— Этого я не знаю. Он новый человек в городе. Импортный талант.
— Где живет этот Дитрих?
— Думаю, где-то в Ричмонде. Точно не знаю.
— Найди. Узнай, куда он ходит вечером.
— Ты думаешь, у меня есть на это время? — огрызнулся тот. — Ты и так сорвал мне одно дельце.
— Ладно. Когда ты это сделаешь, я буду у тебя еще в большем долгу.
Настоящая торжественность, с какой были произнесены эти слова, дошла до Хайма. Он знал, что сицилийцы склонны к странным клятвам, а эта была совсем необычной.
— Я прощупаю, — сказал Хайм, отшвырнув окурок, затоптал его каблуком и исчез в темном переулке.
Паоло, очень спокойный, прежде чем пойти, постоял пару минут…
Девица сладострастно потянулась на большой измятой постели, сонно зевнула и стала смотреть, как одевается Харри Дитрих. Ее обнаженное тело было по-девичьи стройным, с маленькими остроконечными грудями. Ей едва перевалило за двадцать, но глаза выглядели на все пятьдесят. Когда Дитрих прошел в ванную, она соскользнула с кровати, надела пеньюар и золотистого цвета шелковый китайский халат. Не запахиваясь, она прошла в гостиную и налила себе в большой бокал коньяку. Сделав солидный глоток, она издала удовлетворенный вздох.
В том, что ее содержал Харри Дитрих, была одна весьма приятная особенность: выпивка, которой он обеспечивал ее квартиру, всегда была великолепна. Она опустилась на диван и сделала глоток поменьше, держа стакан изящными пальчиками с острыми кроваво-красными ногтями, гармонировавшими с ее купидоноподобными тонкими подкрашенными губами.
Харри вышел из ванной полностью одетый. Это была другая приятная особенность: спать он предпочитал у себя. После его ухода, она звонила молодому безработному саксофонисту, которого, содержала на те деньги, что оставлял ей каждую неделю Дитрих. Харри подмигнул ей.
— Все было чудесно, как никогда, детка.
Она надула губы:
— Если все хорошо, почему ты всегда уходишь домой? Там, где хорошо, надо быть подольше.
Он расплылся от удовольствия.
— Мне так больше нравится. Оставлять тебя чуточку голодной. Тогда горячей встречаешь…
Она продолжала дуться. Тогда он рассмеялся, потрепал ее по щеке и вышел. На маленьком лифте он спустился вниз и вышел через дверь с задней стороны дома, выходящую к маленькому участку для стоянки машин. Дитрих закрыл дверь, достал из кармана ключи от машины и направился к красно-коричневому «паккарду».
Паоло вышел из тени и обеими руками схватил Дитриха за горло. Дитрих попытался закричать, но Паоло сжал пальцы, препятствуя этому. Ключи выпали из рук, Дитрих стал дергаться и извиваться, пытаясь вырваться. Державшие за горло руки оторвали его от земли как пушинку. Паоло сильнее сдавил горло, но не до смерти, а только чтобы перехватило дыхание. Дитрих начал лягать его ногами, бить маленькими кулачками в грудь. Но мышцы у него начали слабеть и удары уже не имели силы. Паоло расставил ноги и продолжал держать его так, чтобы он лишь касался земли своими ботинками. И держал, пока тот не потерял сознания.
Из темноты выскочил Вито Риккобоне и нагнулся над выроненным Дитрихом. Разогнув пухлую фигуру, он нервно огляделся вокруг своими большими глазами на луноподобном лице. Вито родился пухлым, а также и нервным, но свои функции он выполнял идеально. Никого не увидев, он отпер заднюю дверцу «паккарда» и распахнул ее. Паоло швырнул бесчувственное тело Дитриха на пол машины, забрался туда сам и сел на заднее сиденье, наступив на Дитриха ногами. Вито захлопнул дверцу, обошел кругом машины и сел за руль. Заведя мотор, он вывел «паккард» с маленькой стоянки. Он не стал включать огни, пока на тихом ходу не проехал квартал. Паоло посмотрел на удаляющиеся дома.
— Думаю, что мне необходимо научиться водить, — голос у него был совершенно спокойный.
— Конечно, — согласился Вито. — Парень, не умеющий водить машину в наши дни — никто. Научиться нетрудно. Я могу научить тебя всего за пару дней.
— Спасибо, — сказал Паоло.
Пока они не доехали до гаража, он больше не проронил ни слова.
Вито купил гараж на деньги, полученные от Анжело Диморра и его брата Митча за организацию угона автомашин. Он вышел из автомобиля и открыл гараж. Загнал туда «паккард», вылез и закрыл дверь гаража. Затем включил единственную в гараже лампочку.
Паоло вылез из машины и посмотрел на его круглое потное лицо.
— Почему бы тебе не сходить в столовую и не перекусить, Вито? Когда нужно будет его увезти, я тебя позову…
Вито сделал вид, что колеблется.
— Ты уверен, что я тебе не понадоблюсь?
Паоло кивнул.
— Уверен.
Он знал, что Вито очень щепетилен в отдельных вопросах, и принимал это без презрения и раздражения. Он всегда принимал людей такими, какие они есть. Каждый что-то имеет, а чего-то ему недостает. Нужно только спрашивать людей, что они могут дать, было бы глупо ожидать от них того, чего у них нет.
— Тогда ладно, — сказал Вито и, крайне благодарный, выскочил наружу. Он мог понять свою младшую сестренку, влюбленную в Паоло. Он тоже преклонялся перед ним…
Когда Дитрих очнулся, то понял, что лежит на холодном жестком цементном полу гаража. Горло болело, рот был заткнут грязным платком. Руки были связаны сзади, но ноги были свободны. Глаза его различили крупного мужчину, сидящего на ящике в нескольких футах от него и что-то делающего с длинной струной. Узнав Паоло, он сначала не забеспокоился. Несколько дольше он соображал, что же тот делал со струной: он вязал петлю. Сквозь засунутый в рот платок, он издал приглушенные звуки.
Сицилиец поднял глубоко посаженные темные глаза и несколько секунд смотрел на Дитриха, затем сказал:
— Ты помнишь меня? — голос его был таким же твердым, как и взгляд.
Дитрих кивнул. Раздвигая челюсти, он пытался языком вытолкнуть платок. Не помогло. Паоло встал, подошел к нему, набросил проволочную петлю на шею Дитриха и затянул так, что она врезалась в кожу горла. Схватив Дитриха за отвороты куртки, Паоло рывком поставил его на ноги. Над головой Дитриха от одной стены к другой проходила труба. Свободной рукой Паоло забросил второй конец струны на трубу, потянул за него.
Проволока глубже впилась в шею и Дитрих приподнялся на носки. Паоло осторожно тащил, пока не натянулась проволока, затем завязал струну вокруг трубы. Дитрих, напрягшись, стоял на носках, глаза у него начали вылезать из орбит, сквозь заткнутый рот вырывались всхлипывающие звуки.
Паоло отошел от него и сказал:
— Я должен знать, кто это сделал. И не вздумай кричать.
Он вынул кляп. Дитрих не кричал. В груди у него все сжалось от страха и он мог только прошептать:
— Это не я! Меня даже не было там. Клянусь… Моей вины здесь нет!
— Ты им приказал сделать это.
— Нет! Я велел им быть осторожными, никого не убивать, только немного тряхнуть ресторан. — Дитрих пытался удержаться на носках, выдыхая слова, понимая важность каждого слова. — Я проклинал их, когда услышал… В том, что они натворили, моей вины нет. Мне это отвратительно… Я не думал, что так получится.
— Кто они? Имена, где живут, где и чем промышляют?
— А потом… что?
— Отпущу. Если скажешь правду.
Дитрих этому не поверил. Но это был единственный шанс остаться живым, и он ухватился за него, несмотря на его ничтожность.
— Машину вел Ник Чиофало. Джек Фергюссон бросал динамит. Он виновник. Он виноват в том, что все это было сделано неправильно.
— Где их найти?
Дитрих сказал ему все, что нужно было узнать. Паоло глядел ему в глаза и понял, что это правда. Он схватил левой рукой за нижнюю челюсть Дитриха, раскрыл ему рот и втолкнул туда платок. Затем отошел, сел на ящик и стал ждать.
Вначале Дитрих мычал сквозь кляп, затем перестал, пытаясь удержаться на носках. Через пять минут его колени и ноги устали от напряжения. Петля глубже впилась в кожу.
Он снова поднялся на носки, воздух с шумом втягивался в его раздувшиеся ноздри, белки его выкатившихся из орбит глаз налились кровью.
Чтобы задушить себя струной, Дитриху понадобился час. Все это время Паоло не отвозил от него взгляда…
Когда Николо Чиофало в четыре утра ушел, игра продолжалась. Он ушел, потому что проигрался, и когда покидал кабинет зубного врача, где велась игра, был дико взбешен. Единственная лампочка на этаже тускло светила возле лестницы, и в коридоре было темно. В здании располагалось только множество дешевых контор, которые на ночь закрывались.
Чиофало слишком устал, чтобы спускаться пешком. Он вызвал лифт, который с грохотом и скрежетом стал подниматься по шахте. Когда лифт дошел до пятого этажа, Николо втиснул в него свое тяжелое тело и нажал кнопку. Лифт пошел вниз и остановился. Николо открыл дверь.
В вестибюле, в тени, стоял Паоло и смотрел на него. Ошеломленный Чиофало уставился на стоящего перед ним мужчину. Прежде чем он успел опомниться и осознать опасность, сицилиец поднял правую руку и вонзил в его левое плечо клинок. Чиофало вскрикнул от боли и попятился в лифт. Паоло вошел следом за ним и закрыл дверь.
Как только лифт со скрипом пошел наверх, Чиофало схватился за револьвер, находящийся в кобуре под мышкой. Он его уже почти вытащил, когда холодная сталь пронзила ему бицепс правой руки. Он снова вскрикнул, а левая рука Паоло вырвала оружие из его обессиленных пальцев.
— Подожди! — простонал Чиофало. — Пожалуйста, парень, дай мне…
— Васки! — это был уличный сленг — «заткнись» — прорычал Пабло, лицо которого напоминало деревянную маску.
Как только лифт миновал второй этаж, Паоло проткнул щеку Чиофало. Из его рта потекла кровь. Он поднял ладони, чтобы защититься. Клинок пробил дыру в одной из ладоней, отошел назад и трижды воткнулся ему в живот. Ни одна из ран не была смертельной, но каждая вызывала ужасную боль внутри. Чиофало попытался вырваться, но в тесноте лифта это было бесполезно. Паоло дважды ударил его ножом в пах. Тот упал на колени.
— О боже! — простонал он. — О, боже мой… — пробормотал он по-итальянски.