Затем отправился по следу Жюстиньена и Вендиго. Это было довольно легко, так как ни монстр, ни молодой дворянин не пытались скрываться. Венёр с трудом пробирался через лес, и перед его глазами будто снова возникал он – Габриэль. Он снова видел первые совершенные им казни. Видел, как подросток вытащил траппера из-под тента, подобравшись к нему сзади, под носом дежурившего пастора, и зажав рот когтистой лапой. Венёр тогда не спал. Он видел, как монстр унес лесного бегуна. По-видимому, Вендиго выпотрошил свою жертву дальше на берегу, а затем отдал тело во власть прилива. Запах этого существа привлек моллюсков и крабов. Позднее тот же Габриэль в своей гибридной форме нокаутировал марсового Жонаса обломком корабля, утопил его, а затем подвесил на скале. Для подростка, наделенного в облике монстра невероятной силой и ловкостью, задача не представляла особого труда. И если бы не Мари и Пенитанс, Габриэль, несомненно, пошел бы дальше. Он бы содрал с трупов всю плоть до последней унции. В тот момент Венёр был убежден, что в конечном итоге его постигнет та же участь, что и Габриэля. Что существо внутри них будет всё больше и чаще овладевать ими. Что в конце концов они оба потеряют свою человечность.
Мари предупреждала Венёра, что не они будут казнить виновных. Силы, более могущественные и темные, чем они сами, позаботятся об этом. Это будут их монстры. Они свершат правосудие. В принципе, она сказала правду. Если только не принимать во внимание деятельное участие Пенитанс в том, что для нее было местью. Похоже, девочка не видела особых проблем в примирении своих моральных принципов с происходящим. Это была одна из главных причин, по которой Венёр застрелил ее. С самого начала юная ведьма не вызывала у него доверия, хотя Мари считала ее почти приемной дочерью. Венёру стало не по себе с того момента, как он впервые восемь месяцев назад в Порт-Ройале взглянул в ее глаза, серые и холодные, как туман. И тот факт, что это она вынудила его застрелить Берроу, ничего не меняет.
Венёр добрался до берега ровно в тот момент, когда Жюстиньен погружался в океан, неудержимо влекомый Вендиго. Какой иллюзией, каким заклинанием? На глазах у молодого дворянина чудовище выросло на несколько голов. Его пепельная грудь раздулась, а выступающие ребра тяжело вздымались с каждым вздохом. Глаза, казалось, были готовы вылезти из орбит, а с длинных клыков капала слюна. И все же Венёр не обращал на него внимания или почти не обращал. На мгновение у него возникло искушение позвать, броситься навстречу волнам, попытаться спасти молодого дворянина, несмотря ни на что. Вспышка, тут же угасшая. Венёр подумал о Салоне, о Риоге. О младшем брате и дедушке, о том далеком дне, когда он пообещал забрать их к себе в Америку. О том дне, когда он узнал, что они оба мертвы, преданы Жюстиньеном де Салером и лежат с набитыми солью ртами в качестве предупреждения всем, кто, подобно им, бросит вызов королевскому произволу. Память о тех страданиях внезапно вернулась к Венёру, смешавшись с еще свежим чувством потери Мари. Он вздрогнул, едва не уронил свой костыль и с трудом взял себя в руки. Жюстиньен исчез. Под серым небом океан казался почти безмятежным. Ничто не указывало на то, что он поглотил еще одну жизнь.
Когда Габриэль вышел из воды, Венёр выстрелил ему между глаз.
Он сжег тело вместе с деревянным лабазом. Дым разъедал ему глаза, и он сопел, протирая влажные веки. Ночью Венёр почувствовал первые приступы лихорадки, от которой в последующие дни у него начался бред. Позже ему рассказали, что он произносил бессвязные слова, когда беотуки подобрали его и отвезли в порт Сент-Джонс, где он провел почти десять дней между жизнью и смертью, а потом несколько месяцев выздоравливал. Затем стал искать работу, чтобы оплатить проезд на континент. На самом деле он не торопился возвращаться в Акадию. Использовал время, проведенное на острове, чтобы заново придумать себя. Когда наконец смог говорить, представился всем Жюстиньеном де Салером, даже не задумываясь о последствиях этого обмана. Для него это была последняя месть человеку и королевству, которые отобрали у него всё.
Венёр лежал на разрушенных морем и ветрами плитах башни, свернувшись, словно охотничий пес. Пенитанс отошла в сторону, и солнечный луч, пробившись сквозь приоткрытую дверь, скользнул по старомодной одежде старика, и на мгновение выцветшее золото атласа словно ожило. Свежий ветер с океана приподнял несколько прядей его длинных седых волос. Жан Вердье представил себе молодого Венёра, одетого так же, возвращающегося с бала – одного из легендарных праздников в городе из океана. За окном наступающий прилив оставлял соленые слезы на водорослях и рифах.
– Мы не оставим его здесь, – вздохнула Пенни.
– Давайте отнесем его наверх, – откашлявшись, предложил молодой лейтенант.
Вместе они отнесли тело Венёра в его кабинет и положили на морской сундук. Жан пошел за мехами, одними из тех, что защищали его от холода прошлой ночью. Это была шуба, привезенная из далеких краев, с того берега океана. Молодому лейтенанту показалось, что под его пальцами шкура всё еще сохраняет тепло. Он замер на мгновение, охваченный неожиданным волнением. Вчера вечером, всего лишь вчера, старый маркиз, а точнее ботаник, оживил для Жана Вердье, парижского паренька, экспедицию на Ньюфаундленд. И Жан слушал его, видел, как перед ним с каждым словом расширялся горизонт. Пока окончательно не раскрылись все тайны.
У лейтенанта сложилось впечатление, что, хотя он встретил Венёра перед самой его кончиной, тот всё же привязался к Жану так, как будто ждал его, сам того не подозревая, очень долгое время. Бессонная ночь, вероятно, повлияла на восприятие событий. Но дело было не только в этом.
– Всё хорошо? – спросила стоявшая позади него Пенитанс с искренним сочувствием в голосе.
Жан вздрогнул, сказал:
– Да. Да, конечно…
Он вздохнул и накрыл тело Венёра мехом. Не зная, что еще сделать, он машинально перекрестился. Пенитанс подняла кофейник, понюхала его содержимое, разожгла угли и поставила кофе греться.
– Знаете, он ждал вас, – заметил Жан, все еще размахивая руками.
Пенитанс с любопытством подняла голову. Молодой лейтенант одернул куртку своего мундира, которую за ночь не успел привести в порядок.
– Хотя, если быть точным, он ждал не вас. Думаю, это была путешественница Мари. Вернее, ее призрак. Он знал, что скоро умрет. Сегодня утром, на рассвете. И он думал, что у смерти будет ее лицо. Лицо Мари.
Он запутался в собственных словах и внезапно остановился. Пенитанс развела огонь.
– Я пришла сюда не для того, чтобы убить его. На случай, если ты хотел спросить.
– Тогда зачем вы здесь? – поинтересовался Жан.
Прежде чем ответить, Пенитанс налила ему чашку кофе.
– Потому что я знала, что настало время, – произнесла она наконец. – Пришло время пересечь океан и найти второго выжившего. Я не понимала, почему именно сейчас. Я просто знала… что пришло время завершить эту историю.
Она почесала лоб. На линии роста волос у нее все еще был заметен шрам, оставленный пулей Венера много лет назад. Он почти стерся, но всё же оставался едва заметным напоминанием о прошлом. О тех воспоминаниях, которые сегодня привели ее на этот берег. Ее седые волосы и радужки глаз, отражающие облака, создавали впечатление, будто она принесла с собой туман, о котором говорил Венёр прошлой ночью. Она налила себе в чашку кофе. Жан не мог не спросить:
– Вы ведь из Америки, верно?
– Действительно, я села на корабль в Порт-Ройале. Но туда прибыла из великих лесов Северо-Запада. Я поселилась… в одной деревушке, о которой ты вряд ли что-либо слышал. Кстати, откуда ты узнал мое имя? – спросила она из любопытства.
– Вчера вечером он рассказал мне свою историю… вашу историю.
– Меня это не удивляет, – призналась Пенни, слегка улыбнувшись. Тонкие морщинки в уголках глаз и губ делали ее выражение лица особенно живым. Казалось, она привыкла улыбаться. Она напоминала ту девочку-подростка, которую Венёр описывал в своем рассказе, но при этом изменилась. Стала увереннее и спокойнее, более человечной, со своим особенным обаянием.
– Он сказал мне, что вы… – начал Жан.
– Что я мертва? – завершила она. – Нет, пока еще нет. Он промахнулся там, на болотах Ньюфаундленда. Но я предпочла прикинуться мертвой. Мы договорились с Мари, что при первой же возможности я это сделаю. Способ для меня исчезнуть. Чтобы начать новую жизнь.
Она сделала несколько глотков кофе и добавила:
– Мари отложила для меня деньги в тайнике под рухнувшими валами Порт-Ройаля. На случай, если она не вернется.
Она взглянула на свою чашку. Жан вспомнил, что говорил ему Венёр: Мари считала Пенитанс почти что своей дочерью. В каком-то смысле Пенитанс действительно стала ею. Жан задумался, не унаследовала ли Пенитанс дело путешественницы и не ходит ли она сейчас на каноэ по рекам, которые гораздо длиннее всех рек во Франции. Вокруг нее ощущалась аура длинных дорог и великих путей. Этот образ прилип к ней, как засохшая грязь к ботинкам. Жан отпил кофе, ставший еще более горьким после подогрева. Он оглядел комнату. Венёр был мертв, но его присутствие всё еще ощущалось повсюду: в рамках на стенах, среди которых особенно выделялся бореальный лишайник, в скрученных углах карт, поднятых морским ветром. Жан вздрогнул.
– Я не виню его за то, что он выстрелил в меня, – заявила Пенитанс, как будто следя за ходом его мыслей. – Я никогда не держала на него зла за это.
Когда Жан удивленно посмотрела на нее, она пожала плечами.
– Этого не было в плане, я не должна была вызывать кораблекрушение и натравливать на нас волков. Мне нужно было лишь изменить курс корабля и заставить его бросить якорь в более уединенном месте, чем Сент-Джонс. Но я была… В те времена я была другой. Во мне еще бушевали ярость и гнев. В детстве я чувствовала себя такой уязвимой, такой беспомощной. И это продолжалось, пока я не открыла в себе способности и не услышала голоса, которые говорили со мной в тумане и обучали меня в ночи. И когда я наконец начала действовать, по-настоящему выражать себя, я просто не умела остановиться. На месте Венёра я бы, возможно, тоже выстрелила.