Она резко отпустила Ская, и тот покачнулся, в то время как бабушка прошла мимо к камину. Над огнем стояла на ножках металлическая решетка. Чуть раньше Паскалин поставила на нее глиняный кувшин. Теперь, опустив рукава платья, чтобы не обжечься, она подхватила его, перенесла на стол и сняла крышку. В нос ударил запах чего-то одновременно сладкого и тухлого. Скай закашлялся и отвернулся.
— Вы же не хотите, чтобы я выпил это?
— Так зелье убьет тебя, — тихо произнесла Паскалин. — А так — нет.
Она обмакнула в жидкость два пальца и поднесла к носу Ская. Тот осторожно принюхался и, снова ощутив смрад, начал отворачиваться, и вдруг… Бабушка сунула пальцы ему в ноздри, а затем, пока Скай приходил в себя, коснулась ими уголков глаз.
— Черт возьми! — воскликнул он, отшатнулся и упал на стул.
Нос и глаза жутко чесались, и Скай попытался стереть маслянистую жидкость, но та лишь еще глубже въелась в кожу.
— Надо же было предупредить! Зачем вы это сделали?
Паскалин улыбнулась.
— Чтобы помочь тебе отправиться на охоту.
Скай увидел, как она ставит кувшин обратно на огонь.
— А вы?
— Мне это не требуется. Ты тоже сможешь обходиться когда-нибудь. Но на первый раз…
Он потер пальцы и проговорил:
— Жирное какое.
— Говорят, в прежние времена основу для этого, скажем, лекарства готовили из застывшего жира ребенка, умершего некрещеным.
Скай вздрогнул и отшатнулся от старухи.
— Но это же ужасно!
Она рассмеялась.
— Не беспокойся, внучек. В наши дни с тем же успехом используется гусиный жир.
Его передернуло.
— Здесь тоже какие-то травы намешаны? Как в вине?
— Не травы, другое растение, — тихо ответила она. — И не как в вине.
Показалось Скаю или в самом деле улыбка бабушки стала менее дружелюбной? А нос и глаза теперь уже не просто чесались. Они горели. Он принялся тереть их, но сделал только хуже. В желудке булькало и крутило; ощущение было такое, что сейчас его вырвет. Какого черта он здесь делает? И где, черт возьми, он вообще находится? В богом забытой хибаре наедине со старухой, только что сунувшей ему в нос, по-видимому, какой-то наркотик.
Скай и Паскалин пристально смотрели друг на друга.
«Что, если она мне вовсе не бабушка? — промелькнула мысль. — Может, удастся бежать?»
Он попытался пошевелиться, но ноги отказывались подчиняться.
Паскалин поднялась медленно, будто позволяя каждому суставу встать на свое место. Однако непохоже, чтобы неспешность была следствием возраста. Для Ская все вокруг замедлилось; он едва мог уловить движение, как если в фильме не хватает кадров. Бабушка стояла прямо перед ним. Вот она подошла к ларю. Выдвинула ящик. Теперь стоит возле него с ножом.
Скай напряг все силы, чтобы встать со стула.
— Что… — попытался он произнести.
Но губы, как и ноги, не слушались его.
Паскалин обернулась к внуку. Голос, когда она заговорила, казалось, шел откуда-то издалека, отражаясь многократным эхом.
— Подойди сюда. Помоги мне.
— Как? — еле выговорил Скай.
— Спи.
— Спать?
Лысая старая карга стояла перед ним, сжимая в руке огромный нож, и просила его заснуть. И самое неприятно заключалось в том, что он действительно хотел спать! Никогда еще Скай не чувствовал такой усталости. Слова из монолога Гамлета сами всплыли в памяти:
— «Какие сны в том смертном сне приснятся?»[19]
Он изучал пьесу в прошлом семестре. И тут же пес по имени Амлет, лежавший до того у тлеющего огня, встал и уставился на Ская глазами дикого кабана, такими же большими, как у его хозяйки.
— Подойди ко мне, — повторила Паскалин громко.
Подходить не хотелось. Но ноги не слушались. Они подчинялись бабушке, а не Скаю и сейчас заставляли его нетвердой походкой приближаться к старухе с ножом. Один шаг, другой — и вот он стоит возле Паскалин по стойке «смирно», не в силах помешать ей свершить задуманное.
Она подняла нож.
— Нет! — попытался крикнуть Скай, но не смог.
Затем медленно-медленно она повернула кинжал рукояткой вперед и вложила ему в правую руку, которая, как и ноги, действовала не по его воле. Каким-то образом ему удалось удержать оружие, а Паскалин тем временем снова полезла в ящик и достала оттуда еще два ножа и огромные старинные ножницы. Она заговорила, теперь почти нормальным, не замедленным голосом:
— Положи его перед дверью, обратив лезвием в ночь.
Ход времени изменился. Все, что раньше тянулось, теперь ускорилось. Скай двигался, но не так быстро, как бабушка. Она оставила один нож на подоконнике, острием к окну, выходившему на дорогу, другой — у окна, выходившего на задворки. Скай оставил свой острием к двери, затем обернулся и увидел, как Паскалин разравнивает догорающие в камине угольки, а затем кладет поверх раскрытые ножницы.
— Зачем? — спросил Скай или подумал, что спросил.
— Чтобы мертвые не побеспокоили нас, — ответила она, — ибо они не могут переступить через голое лезвие. Они боятся его.
В памяти Ская молнией промелькнули воспоминания о событиях предыдущей ночи. Скуадра отстала от него, только когда он сунул в рот кинжал.
Паскалин поманила внука к столу. Скай подошел.
— Садись, — сказала она, — и спи.
— И потом… — прошептал он.
— Потом, — ответила бабушка, — мы будем охотиться.
— Но как… — начал Скай, но тут тьма и тишина окутали его.
ГЛАВА 7НОЧНАЯ ОХОТА
Скай сидел в кресле с прямой спинкой и должен был бы ощущать неудобство. Но нет, никогда еще он не спал так сладко и не просыпался с бо́льшим удовольствием.
Он встал и осмотрелся. Весь свет — яркий, желтый — давала лампа. Она освещала бабушку, по-прежнему сидящую у стола, — ее голова покоилась на сцепленных руках — и Амлета, свернувшегося клубочком на коврике возле камина.
Скай опустил взгляд и… От изумления у него отвисла челюсть!
В кресле, запрокинув голову, с широко открытым ртом и закрытыми глазами сидел… Скай. Он смотрел на самого себя.
Его учащенное дыхание эхом разнеслось по комнате, разбудив пса, точнее, одного из них, потому что первый Амлет стоял сейчас и глядел на Ская, а второй по-прежнему сладко спал на коврике.
— Добро пожаловать, охотник.
Он обернулся. Паскалин стояла возле своего двойника.
Скай не выдержал и рассмеялся.
— Фантастика! — воскликнул он.
— Ну-ну, внучек. Ты еще ничего не видел.
Она прошла мимо Ская. По крайней мере, должна была пройти, потому что сейчас стояла возле открытой двери. Тут же Амлет с рычанием выскочил в ночь.
— Идем, — поманила Паскалин внука, повысив голос. — На охоту.
Он взглянул на спящего самого себя, затем на сгорбившуюся у стола Паскалин и спросил:
— С ними… С нами все будет в порядке?
Бабушка кивнула.
— Клинки защитят нас от мертвых. А что касается живых, то это место такое уединенное, что сюда никто не забредет. Ты в полной безопасности, Скай. Идем же!
Он готов был подчиниться, но вдруг вспомнил кое-что. Сигурд в свое время предупреждал, что, пока двойник путешествует, спящего ни при каких обстоятельствах нельзя тревожить. Однако дед только туманно намекал на возможные ужасные последствия и никогда не говорил ничего определенного.
— Что случится, если меня кто-то побеспокоит?
— Никто тебя не побеспокоит.
— А вдруг?
Паскалин переминалась у порога с ноги на ногу. Скай видел, что ей просто не терпится поскорее выбраться на улицу. Как и ему. Никогда в жизни не испытывал он такого жгучего желания бежать. Но вопрос требовал ответа. Паскалин сделала глубокий вдох и заговорила:
— Я только раз слышала о подобном. Один маццери, которого я знала. Он не мог дождаться… — Она нетерпеливо показала на улицу. — Не принял меры предосторожности. Детишки нашли его тело под деревом. Попытались разбудить, а когда не смогли, побежали за родителями, те вызвали скорую. Врачи решили, что он впал в кому, и отвезли в больницу.
Бабушка покачала головой. Скай судорожно сглотнул.
— Что с ним случилось?
— Позже ты узнаешь, что для воссоединения тела с духом маццери требуется одно спокойное мгновение. Но у него не было этого мгновения. Он…
Паскалин закрыла глаза.
— Что?
Не размыкая век, она продолжила:
— Он так и не смог вернуться в свое тело. Тело без души чахнет и умирает. Так же и душа, дух без тела. Они увядают. В конце концов плоть истлевает. Но дух… Он так и влачит жалкое существование. Почти ничего не слышит. Почти ничего не видит. Постепенно превращается в едва различимую тень.
— Призрак, — пробормотал Скай. — Превращается в призрака.
— Да, — тихо произнесла Паскалин.
Она открыла глаза, и Скай снова увидел в них голод, почувствовал, что бабушка буквально излучает энергию. До поры до времени она сдерживала ее. Теперь же женщина не говорила, а кричала:
— Но этот человек был глуп. Мы же не такие! Мы здесь в безопасности и вольны делать все, что пожелаем. Понимаешь меня, внучек? — Она расхохоталась. — Все!
Ее возбуждение и уверенность отмели прочь все сомнения. Скай прошествовал к двери, по пути оглянувшись на себя спящего. Однажды он уже видел свое тело со стороны: когда покидал его, чтобы превратиться в ястреба. Но в тот раз он был наполовину птицей, обладал инстинктами хищника и желал выследить жертву и убить ее. Теперь же он ощущал себя полностью самим собою, причем чувства были новыми, доселе не испытанными. Как будто каждый участок тела, каждая клеточка одновременно вибрировали. Сильное желание, словно сладостная боль, охватило Ская. Желание, которого он не испытывал с того момента, когда Бьорн в первый раз почувствовал себя берсерком, взял в руки топор и бросился на врагов.
— Все? — переспросил Скай. — Тогда идем.
Он точно знал, что хочет сделать — здесь и сейчас.
Паскалин затворила дверь, не задев лежащий на пороге нож. Рука опустилась на плечо Ская, сдерживая его порыв ринуться в ночь следом за Амлетом.