Когда Джимми Бруно исполнилось четырнадцать лет, он зарабатывал вполне достаточно, чтобы найти собственную комнату, где мог удовлетворить свою растущую страсть к проституткам.
Дядя Джулио порицал Паоло за то, что тот верховодит молодняком и толкает их на пагубный путь. Между ними было сказано много неприятных слов. Тогда Паоло переехал к Джимми, внес свою долю платы за квартиру и девок, и уверенно повел банду Зеленой Улицы к успеху в гангстерском мире.
Преступный мир Малой Италии группировался вокруг ресторана Фондетты. Карло Фондетта использовал это место в качестве прикрытия для двух других дел, приносящих ему большую часть дохода: торговли крадеными вещами и рэкета. Чтобы трудиться в этих сферах без вмешательства закона, он регулярно давал взятки капитану местного полицейского участка и политикану по имени Тим Дейл. Это и было источником силы Фондетты во всех кварталах Малой Италии — неаполитанском, калабрийском и сицилианском.
Если кому-нибудь требовалась благосклонность полиции или политического заправилы, обращались к Фондетте. У него были контакты. Благодаря ему, когда это было возможно, благосклонность обеспечивалась, а в обмен на это Дейл получал небольшие суммы и голоса итальянцев на выборах. Это делало Фондетту мозговым центром и давало ему почетный титул.
Для того, чтобы обдирать проституток, регулярно получать взносы с бутлегеров, держать в узде различных гангстеров, Дон Карло Фондетта содержал Сальваторе Фиоре и его диких братьев. Братья Фиоре, как и сам Фондетта, были неаполитанцами, но его доверенным лицом и главным исполнителем приговоров был сицилиец Доминик Руссо.
Паоло слонялся по переулку за рестораном Фондетты, докучал Руссо, чтобы тот дал ему дело для его банды. Поначалу Руссо давал его банде пустяковые задания, иногда поручая кое-кого пощупать. Но и эта маленькая работа выполнялась быстро и качественно. Поэтому Руссо стал давать им работу посложнее: грабеж и вымогательство. К тому времени, когда Паоло исполнилось двадцать лет, его банда стала вызывать серьезные опасения у братьев Фиоре как будущие соперники.
Но в двадцать лет жизнь Паоло резко изменилась. Он повстречал Нину Меттура, нежную красивую девушку, чья семья недавно приехала из Калабрии. Кроткая, спокойная девушка, с роскошным телом и громадными темными глазами, в которые, как в омут, окунулся Паоло. Он влюбился в нее, как могут влюбляться только сицилийцы — неистово и безумно. Родители Нины были хорошими людьми, и выдать дочь замуж за преступника, каким бы преуспевающим он ни был, отказались наотрез.
Для влюбленного Паоло это явилось причиной незамедлительной и неизбежной перемены. Он пришел к дядюшке Джулио, который собирался избавиться от своего ресторанчика и заняться снабжением других ресторанов овощами и фруктами. У Паоло были деньги, чтобы дядя Джулио мог провернуть это дело. Он предложил внести свою долю с тем, чтобы стать работающим компаньоном и в ресторанчике и в новой фирме одновременно. При этом поклялся, что порвет со своим прошлым и объяснил почему.
Дядюшка Джулио понял, поверил и простил. «На нашей родине говорят, — сказал он Паоло, — мужчина — дикий зверь, но прикосновение достойной женщины превращает его в ягненка». Паоло стал компаньоном Бруно. Он женился на Нине и они заняли две комнатки под рестораном.
Без Паоло банда Зеленой Улицы распалась. Каждый стал заниматься собственным бизнесом.
Десять месяцев спустя Нина забеременела и Паоло начал беспокоиться о том, что живет в Штатах нелегально. Если это откроется, то может случиться худшее — его снова вернут в Сицилию. Его жена и дети будут предоставлены сами себе, или, что еще хуже, вынуждены будут навсегда поселиться вместе с ним в Сицилии.
Месяц спустя США вступили в Первую мировую войну, и Паоло пошел добровольцем в армию. Можно было считать, что он пошел служить из подлинно патриотических побуждений: он узнал, что любой служащий в действующей армии становится гражданином США.
К тому времени, как кончилась война, Нина успела родить ему двойняшек. С войны Паоло вернулся с заслуженным им гражданством и медалью за храбрость, которую он считал не заслуженной. Он не считал себя храбрым. Храбрость для него была признаком глупости. Он никогда добровольно не лез в опасность и никогда не рисковал, если в этом не было необходимости. Даже когда обстоятельства принуждали его к действиям, Паоло применял насилие с хладнокровной яростью.
Он вернулся в Америку, изменившуюся за короткое время очень значительно. Сухой закон вступил в силу и бутлегерство в стране стало развиваться гигантскими шагами. Мировая война закончилась, но началась другая — уличная. В каждом городе стали расти, соревнуясь по численности и жестокости, вооруженные банды. Они боролись за те баснословные доходы, которые открывал сухой закон — доходы превышали самые безумные мечтания. Паоло Регалбуто вышел из этой игры и занимался своим бизнесом, пока однажды к нему не пришел Харри Дитрих со своими вооруженными парнями…
Когда Хайм Рубин забрел в переулок позади свалки, было уже темно.
Привыкнув к темноте, он убедился, что там еще никого не было. Прислонившись к высокому деревянному забору, он зажал в уголке рта сигарету и прикурил от плоской зажигалки. Спрятав сигарету за ладонью, так что ее огонек нельзя было увидеть и в двух шагах, он стал ждать Паоло.
Этот переулок был вроде «ничейной земли» между Малой Италией и Еврейским гетто. Меньше, чем в двух кварталах находилось место, где Хайм впервые столкнулся с Паоло. Тогда они были парнишками. Хайм верховодил соседней шайкой ребят, все члены которой были здоровее его. Они тогда переходили с воровства на мелкое вымогательство. Одним из первых, с кого они содрали дань, оказался Джулио Бруно, которому приходилось пересекать их территорию со своей тележкой, чтобы возить дешевые продукты с рынка в свой ресторанчик.
В первый раз, когда его остановили, Джулио заплатил без разговоров. Во второй раз Паоло и его банда подловили их в переулке и здорово побили цепями и свинцовыми трубами. Шайка Хайма была больше, но они их застали врасплох. В первые несколько секунд яростной атаки трое из них, окровавленные и стонущие, были сброшены в канаву. Остальные, спасаясь, убежали. Хайм бежал по переулку, а Паоло бежал за ним по пятам. Переулок кончался тупиком. К забору, преградившему ему путь, были приставлены мусорные бачки. Вскочив коленями на один из них, Хайм выхватил пистолет 22-го калибра. Паоло отделяло от него три шага. Сжимая в своем мощном кулаке свинцовую трубку, он смотрел на пистолет.
— Я ведь достану тебя, — громко сказал Паоло. В те дни он говорил с таким ужасным акцентом, что Хайму пришлось напрячься, чтобы понять его. — Эти пульки слишком малы, чтобы остановить меня.
Хайм рассмеялся. Даже в молодости его смех вызывал озноб у взрослых мужчин.
— Но, тем не менее, они тебе сделают мало хорошего…
— То же я могу сказать об этой трубке, когда она расколет тебе голову, — ответил Паоло.
— В таком случае, пострадаем оба.
Паоло кивнул, думая, что этого достаточно.
— Дело в том, — начал он медленно, — что вы стали беспокоить Джулио Бруно. Он наш родственник. Никто его не смеет беспокоить. Сдирайте деньги с других…
Хайм поднялся на ноги, продолжая целиться в Паоло и придирчиво изучая этого сицилийского парня. На его решение повлияли отнюдь не размеры сицилийца или свинцовый отрезок, а то, что он прочитал в его темных глазах.
— Ладно, — наконец произнес Хайм. — Заметано. А теперь я собираюсь перелезть через забор. О'кей?
Паоло кивнул и не сдвинулся с места, пока Хайм не исчез за забором.
Хайм сдержал слово. Джулио Бруно больше не беспокоили. И не потому, что Хайм испугался Паоло и его шайки. Но вокруг было столько возможностей заработать на жизнь, что не стоило связываться с перевозчиком овощей из-за паршивой пары долларов. Так Паоло и Хайм встретились в первый раз.
Вторично они повстречались в армии. Хайм дал себя завербовать по ряду причин: тяга к массовому убийству и пара забитых до полусмерти, что числились за ним. В армии Паоло и Хайм испытывали друг к другу такие же родственные чувства, что и на улице. Но в лагере, куда их направили для подготовки, они оказались в окружении солдат, презрительно относившихся к жиду и макароннику. Клички их не волновали, но ни Паоло, ни Хайму не нравилось, что их так легкомысленно приняли. Однажды вечером в городке, недалеко от лагеря, они по очереди отловили и избили до потери сознания своих мучителей. После этого остальные солдаты оставили их в покое.
Снова у них возникли сложности, когда они попали на поле боя во Франции. Источником их был новоиспеченный лейтенант. Казалось, ему доставляло садистское удовольствие подстрекать других солдат к возобновлению оскорблений. Этому был положен конец во время атаки на немецкие траншеи. В какое-то мгновение Хайм оказался в зарослях кустарника наедине с лейтенантом. На фоне оружейной трескотни вокруг, три выстрела Хайма в лейтенанта не привлекли ничьего внимания. Но когда Хайм оглянулся, то увидел солдата из своего отделения, одного из мучителей, глазевшего на него и мертвого офицера. Прежде чем Хайм успел среагировать, за спиной солдата показался Паоло и раскроил ему прикладом голову. Разделенные этими двумя трупами, Хайм и Паоло долго стояли и смотрели друг на друга. Ни тогда, ни после об этом случае они между собой не говорили. А Хайм очень скоро и думать перестал. Но сейчас, увидев высокую, крепкую фигуру сицилийца, появившуюся в конце переулка за свалкой, он почему-то вспомнил.
Паоло подошел к нему. Пряча лицо в тени, не задавая вопросов, он ждал, когда Хайм заговорит.
— Это Харри Дитрих сработал, сказал Хайм, — это тот парень, который заходил к тебе в ресторан, чтобы толкнуть пойло Линча. Но сделал это не один. За рулем был какой-то итальянец, которого Дитрих иногда использует. Имени я его не знаю.
На какое-то время Паоло замер в тени, затем мягко спросил:
— А тот, кто бросил динамит?