совсем проснувшись, он слышал позвякивание пустых бутылок, междометия с обрывочной бранью, интеллигентные покашливания, громкую, как волчий вой, зевоту и кожей своей чувствовал, как в этих людях с каждой проходящей минутой вскипает ярость, в которой не было ни капли благородства.
В гостях у сестры Нины он почувствовал умиротворение. Кое-что от прежнего чеховского Славянска всё-таки осталось. Широкие улицы, благодушные бабушки, сирень и акации, соловьиные трели... Город был курортный. Его минеральная вода и грязелечебница были широко известны. Существовали, впрочем, кое-какие проблемы. Вследствие того, что соляное месторождение долго эксплуатировалось, в городе стала проседать почва. То там, то тут, особенно на окраинах, появились воронки.
Семья Фроловых жила в курортной зоне, где снимала небольшой домике двумя комнатами и верандой. Венедикт спал на веранде. В холодное время домик отапливали каменным углём, а оставшимся шлаком засыпали воронки.
Вокруг дома на девяти сотках росли фруктовые деревья, а между ними зеленели грядки с огурцами, помидорами, укропом и петрушкой. Тут же зрели дыни и арбузы. Яблоки сорта Ренет Симиренко давали обильный урожай — больше центнера. Часть собранных яблок почтой в посылках отправляли родным в Заполярье. Особенно много собирали абрикосов и слив. Вся небольшая территория была окружена изгородью из винограда. Его было столько, что из него делали домашнее вино. Этого вина хватало надолго. Погода в мае стояла тёплая. Чувствовался юг.
Существовала, впрочем, одна проблема. Вода, которую они брали из колонки, была технической. Пить её, не вскипятив, не рекомендовалось. А во всём остальном жизнь в Славянске напоминала райскую.
Местные жители были людьми приветливыми, добродушными. Нина Васильевна вспоминает один случай. Из центра, от вокзала, в курортную зону проложили железнодорожную ветку. Однажды, возвращаясь с работы домой, Нине Васильевне не хватило полутора минут, чтобы успеть сесть в вагон поезда. По инерции она продолжала бежать в метрах пятидесяти от отходящего состава. Увидев её, машинист остановил поезд и, как только она села в вагон, продолжил его движение.
Как вспоминает Нина Васильевна, её брат курил одну папиросу за другой, как старый дед. Позднее она получила нагоняй от мамы, что её любимого сына устроили не лучшим образом — не внутри дома, а на веранде! Сам же Венедикт отдыхал душой и телом. Пятилетнюю племянницу Леночку обучал пению романсов и народных песен. Особенно он любил романс Александра Егоровича Варламова[264] «На заре ты меня не буди» и романс Петра Петровича Булахова[265] на слова Алексея Константиновича Толстого[266] «Колокольчики мои». Из народных песен чаще всего пел «Хуторок»: «За рекой, на горе лес зелёный стоит...»
Нина Васильевна вспоминает отношение брата к другой её доченьке, Марише: «Вообще поначалу Веня был типичным бродягой: отрицал родственные чувства. Даже когда жил у нас, говорил, что это оттого, что больше негде. <...> Когда Веня у нас жил, моя дочь Марина, ещё совсем маленькая, очень была привязана к нему, и он к ней, мне казалось. Он тогда презирал всякие поцелуи, и меня поразило, что, когда Венька уезжал от нас, на вокзале он её поцеловал. Она заплакала, и он был очень растроган»6.
В Славянске Венедикт Ерофеев много читал. Благо библиотека, где работала сестра, была в его полном распоряжении. Не расставался он со своей привычкой делать выписки из прочитанных книг. Количество блокнотов и записных книжек, находившихся при нём, постоянно увеличивалось. У него появилась мысль составить антологию русской поэзии, отдавая предпочтение в выборе стихотворений не какой-либо литературной традиции, а исключительно полагаясь на свой вкус.
Венедикт Ерофеев по приезде в Славянск около двух месяцев приходил в себя. На первую работу в отдел снабжения Славянского ремзавода он поступил 18 декабря 1958 года. Проработав 30 дней, 17 января 1959 года он ушёл оттуда по собственному желанию. Почти на три месяца Венедикт Ерофеев погрузился в чтение книг. Юрий Петрович устроил своего шурина-книгочея 3 апреля 1959 года рабочим 3-го разряда глинистой станции в Славянский отряд, откуда он уволился 27 июля того же года в связи с уходом на учёбу.
Работа на глинистой станции была лучше не представить. Объясню вкратце, в чём она заключалась и кто его окружал. При бурении скважины обязательно требуются промывочные растворы. Бурение было направлено на соль, и для промывки скважин был необходим глинистый раствор. Вот этот раствор он и готовил. Единственный мужчина среди красивых и кокетливых молодых женщин. Как предполагает Нина Васильевна, он не столько работал, сколько балагурил и проказничал с этими местными красотками. Без сомнения, проказы были невинными. Можно сказать, детскими шалостями.
Обследуя библиотеку, где работала его сестра, Венедикт Ерофеев однажды обнаружил на шкафу задвинутые под самый потолок тома сочинений Ленина. Оказалось, что это одно из первых изданий собрания сочинений Владимира Ильича Ленина под редакцией Л. Б. Каменева, Н. И. Бухарина, И. И. Скворцова-Степанова, В. В. Адоратского и М. А. Савельева. Предисловие к нему было написано Львом Борисовичем Каменевым. Благодаря этой находке Венедикт Ерофеев на протяжении многих лет разбирался, что по существу представляют собой большевизм и его вождь со своим семейным и партийным окружением. Именно в Славянске у него возник замысел «Ленинианы». К сожаленью, она не переросла в «Большую лениниану», оставшись в творчестве писателя «Моей маленькой ленинианой».
Начинается это небольшое исследование лучше не придумать. Не с самого Владимира Ильича, а с тех двух женщин, которые были ему не безразличны: с его жены Надежды Крупской и «дорогого друга» Инессы Арманд. Две цитаты выбраны автором в качестве эпиграфа и подтверждают народную мудрость: «Женскому уму тесно в терему». Итак, «Надежда Крупская — Марии Ильиничне Ульяновой: “Всё же мне жалко, что я не мужчина, а то бы я в десять раз больше шлялась” (1899); Инесса Арманд (адресат не указан, зато год написания присутствует — 1907-й): “Меня хотели послать ещё на сто вёрст к северу в деревню Койду. Но, во-первых, там совсем нет политиков, а во-вторых, там, говорят, вся деревня заражена сифилисом, а мне это не очень улыбается”»7.
К «Моей маленькой лениниане» Венедикт Ерофеев предпослал ещё другой эпиграф, представленный также цитатами. Один из них — это отрывок из романа Галины Серебряковой о Марксе, вышедшего в серии «ЖЗЛ», а другой — отрывок из письма Инессы Арманд Кларе Цеткин. В этих «перлах» нет ничего скабрёзного и эротического. В первом случае уже по цитируемой фразе видно, что роман Галины Серебряковой в мировую классику вряд ли войдёт: «Окружив его заботой, Женни терпеливо писала под диктовку Карла. А Карл с сыновней доверчивостью отдавал ей свои мысли»8. Жизнь Карла Маркса, по моему разумению, для писателя прозорливого и с воображением — лучше не представить. Понять не мыслью, а талантом, как такой замечательный и сверхинтеллектуальный человек своими идеями об обновлении мира принёс человечеству столько несчастий — вот тогда это будет сочинение, достойное уровня главного персонажа!
Что касается второго эпиграфа, то здесь Венедикт Ерофеев снизил образ Инессы Арманд в письме Кларе Цеткин от января 1915 года до портрета свободной и знающей себе цену женщины, не доверяющей прачкам. Именно эти неумехи портили своей стиркой её жабо и кружевные воротнички, которые она теперь не только сама стирает, но и гладит. Чего совсем не умеет делать, как она предполагает, Клара Цеткин9.
Укрепив своё сочинение эпиграфами авторитетных женщин, близких Владимиру Ильичу, Венедикт Ерофеев непосредственно переходит к цитатам из писем и записок вождя мирового пролетариата дооктябрьского и послеоктябрьского периодов. Тематически они разделяются на четыре группы: связанные с бытовыми проблемами; с личными отношениями между Лениным и Крупской, а также с близкими друзьями, такими как Горький; с выискиванием врагов и развёртыванием репрессий вплоть до массового террора; с заботой о здоровье сподвижников и объявлением тех из них, кто имеет отличную от него точку зрения, сумасшедшими.
Остаются неизданными около шести тысяч ленинских рукописей, писем, телеграмм. Вскоре после смерти Ленина они были закрыты для широкого ознакомления и издания решением Политбюро ЦК ВКП(б). Вот что говорит в документальном фильме «Неизвестный Ленин» Тамара Попова, племянница Юлия Осиповича Мартова[267]: «Когда я смотрела в архиве документы, касающиеся моей семьи, я всё время видела одно и то же. Все резолюции Ленина: “расстрелять”, “посадить”, “отправить в ссылку”. Ни разу я не видела: “отпустить”. Ничего этого не было. Сталин достойно продолжал только то, что начал Ленин»10.
Я приведу ещё одну цитату из фильма «Неизвестный Ленин». Она имеет прямое отношение к религиозному ренессансу, который происходит в России на наших глазах: «Впервые в мировой истории человека забальзамировали и выставили на всеобщее обозрение масс как божество для поклонения»11.
Венедикт Ерофеев пользовался легализированным источником.
Непосредственно от себя он добавил, сыронизировав. В текст его «Ленинианы» это не вошло, но в одной из его «Записных книжек» осталось: «О необходимости вина, т. е. от многого было б избавление, если бы, допустим, в апреле 17-го Ильич был бы таков, что не смог бы влезть на броневик»12.
Закончу разбор «Моей маленькой ленинианы» цитатой из статьи Германа Пятова, опубликованной 17 февраля 2020 года в «Московском комсомольце»: «Ложь и насилие были двумя главными инструментами коммунистов для подавления и закабаления народных масс. Лгать коммунисты-большевики начали ещё до захвата власти в ходе октябрьского вооружённого переворота в 1917 году: лживая пропаганда как раз и помогла захватить им власть»