— Ну же! — с трудом выговорил я. — Прошу тебя, продолжай… Не тяни!
— Понимаешь, — пробормотал Чаптер, отвернувшись к окну, и я заметил, как он поежился, — под конец он наводил на меня такой страх, что я просто не мог больше этого выносить, хотя всегда считал себя человеком малочувствительным. А тут нервы пришли в расстройство, стали сниться кошмары и мерещиться всякие ужасы.
Я молча смотрел на него. Я не знал никакого Бланта и понятия не имел, о чем говорит Чаптер. Тем не менее меня сотрясала нервная дрожь, во рту пересохло…
— С тех пор я здесь не был, сегодня вот в первый раз… — сказал мой приятель тихо, почти шепотом, — и, поверь, у меня мороз по коже. Ей-богу, здесь жить нельзя. Вон у тебя какой болезненный вид, дружище.
— Я снял этот дом на год, — натянуто улыбнулся я. — Подписал арендный договор. Думал, это выгодная сделка.
Чаптера передернуло, он наглухо застегнул пальто. Потом тихо заговорил, озираясь по сторонам, будто подозревал, что, нас подслушивают. Я тоже готов был поклясться, что, кроме нас двоих, в комнате присутствует некто третий.
— Он сам это сделал, и никто не винил его; страдания его были невыносимы. Последние два года он выходил из дому только с тщательно прикрытым лицом, а садясь в экипаж, требовал, чтобы подняли верх. Даже сиделка, которая так долго ухаживала за ним, в конце концов вынуждена была уйти. Ступни на обеих ногах у него сгнили и отвалились, и он передвигался ползком, на четвереньках. А запах, запах был…
Тут мне пришлось остановить его. Я весь покрылся испариной, меня бросало то в жар, то в холод — кажется, я начал догадываться…
— Бедняга… — снова заговорил Чаптер. — Я старался на него не смотреть, а он всегда просил позволения снять платок и все спрашивал, не очень ли мне противно. Обычно я занимал место у открытого окна. Впрочем, он никогда ко мне не прикасался. Он снимал весь этот дом. И ни за что не хотел переехать.
— Он что, занимал… эти… эти самые комнаты?
— Нет, у него была маленькая комнатушка наверху, под самой крышей. Он предпочитал ее, потому что там всегда темно. А эти комнаты расположены слишком низко, он опасался, что здесь его могут увидеть с улицы. Говорят, зеваки провожали его до самых дверей, а потом стояли под окнами, стараясь хоть краешком глаза увидеть его лицо.
— Но ведь есть же больницы…
— Да он и слышать о них не хотел, а врачи не настаивали. Понимаешь, считается, что это не заразная болезнь, и никто не мешал ему жить здесь. Он все время читал книги по медицине и фармакологии. Голова и особенно лицо его вселяли ужас — у него был львиный лик.
Я поднял руку, чтобы остановить его.
— Он был всем в тягость и знал это, слишком хорошо знал. Однажды ночью сознание этого стало непереносимо, и он не захотел больше жить. У него под рукой всегда были разные медикаменты… Утром его нашли на полу, мертвого. Это случилось два года назад. Говорили, он мог бы прожить еще несколько лет.
— Ради бога! — воскликнул я, не в силах вынести этой пытки. — Скажи, что у него было? Только не тяни, говори скорее!
— Я думал, ты знаешь! — вскричал он в неподдельном изумлении. — Думал, ты все знаешь!
Чаптер нагнулся ко мне, наши глаза встретились. Едва слышно, точно страшась своих слов, мой приятель прошептал:
— Он… он был прокаженный!
Женщина и привидение
— Да — произнесла она из темного угла. — Могу, если хотите рассказать один случай, который произошел со мной. Рассказ будет краток и без прикрас, то есть без лишних подробностей. Обычно у рассказчиков бывает иначе. — она усмехнулась. — Приплетут разные несущественные обстоятельства, а там пусть себе слушатели выпутываются сами. Нет, я изложу только то, что по делу, а вы понимайте как знаете. Но при одном условии: потом — никаких вопросов. Я ничего объяснить не могу, да и не имею охоты.
Наслушавшись многословных повествований от людей, которым просто хотелось пустить пыль в глаза, мы рады были услышать «только то, что по делу».
— В то время я, — начала рассказчица, поняв наше молчание как знак согласия, — интересовалась потусторонними манифестациями и вызвалась провести ночь одна в доме с привидениями в центре Лондона. Это был обшарпанный, дешевый дом, некогда сдававшийся внаем. Я уже осмотрела его предварительно при дневном свете, и ключи, полученные от соседа-смотрителя, лежали у меня в кармане. То, что было известно об этом доме, меня вполне удовлетворяло, мне показалось, что дело стоит того, чтобы попробовать. Не стану докучать вам подробностями убийства той женщины и ненужным перечислением «признаков». Достаточно, если скажу, что «признаки» были.
Поэтому меня очень раздосадовало, когда, прибыв на место в одиннадцать часов вечера, я встретила на крыльце мужчину, которого приняла за болтливого смотрителя. Что он тут делал, непонятно, ведь ему было четко сказано, что я намерена находиться в доме одна.
— Я провожу вас в ту самую комнату, — промямлил «смотритель», в чем я, разумеется, не могла ему отказать, поскольку он получил от меня щедрые чаевые и должен был поставить для меня стол и стул.
— Пошли, только скорее, — ответила я.
Мы вошли в дом (я — первая, он, шаркая подошвами, следом), пересекли темную прихожую и поднялись на второй этаж, где было совершено убийство; я уже смирилась с тем, что придется его вторично выслушать, прежде чем выставить вон с полукроной за настырность. Зажгла газ, придвинула доставленное «смотрителем» кресло — коричневую плюшевую рухлядь — и только теперь обернулась к своему спутнику, чтобы закончить с ним и остаться наконец одной. И тут я испытала первое потрясение. Это был вовсе не смотритель. Не старый дуралей с ключами, которого я расспрашивала днем и с которым обо всем договорилась. Сердце у меня испуганно ёкнуло.
— Так. А вы кто такой, скажите на милость? — спросила я. — Вы ведь не тот человек, у которого лежат ключи от этого дома. Кто вы?
Мне было не по себе, как вы легко можете представить. Я была молодая женщина нового направления, исследовала «нематериальные феномены» и очень гордилась своим свободомыслием. Но оказаться ночью в пустом доме с незнакомым мужчиной — к этому я была не готова. Самоуверенности у меня сразу поубавилось. Женской самоуверенности вообще хватает только до определенного предела, все что сверх того — одно притворство, как вы знаете. Впрочем, быть может, не знаете, здесь ведь большинство — мужчины. Но факт таков: храбрость моя быстро улетучилась. Мне стало страшно.
— Кто вы? — повторила я торопливо и нервно.
Мужчина был хорошо одет, не стар, приятной наружности, однако лицо его выражало глубокую печаль. Мне самой только-только исполнилось тридцать. Это имеет отношение к делу, иначе я бы о своем возрасте не упомянула. Вся эта история строится на самых обыкновенных обстоятельствах. В этом, по-моему, ее ценность.
— Да, я не тот человек, за которого вы меня приняли, — ответил он. — Я тот, кто испугался до смерти.
Его слова и тон, каким они были сказаны, пронзили меня, словно ножом. Я почувствовала, что сейчас упаду. В кармане у меня лежал блокнот, чтобы записывать наблюдения. Я нащупала продетый в петельку остро отточенный карандаш, лихорадочно прикидывая: надето на мне много всего, чтобы не озябнуть, пока буду сидеть всю ночь; ни кровати, ни дивана в комнате не имелось — все это пронеслось у меня в уме дурацкой, бессмысленной чередой, как бывает с перепугу. В голову лезли какие-то нелепые, совершенно не идущие к делу мысли — что напишут газеты, когда узнают? что подумает мой «светский» зять? будет ли сказано про мое свободомыслие и про папиросы в кармане?
— Тот, кто испугался до смерти? — повторила я растерянно.
— Он самый и есть, — глупо ответил мужчина.
Я выпучила на него глаза, как и вы бы все на моем месте, уважаемые мужчины, и чувствую: окатывает меня с головы до ног то жаром, то холодом. Можете не смеяться, именно таковы были мои ощущения. В состоянии ужаса, настоящего ужаса, такое иногда приходит на ум, что потом и не верится, а у меня в голове были самые обыденные мысли, словно я на файв о клоке в респектабельном доме.
— А мне показалось, вы — смотритель, которому я заплатила, чтобы он пустил меня сюда на ночь! — задыхаясь, проговорила я. — Это он, что ли, прислал вас меня встретить?
— Нет, — ответил неизвестный, и его голос пробрал меня до самых пяток. — Я — тот, кто испугался до смерти. Более того, мне и сейчас страшно!
— Мне тоже! — едва вымолвила я, не раздумывая. — Я просто в ужасе.
— Да, — отозвался мой собеседник тем же странным голосом, доносившимся как будто изнутри меня. — Но вы во плоти, а я — нет!
Ощутив настоятельную потребность в немедленном самоутверждении, я встала во весь рост посреди пустой холодной комнаты, сжаты кулаки, так что ногти впились в ладони, и стиснула зубы. Я должна была отстоять свою индивидуальность «новой», мыслящей женщины!
— То есть вы не во плоти? — задыхаясь, храбро спросила я. — Что это значит? Как прикажете вас понимать?
Мой голос канул в безмолвие ночи. Я вдруг представила себе, что весь город окутан тьмой; что на лестнице лежит слой пыли; что никто не живет этажом выше и нижний этаж тоже пуст. Я одна в доме, где нет ни души, в доме с привидением, — одна беззащитная женщина. Я похолодела. За стенами завыл ветер, звезды на небе, наверно, померкли. Мысли мои устремились к полисменам, омнибусам и прочим полезным и удобным вещам. Я только теперь осознала, как глупо было с моей стороны прийти сюда одной. Жизни моей пришел конец, думала я, оледенев от ужаса. Какая глупость — браться за исследование нематериальных феноменов, если у тебя слабые нервы!
— Боже мой! — сдавленным голосом проговорила я. — Раз вы не смотритель, то кто же вы?
А сама чувствую, что от страха не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Мужчина медленно двинулся ко мне через всю комнату. Преодолевая оцепенение, я встала с кресла и вытянула перед собой руку, чтобы не подпустить его. Неизвестный остановился в шаге от меня, на его печальном, изможденном лице появилась горькая усмешка.