– Так что ты оттуда привез?
Ботаник вздохнул:
– Кругом вечно гуляют легенды, смесь местных мифов и матросских стишков… о демонах враждебного Великого Севера, существах старше людей, пожирающих наши души.
– Мари рассказывала мне об этом, – заметил Жюстиньен.
Нож ботаника высек из дерева в его руках новую светлую стружку.
– Вендиго, – произнес он. – Такое название ему дали алгонкины. Монстр, который пожирает нас или которым мы становимся от голода и одиночества…
– И ты веришь в эти истории?
– Мари в это верит, – ответил он с оттенком горечи. – Вот почему она никогда мне не будет доверять… никогда по-настоящему.
– Я сомневаюсь, что она вообще кому-либо доверяет, – уточнил Жюстиньен.
Венёр размышлял над этим несколько секунд, а затем вернулся к своей работе. Жюстиньен обнаружил, что болтает руками, не зная, должен ли уходить.
– Ты хотел мне помочь? Можешь пойти растопить снег. Мне понадобится немного воды.
Рядом промелькнули Пенни и Габриэль и вместе исчезли в зарослях. Отправляясь за ведром, Жюстиньен на мгновение уловил неуместный запах, слабый душок, витавший между деревьями. По его позвоночнику пробежал холодок. Это был сладковатый запах мертвецов, этот странный признак близости трупов. Жюстиньен огляделся вокруг, но не обнаружил ничего необычного. Запах тем временем развеялся.
Вскоре после этого на пороге хижины появился пастор Эфраим. Голова его была не покрыта, тонкие волосы, жесткие от засохшего пота, прилипли к черепу желтоватым пухом. Лицо священника имело желтоватый оттенок, а кожа казалась расплавленной. Он держался за дверной косяк, чтобы не упасть. Венёр бросился к нему.
– Преподобный! Вам необходимо лежать, я вам не…
– Моя дочь! – Эфраим прервал ботаника резким голосом. – Где моя дочь?
– Мы послали ее за дровами, – мгновенно солгал Жюстиньен. – За кленом. Для сока, для припарки.
Он поставил ведро со снегом, изобразив на лице полнейшую невинность.
– Вы подтверждаете? – обратился пастор к Венёру:
– Конечно, – ответил ботаник, чуть замявшись.
– Я сейчас ее приведу, – объявил Жюстиньен. – Вряд ли она задержится.
Он удалился, а Венёр тем временем повел сопротивляющегося пастора обратно в хижину.
Жюстиньен мысленно поблагодарил Венёра за то, что тот подыграл ему во вранье: молодой человек слишком хорошо знал, каково это – жить под пятой всемогущего отца. Если бы он мог помочь юной девушке добиться хоть капли свободы… И потому ему пришлось отправиться за ней сейчас.
Двигаясь по следам, которые они с Габриэлем оставили на снегу, Жюстиньен вышел на другую поляну, не столь широкую, как та, что находилась перед хижиной, но совершенно круглую. Она была будто создана человеческими руками, хотя это казалось маловероятным. Снова пошел снег, его легкие хлопья были едва заметны. Жюстиньен остановился за кленовой рощей.
В центре круга танцевала Пенитанс. Она кружилась без музыки, ничего не напевая, в приглушенной снежной тишине. Девочка сняла ботинки и топтала землю босыми ногами. Слишком свободно сидящий на ней бушлат развевался, словно венчик ночного цветка. Выбившиеся из-под белого чепца длинные светлые волосы, обляпанные грязью, хлестали ее по лицу, как ведьминская метла. Под полупрозрачной кожей закрытых век виднелись темно-красные сосуды. От сосредоточенности и напряжения лицо подростка казалось более взрослым. Стоявший сбоку Габриэль пожирал ее глазами. Жюстиньену захотелось уйти. Снег заскрипел под его подошвами, и Пенни тут же замерла. Жюстиньен сделал неверный шаг. Габриэль повернулся к нему, а Пенни вновь обрела непроницаемый вид.
– Нам надо вернуться, – сказал Жюстиньен. – Пока снег не скрыл наши следы.
Снег прекратился в начале ночи. Несмотря на это, Жюстиньен спал плохо. В рваных сновидениях к нему возвращались образы крови и соли, снега и фигур на деревьях. Рот его был полон снега, он тщетно пытался кричать…
Утром английский офицер исчез.
10
Никто не мог сказать, в какой момент ночи Берроу покинул хижину. Он оставил бобровую доху и меховую шапку, свернув их под одеялом. В темноте брошенную одежду можно было принять за тело. От хижины вела тропа, как будто кто-то ветками подметал снег, чтобы стереть следы. Мари, Венёр и Жюстиньен вместе пошли по следу. На этот раз дворянин взял свой гарпун.
Тропа вела между елями в том направлении, куда выжившие никогда раньше не ходили. Она кружила, петляла между темными деревьями. Как Берроу удалось пройти так далеко с его травмой и лихорадкой? Как он выдержал холод?
Было уже довольно позднее утро, когда они наконец достигли конца пути. Перед ними расступился лес, открывая вид на озеро, огромное, как море, наполовину покрытое льдом. Открытая вода в нем имела сине-зеленый цвет лабрадорита, глубокий и насыщенный. Далекие острова терялись в тумане.
– Идите сюда! – крикнул Венёр, подойдя к берегу.
В нескольких шагах от кромки виднелся пролом, уже начавший затягиваться новой ледяной коркой. Жюстиньен нагнулся и тут же отскочил. Мари выругалась. Под полупрозрачной поверхностью медленно плавал труп. Труп Берроу, уже побелевший. Между глазами у него зияла черная дыра.
– Помогите мне! – распорядилась Мари и принялась стучать по льду прикладом ружья.
Принесенный Жюстиньеном гарпун оказался не лишним. С его помощью удалось вытащить труп из воды. Тело положили на берегу, но оно завалилось на бок. Изо рта потекла вода, смешанная со слюной, а с ней – множество мелких головастиков, чьи липкие хвостики несколько секунд трепетали на открытом воздухе, пока они тоже не умирали. Присев на корточки рядом с телом, Венёр подхватил одного из них пальцами и осмотрел через темные очки. Жюстиньен ворошил свои волосы, все сильнее погружаясь в состояние тревоги.
– Почему его утопили в озере? С пулей между глаз у него не было шансов выжить. Зачем было тащить его сюда?
– Это впечатляет, – прокомментировал Венёр. – Свинец, точность выстрела… Наверняка его притащили сюда, чтобы расстрелять и чтобы мы в хижине не услышали выстрела.
Внезапно он поднялся с неожиданной быстротой и направил пистолет на Мари.
– Оружие на землю, – скомандовал он.
– Нет. Конечно, нет, – спокойно ответила она. – Сам подумай, прежде чем обвинять меня. «Красный мундир» мне не нравился, это факт. Но он и так бы умер от лихорадки. Так зачем мне его убивать?
Венёр не опустил оружие. Жюстиньен отступил назад, он не мог решить, чью сторону принять. Он и сам, конечно, подумал о Мари, как только увидел, куда угодила пуля. Это и правда было слишком очевидно, слишком просто. Но тогда кто?
– На этот раз никто не мог прийти со стороны, – парировал Венёр. – В хижине всего одна дверь, и всю ночь ее охраняли. Нет, это один из нас во время своей смены отвел сюда этого несчастного. Салер, – обратился он к Жюстиньену, – поддержите меня.
Жюстиньен отошел в сторону. Мари, глядя на ствол пистолета, стояла очень прямо и казалась еще более надменной от близости смерти. В блеске ее темных глаз читался вызов. Губы изогнулись в коронной ухмылке. Жюстиньен не мог не восхититься ею.
Мари отложила ружье, как будто оно не было ей особо нужно. Приклад ударился о лед, и по поверхности озера пошли трещины. Венёр слегка расслабился, и Мари это заметила. Она внезапно нырнула вперед и тут же попала под выстрел. Пуля задела скулу путешественницы, зато отдача от выстрела заставила ботаника потерять равновесие. Мари воспользовалась этим и ударила его по запястью ребром руки, из-за чего Венёр уронил пистолет. Следующий удар она нанесла коленом под ребра. Он наклонился, ахнул и попятился назад, но Мари не сделала ни шага, чтобы добить его. Венёр явно преувеличил свою реакцию на удар, потому что Жюстиньен заметил, как он тихо вытащил нож. Жюстиньен мог бы крикнуть, предупредив Мари, но ничего не сделал. Не потому, что считал ее невиновной или хотя бы более невиновной и надежной, чем Венёр. А потому, что верх взяло любопытство. Ему просто хотелось посмотреть, как она отреагирует.
Венёр нанес удар из согнутого положения так плавно, что Жюстиньен почти поставил на его победу. Мари, которая оказалась быстрее, уже достала свою палицу и с первого раза нокаутировала соперника. Он тяжело рухнул в снег прямо на берегу озера. Жюстиньен даже не пошевелился.
Мари отложила палицу и взяла ружье. Повернувшись к неподвижно застывшему молодому дворянину, она заверила:
– Он в порядке. Я умею рассчитывать свои удары.
Жюстиньену, конечно, следовало на это что-то ответить, но он оказался столь же молчалив, как и те головастики, которыми вырвало мертвеца. Мари стерла рукавом кровь, стекавшую по щеке.
– Помоги мне, мы сейчас опустим Берроу обратно в воду.
Это было самое достойное из доступных им захоронений. Жюстиньен и Мари собрали камни, чтобы нагрузить ими тело. Раскладывая их по карманам мертвеца, де Салер вздрогнул от контакта с тканью, пропитанной ледяной водой. Ему показалось, будто он уловил в воздухе сладковатый душок, который сопровождал первые два преступления, но запах был слишком слабым, чтобы быть в этом уверенным. Вдвоем с Мари они подтащили тело к кромке льда и в последний раз толкнули его. Жюстиньен не вполне осознавал каждое свое движение. Переместившись куда-то за пределы страха, он наблюдал, как Берроу погружается в воду, переливавшуюся, словно россыпь драгоценных камней. Где-то над туманом, подобно странной погребальной речи, раздался приглушенный свист совы. Жюстиньен повернулся к Мари, и та произнесла как ни в чем не бывало:
– Сейчас мы приведем в чувство Венёра и вернемся в лагерь.
– И всё? – усмехнулся молодой дворянин. – Так просто?
Мари улыбнулась:
– Ты тоже хочешь меня разоружить?
– Зачем? Ты хочешь меня застрелить?
– Не сегодня.
Мари развернулась и отправилась приводить ботаника в чувство, обливая его холодной водой. Когда тот пришел в себя, он нахмурился и яростно заморгал, из-за чего его очки слетели в снег. Мари подняла их и вручила Венёру вместе с пистолетом. Ботаник настороженно отступил назад.