Галина Анатольевна, родившая Венедикту Венедиктовичу двух близняшек — мальчика Евгения и девочку Веру, надо думать, предприняла поиски корней предков своего мужа с определённой целью: пусть дети знают, что такие люди, как их неординарный дед, не из воздуха возникают. Она провела много времени в тесной, тускло освещённой комнатёнке загса райцентра Николаевка Ульяновской области. Елшанка находится неподалёку от Николаевки. Галина Анатольевна рассказывала, что стеснённая с трёх сторон полками, нагруженными папками со старыми бумагами, ощущала себя, словно погребённая заживо в каком-нибудь склепе. Ей казалось, что вот-вот материализуются полупрозрачные привидения вроде химер и начнут кружить над головой. Она была уже не рада, что взялась за эту неблагодарную работу, чувствуя, что не всем из многочисленного ерофеевского клана её инициатива придётся по сердцу. Но на что не пойдёшь ради детей — внуков Венедикта Васильевича.
Вообще-то ощущение гордости за свой род и, соответственно, за самого себя любимого — позитивное чувство, полезное для успеха в жизни и обладающее к тому же психотерапевтическим эффектом.
Род Ерофеевых очень велик, и затруднительно восстановить родственные связи его членов. В метрических книгах все Ерофеевы записаны как однодворцы, а Гущины как крестьяне.
Фамилия Ерофеев идёт от крестильного имени Ерофей — в переводе с греческого языка — священный. Его разговорные формы породили родственные фамилии: Ерогин, Еронин, Еропкин, Ерохин, Ерохов, Ерошев, Ерошкин. Однако надо помнить и о других возможностях рождения этой фамилии: еропками звали людей самодовольных, чванливых, а ерохами — сварливых, нудных. Еропкины — дворянские роды. Существует легенда или предположение, что Ерофеевы происходят от потомка Рюрика в семнадцатом колене, Ивана Астафьевича, по прозванию Еропка. Михаил Степанович Еропкин в конце XV века ездил послом в Польшу и Литву. Афанасий Владимирович Еропкин в XVIII веке отличился в Крымском походе. Пётр Михайлович Еропкин считался одним из образованнейших людей послепетровского времени. Выяснить, какое отношение имеет Венедикт Васильевич к этим людям, вряд ли возможно. Да и герой моей книги особенно не заморачивался по поводу своего высокородного происхождения.
Так кто же такие «однодворцы», откуда они появились и как складывалась их судьба? Однодворцы — класс измельчавших служилых земледельцев, когда-то поселённых преимущественно по южным границам Московского государства для их защиты.
До петровских реформ к промежуточным сословным группам относились так называемые служилые люди по прибору, то есть завербованные или мобилизованные правительством в стрельцы, пушкари, в обслугу крепостной артиллерии и других видов вооружения, так называемые затинщики (затин — пространство за крепостной стеной). К этим служилым военным людям относились и рейтары — всадники в тяжёлых доспехах, вооружённые мощными пистолетами, длина стволов которых доходила до метра, копейщики и т. д., причём их дети также могли наследовать службу отцов, но эта служба не была привилегированной и не предоставляла возможностей иерархического возвышения. За эту службу полагалось денежное вознаграждение. Земли (при приграничной службе) давались в так называемые «вопчие дачи», то есть не в поместье, а как бы в общинное владение. В то же время, по крайней мере на практике, не исключалось их владение холопами и даже крестьянами. В результате Петровских реформ многочисленные мелкие промежуточные группы «старых служб людей» были одним решительным актом лишены привилегий и приписаны к государственным крестьянам.
При Петре I они были записаны в ревизские сказки, платили подушные подати, но сохраняли право личного землевладения и владения крестьянами. В число однодворцев попадали и обедневшие потомки старинных дворянских родов (при Петре I некоторые из них записывались в однодворцы, чтобы избежать обязательной службы), имевшие дворянские грамоты.
5 мая 1801 года им было предоставлено право отыскивать и доказывать потерянное их предками дворянское достоинство. Но уже через три года было «повелено», как тогда писали в официальных документах, рассматривать их доказательства «со всею строгостью», наблюдая при этом, чтобы в дворянство не были допущены люди, утратившие его «за вины и отбывательство от службы».
В 1816 году Государственный совет признал, что одного доказательства наличия дворянских предков для однодворцев недостаточно, необходимо ещё подтвердить своё дворянство через воинскую службу. Для этого однодворцам, представившим доказательства их происхождения от дворянского рода, предоставлялось право поступления на воинскую службу с освобождением от повинностей и производством в первый обер-офицерский чин через шесть лет.
После введения в 1874 году всеобщей воинской повинности однодворцам было предоставлено право восстанавливать утраченное предками дворянство (при наличии соответствующих доказательств, подтверждённых свидетельством Дворянского собрания их губернии) путём поступления на военную службу в качестве вольноопределяющихся и получения офицерского чина в общем порядке, предусмотренном для вольноопределяющихся.
Судя по многим могильным захоронениям в селе Елшанка, предки некоторых её жителей когда-то относились к старообрядцам. Они много работали, не пили и не курили. Были более зажиточными, чем их православные соседи. Естественно, их не любили и называли пренебрежительно кулугурами. Слово кулугур считается равнозначным по смыслу греческому калогер. Оно означает обращение в древних греческих монастырях младших к старшим, более почётным лицам из монашествующих. Со временем оно сделалось нарицательным4. Более того, приобрело презрительный оттенок среди православных селян.
Рассказывает Галина Анатольевна Ерофеева: «По приезде в Елшанку летом 2008 года накануне юбилея Венедикта Васильевича большую помощь разобраться, кто есть кто из Ерофеевых, оказала мне Мария Николаевна Устимова, дочь младшей сестры Василия Васильевича — Марины Васильевны (1902—1987), двоюродная сестра Венедикта Васильевича. Она привела меня на кладбище и нашла захоронения своих предков с поминальными камнями на могилах. На этих камнях были изображены различные христианские символы. Все они свидетельствовали, что верования прапрадедушек и прапрабабушек села Елшанка относились к старообрядческой традиции. Другое дело, что их отцы и деды, матери и бабушки, а может быть, прадеды и прабабки перешли в православную веру. Сами камни известковой породы и по своему виду напоминают небольшие и коротенькие гробики. Какие-либо надписи на них отсутствуют. Я перерисовала эти изображения настолько точно, насколько смогла.
Кладбище села Елшанки располагается на пригорке и видно издалека. Сейчас на многих могилах стоят высокие деревянные кресты. За несколько веков существования села крестов на кладбище накопилось немного — пятьдесят-семьдесят. Долгое время сельчане кресты на могилах не ставили, а клали камни с христианскими символами.
С этими камнями с приходом в село советской власти произошла курьёзная история. Строили большую ферму с конюшнями для лошадей, стойлами для коров и помещениями для свиней. Было решено собрать как можно больше камней с могил для возведения фундамента этой самой фермы. Мария Николаевна и её мать Марина Васильевна, заранее узнав о безбожном намерении местных властей, ночью пробрались на кладбище и закопали в условленном месте камни, лежавшие на могилах их близких. Со временем они их раскопали и вернули на прежнее место. Вот так сохранились эти вещественные знаки памяти о своих предках. Но история с камнями на этом не заканчивается.
Через некоторое время пригорок стал разрушаться. Большое количество камней прежде укрепляли почву. Проливные дожди её вскоре размыли. Оголились кости умерших людей, и деревенским жителям приходилось перезакапывать останки своих близких. Вскоре всё кладбище обложили по краям огромными каменными плитами».
Неоценимую помощь в восстановлении многих событий жизни своей семьи оказали мне сёстры Венедикта Васильевича — своими «Воспоминаниями» Тамара Васильевна Гущина и беседами со мной Нина Васильевна Фролова. Великолепная память Нины Васильевны сохранила многое из того, чему она была непосредственной свидетельницей. Особенно это касается времени раннего детства Венедикта Ерофеева, проходившем на Кольском полуострове. Её рассказы о младшем брате и их семье открыли мне глаза на то чудо творчества, которое он сотворил в поэме «Москва — Петушки». О таком соединении несоединимого кратко и просто сказала Анна Ахматова: «Когда б вы знали, из какого сора / Растут стихи, не ведая стыда...»
Когда-то земли пращуров Венедикта Ерофеева не раз топтали копыта коней завоевателей. То налетали татары с монголами, то ещё какие-то другие кочевники. В общем, места эти требовали постоянной защиты от всяких враждебно настроенных племён. Первые поселенцы были люди лихие и отчаянные. Из тех, кому сам чёрт не брат. Вот и получали они от русских князей и царей за верную службу наделы плодородной земли.
Село Елшанка примерно до 1720 года являлось Насакинским выселком. В некоторых документах упоминается как Елшанский выселок при речке Маляевке (ныне название претерпело некоторое изменение и эта речка известна как Малявка). С 1800 по 1876 год им владел капитан Николай Александрович Насакин. Он когда-то сослал своих крепостных крестьян в эти места за беспорядки в его основных владениях. Второе название села — Николаевка. Оно связано с построенным в нём в 1858 году Николаевским храмом. В некоторых документах с того времени селу даётся двойное название: «Елшанка, Николаевка тож».
Можно предположить, что Ерофеевы вполне могли находиться среди однодворцев села Елшанка, обозначенных в ревизских сказках за 1780 год. Всего-то тогда насчитывалась 31 семья. Доподлинно известно, что в 1873 году в Елшанке родился Василий Константинович Ерофеев, дед Венедикта Васильевича. Ко времени его рождения село было большим, состояло из почти шестисот дворов, и эти дворы располагались в нём по сословно-имущественному и родственному принципам: дворяне, Садовка, Болдаковка, Кучи, Насаковка, или Насаковские Выселки, Обущино.