Я горько улыбнулся. Она не заметила этой улыбки. Я медленно погладил ее шелковые волосы.
«За эти сладкие слова, моя дорогая, вы получите свою награду. Вы только что назвали меня сказочным принцем, – вероятно, я заслужил этот титул даже больше, чем вы думаете. Вы помните бриллианты, которые я прислал для вас еще до нашей встречи?»
«Помню их! – воскликнула она. – Это мои любимые украшения. Подобные драгоценности пристало носить самой императрице».
«И императрица красоты их носит! – сказал я легко. – Но они – простой пустяк в сравнении с другими камнями, которые мне принадлежат и которые я смею предложить вам».
Ее глаза заблестели от жадности и предвкушения.
«О, позвольте мне взглянуть на них! – вскричала она. – Если они даже прекраснее, чем те, что у меня уже есть, то это и впрямь нечто исключительное! И все они – для меня?»
«Только для вас! – ответил я, притягивая ее ближе и поигрывая ее маленькой белой ручкой, на которой обручальное кольцо сверкало так ярко. – Все – для моей невесты. Небольшая кучка блестящих безделушек: красные рубины – ах! они красны, как кровь, бриллианты, сияющие, подобно скрещенным кинжалам, сапфиры – голубые как молния, жемчуга – чище маленьких ручек мертвого ребенка, опалы столь же изменчивых цветов, как любовь женщины! Почему вы дрожите? – спросил я, ибо она беспокойно зашевелилась в моих объятиях. – Я использовал плохие метафоры? Ах, дорогая моя, я ведь не поэт! Я не умею говорить о вещах иначе, чем они представляются моему бедному воображению. Да, все эти бесценные вещи – для вас, красавица; вам придется их принять, и пусть они принесут вам много радости!»
Мгновенная бледность прокралась по ее лицу, в то время как я говорил привычным твердым, хриплым голосом, которому стремился придать еще больше грубости, чем обычно, но вскоре она оправилась от мимолетного волнения, которое, вероятно, испытала, и отдалась радости удовлетворения своих главных страстей – тщеславия и жадности.
«Я стану обладательницей лучших драгоценностей во всем Неаполе! – смеялась она довольно. – Как же мне обзавидуются другие женщины! Но где же эти сокровища? Можно мне увидеть их прямо сейчас, немедленно?»
«Нет, не прямо сейчас, – отвечал я с презрительной насмешкой, которая избежала ее внимания. – Завтра вечером – вечером после нашей свадьбы – вы их получите. И я еще должен исполнить данное вам обещание. Вы ведь пожелали увидеть меня без этого, – и я притронулся к темным очкам, – не так ли?»
Она подняла на меня глаза, излучая их блестящими глубинами выражение всепобеждающей нежности.
«Да, – прошептала она, – я хочу увидеть, какой вы есть!»
«Боюсь, вы будете разочарованы, – заметил я иронично, – поскольку в мои глаза не слишком приятно смотреть».
«Неважно, – парировала она весело. – Я буду счастлива увидеть их хоть однажды, и нам не понадобится много света в комнате, если он причиняет вам боль. Я не стану причиной ваших страданий – нет, ни за что на свете!»
«Вы очень любезны, – отвечал я, – даже больше, чем я этого заслуживаю. Надеюсь, что окажусь достойным вашей заботы! Но вернемся к вопросу о драгоценностях. Я бы хотел, чтобы вы посмотрели их сами и отобрали лучшие из них. Вы пойдете со мной завтра ночью? И я покажу вам, где они».
Она сладко рассмеялась.
«Разве вы скупец, Чезаре? И нет ли у вас некого тайника, набитого сокровищами, как у Аладдина?»
Я улыбнулся.
«Вероятно, есть, – ответил я. – Бывают исключительные случаи, когда нельзя доверять даже банкам. Драгоценности, которые я собираюсь вам продемонстрировать, практически не имеют цены, и было бы неразумно, почти жестоко, искушать этими игрушками даже самого честного человека. В любом случае, если я и имею нечто общее со скупцом, то только из-за вас: ради вас я лично сберегал сокровища, которые станут вашим свадебным подарком. Вы же не будете винить меня за это?»
Вместо ответа она обвила мою шею своими руками и поцеловала. Как бы я ни старался побороть себя, но каждый раз вздрагивал от прикосновения ее губ: смешанное чувство тоски и ненависти охватывало меня, которое претило ее поцелуям, жалившим мою душу.
«Любовь моя! – пробормотала она. – Если бы я только могла вас винить! Вы не знаете, как много для меня значите. Вы добрый, храбрый и благородный – лучший из всех мужчин; есть только одно, о чем я порой мечтаю», – здесь она умолкла и исподлобья взглянула на меня, в то время как озадаченное, болезненное выражение появилось в ее глазах.
«И о чем же?» – спросил я.
«Чтобы вы не напоминали мне так часто о Фабио, – сказала она резко и несколько злобно. – Не тогда, когда вы говорите о нем, я не это имею в виду. А я говорю о вашем схожем поведении. Конечно, я знаю, что на самом деле нет ничего общего между вами, и все же…» Она снова замолчала и опять показалась озадаченной.
«В самом деле, дорогая моя, – заметил я легкомысленно и полушутя, – вы меня глубоко смущаете! Эта ваша фантазия представляется мне одной из самых неуместных. В монастыре, куда я к вам приезжал, вы чуть с ума не сошли от одного внешнего вида моей руки, которую сочли похожей на руку вашего покойного супруга; а теперь снова та же глупая идея возвращается, когда я уже надеялся, что она исчезла навсегда вместе с прочими болезненными прихотями слишком яркого воображения. Может, вы полагаете, что я – ваш покойный муж?»
И я рассмеялся вслух! Она немного задрожала, но вскоре присоединилась ко мне.
«Я знаю, что это абсурд, – сказала она, – вероятно, я немного перенервничала и преувеличиваю, поскольку пережила слишком много потрясений за последнее время. Расскажите мне еще о ваших драгоценностях. Когда вы отведете меня на них посмотреть?»
«Завтра ночью, – ответил я, – когда бал еще не закончится, вы и я ускользнем вместе, но мы вернемся обратно, еще до того, как кто-либо из наших друзей нас хватится. Вы со мной?»
«Конечно, – отвечала она с готовностью, – только мы не должны долго отсутствовать, потому что моя служанка должна будет упаковать мое свадебное платье и драгоценности в сейф. Мы проведем ночь в отеле и отправимся в Рим и Париж первым же утренним поездом, верно?»
«Таков план, несомненно», – сказал я с ледяной улыбкой.
«А тайник, в котором вы прячете свои камни, мой странный Чезаре, значит, находится недалеко?» – спросила она.
«Совсем рядом», – кивнул я, пристально глядя на нее.
Она засмеялась и захлопала в ладоши.
«О, я должна их заполучить, – воскликнула она. – Было бы смешно ехать в Париж без таких украшений. Но почему бы вам самому не достать и не принести их мне, Чезаре?»
«Их так много, – быстро нашелся я, – и я ведь не знаю, какие вы предпочтете. Некоторые из них дороже прочих. И мне будет особенно приятно – я так давно этого ждал – увидеть, как вы сами сделаете выбор».
Она улыбнулась немного застенчиво и отчасти искренне.
«Возможно, мне не придется делать выбор, – прошептала она. – Возможно, я возьму их все, Чезаре. Что вы тогда скажете?»
«Что они все в вашем распоряжении», – был мой ответ.
Она казалась немного удивленной.
«В самом деле, вы слишком добры ко мне, моя любовь, – сказал она, – вы меня портите».
«Разве можете вы быть испорчены? – задал я шутливый вопрос. – Красивые женщины, как отличный бриллиант: чем богаче их оправа, тем ярче они сверкают».
Она нежно провела по моей руке.
«Никто не умеет говорить так красиво, как вы!» – пролепетала она.
«Даже Гуидо Феррари?» – предположил я иронично.
Она отдернулась с неподражаемым, превосходно сыгранным жестом крайнего возмущения.
«Гуидо Феррари! – вскричала она. – Он не смел обращаться ко мне иначе, чем с величайшим почтением! Я была для него, как королева! Лишь в последнее время он начал злоупотреблять оказанным ему доверием моего мужа и тогда стал вести себя слишком фамильярно – большая ошибка с его стороны, за которую вы наказали его, как он того и заслужил!»
Я поднялся со своего кресла рядом с ней. Я не мог отвечать за свое поведение, пока сидел так близко к фактической убийце моего друга и ее любовника. Неужели она позабыла собственное «фамильярное» обращение с погибшим: тысячи невыразимых хитростей и очаровательных уловок с ее стороны, посредством которых она обманула его сердце и опорочила его честь?
«Я рад, что вы довольны моими действиями в этом деле, – сказал я холодно и спокойно. – Я и сам сожалею о смерти неудачливого молодого человека, и всегда буду сожалеть. По природе я, к несчастью, довольно чувствителен и склонен раздражаться по пустякам. Но теперь, моя красавица, я прощаюсь с вами до завтра – до счастливого завтра! – когда я назову вас поистине своей!»
Теплый румянец залил ее щеки, она подошла и прильнула к моему телу.
«Неужели я не увижу вас больше до самой встречи в церкви?» – вопрошала она с возрастающей застенчивостью.
«Нет. В этот последний день я оставляю вас с вашим вдовьим горем наедине. Было бы неучтиво с моей стороны навязывать вам свое общество и отвлекать от молитв. Оставайтесь! – и я поймал ее ручку, которая играла с цветком в моей петлице. – Вижу, что вы до сих пор носите ваше прежнее свадебное кольцо? Могу я его снять?»
«Конечно», – и она улыбнулась, когда я ловко стянул плоский золотой кружочек, который сам же ей надел несколько лет назад.
«Вы позволите мне сохранить его у себя?»
«Если вам угодно. Я бы предпочла его больше не видеть».
«Не увидите, – отвечал я, опуская кольцо в карман. – Завтра его заменит новое, которое, я надеюсь, станет символом большей радости для вас, чем прежнее».
И поскольку ее глаза повернулись ко мне во всем своем вероломном очаровании, то я вынужден был перебороть свою неприязнь, наклониться и поцеловать ее. Если бы я поддался своим истинным чувствам, то безжалостно раздавил бы ее собственными руками и растоптал бы ее нежную плоть со зверской свирепостью, порожденной самой горькой ненавистью, а не любовью. Но я не выказал ни малейшего признака отвращения, поэтому она видела перед собой лишь престарелого обожателя, который обращался с ней со спокойной учтивостью, холодной улыбкой и почти родительской нежностью; и она принимала его просто за влиятельного джентльмена с хорошим положением и неограниченными доходами, собиравшимся сделать ее одной из женщин, которой будет завидовать вся Италия.