возвышенного и божественного в мир плоти, где кожа потеет, мышцы отзываются усталостью. Мир, где оживают запахи близости тел, звуки. Организм выделяет жидкости, вырабатывает химические соединения. В мире грез ничего этого нет. Мир грез не ограничен плотью, но человеку иногда просто необходима эта ограниченность. К тому же в мире грез сложно испытать оргазм. Здесь же проблем с этим нет. Да и кровь вендари усиливает чувства и ощущения, как кокаин, – последнее Клео пробовала в своей прежней жизни, когда не было еще Мэтокса, не было древних, детей.
Ее любовником был зрелый дантист. Клео хорошо знала его семью. Она познакомилась с ними, когда дочь дантиста проходила у нее лечение. Ничего серьезного – проблемы переходного возраста. Но потом, во время сеансов, Клео узнала, что девочка нашла у отца тайник, где он прячет кокаин. Ничего личного, дочь просто хотела очернить строгого отца, указав на его собственное несовершенство, как это делает большинство подростков. Клео не поверила ей, встретилась с дантистом и деликатно сообщила об обвинениях дочери. Потом было понимание, что дочь дантиста не врала, тяжелый разговор, пара личных встреч.
Клео сама посоветовала дантисту частную клинику, где ему помогут избавиться от зависимости. В благодарность он пригласил ее поужинать – дружеская встреча. Отношения завязались, когда он закончил лечение. Одни из самых длительных отношений в жизни Клео и одни из самых бесперспективных в плане образования семьи. Возможно, именно поэтому дантиста и не волновали недостатки ее тела. Да он и сам не был «гигантом», скорее, наоборот. Так что Клео считала, в каком-то роде они нашли друг друга, ограничиваясь в большинстве случаев ласками и лишь иногда добавляя немного пряности в отношения, которые закончились сразу после того, как Клео узнала, что дантист снова вернулся к кокаину.
– Ты не понимаешь, что это такое. Ты никогда не пробовала, – сказал дантист во время последней встречи, и так же, как много лет спустя с Мэтоксом, подчеркивая свое отвращение к дионисийским ночам, но и не отказываясь от них, Клео приняла вызов дантиста.
Это было просто безобидное любопытство, не повлекшее за собой развитие зависимости, в отличие от подстерегших ее в будущем дионисийских ночей,