1. Венедикт Ерофеев в своей дневниковой записи оценил это письмо как «злое и глупое»2. В ответ он написал ей «самое длинное и самое туманное» письмо, в котором, пародируя её стилистику, признавал, что в его голове «много мусора, но мусора, как сказали бы археологи, драгоценного». И заключил свою любовную эпистолу фразой, которой позавидовали бы многие литературные мэтры: «Хотя, если хорошо разобраться, я бесполезное ископаемое»3.
2 декабря 1961 года «Юлия Рунова послала Ерофееву краткую записку:
“Венедикт!
Очень прошу выполнить одну мою просьбу — писать о себе всё”»4.
Эта записка, могу представить, сильно удивила Венедикта, но через восемь дней он пришёл в себя и должным образом ответил: «Всё о себе пишет только прогрессивное человечество»5.
Продолжу описывать последующие произошедшие события частной жизни Венедикта Ерофеева. Юлия Рунова, естественно, поняла его иронию и своё раздражение от неопределённости их отношений запрятала в себя поглубже. 16 декабря 1961 года она смиренно предложила Венедикту Ерофееву приехать в Орехово-Зуево: «Давай в 20.00, встретимся на автобусной остановке около общежития. Я буду готова выслушать любой твой “приговор”. Напиши, если ты согласен приехать»6. Разумеется, Венедикт Ерофеев едет и находится в Орехово-Зуеве до 31 декабря.
Жил он на частной квартире, куда иногда заходила Юлия Рунова. По большому счёту она начала его чуть-чуть раздражать. Венедикт её также раздражал, и намного сильнее. Можно сказать — бесил. Ей казалось, что он только морочит ей голову, несёт всякую чушь, а о серьёзных отношениях — ни слова. И всё-таки она согласилась встретить с ним Новый, 1962 год во Владимире.
Во время посадки на владимирский поезд произошло непредвиденное. Венедикт случайно защемил Юлин палец в вагонной двери. Валерий Берлин пишет: «Юлия взрывается, но её ярость больше от душевной боли — посиневший ноготь стал последней каплей в переполненной чаше неопределённости и недомолвок. Они уже два года знакомы, но Юлии до сих пор не понятно, чем живёт Ерофеев, куда он стремится. И какие ещё неожиданности ждут её во Владимире. Рунова не может разобраться и в своих чувствах. Кто для неё Венедикт и какое у них может быть будущее? Но Ерофеев не хочет объясняться. Идёт борьба амбиций — кто кого перемолчит, передумает, перепредвосхитит. Объявляют посадку. Ерофеев снова подаёт Руновой руку, чтобы подняться на подножку вагона. Но Юлия отказывается. Сухо простившись, они расстаются. Рунова возвращается в Орехово-Зуево, а Венедикт спешит во Владимир»7.
Фактическую сторону размолвки Венедикта Ерофеева с Юлией Руновой я рассказал, а что было действительно в душе каждого из них — тайна сия велика есть.
Напомню читателю третий закон Ньютона: «Действию всегда есть равное и противоположное противодействие, иначе, взаимодействия двух тел друг на друга между собою равны и направлены в противоположные стороны». Этот закон применим и к социальной психологии.
С точки зрения руководства Владимирского пединститута, Венедикт Ерофеев деморализовал своей проповеднической и просветительской деятельностью, а также необычным внешним видом какую-то небольшую часть студентов, в основном девушек. Создавшаяся ситуация требовала принятия незамедлительных мер. Тем более что его к жёстким решениям подталкивала «Докладная» декана филологического факультета Раисы Лазаревны Засьмы. Она решила серьёзно прищучить главного возмутителя спокойствия — Венедикта Ерофеева. Как уже знает читатель, её душеспасительные разговоры отскакивали от него как об стенку горох. Тогда Раиса Лазаревна пошла другим путём. Взяла в оборот попавших под его влияние и в него влюблённых студенток. Это были хорошо воспитанные и старательные в учёбе девушки из бедных семей. На удивление ей, четверо из них проявили неуместную в их положении строптивость. Тогда ей пришлось действовать более решительно и напористо, угрожая отчислением. Существовало, впрочем, одно обстоятельство, которое было ей на руку. Мало того что эти студентки слишком много себе позволяли, они, общаясь с Венедиктом Ерофеевым, постоянно находились в лёгком опьянении. Как от лицезрения своего кумира, так и в результате совместного посещения по вечерам местного ресторанчика «Клязьма». Раиса Лазаревна Засьма поняла, что находиться в бездействии она больше не может, и пошла в атаку.
В скандале с Венедиктом Ерофеевым, как это уже однажды произошло в Орехово-Зуевском пединституте, помимо него самого пострадали несколько студентов. Впрочем, если ото всех орехово-зуевских бунтарей раз и навсегда избавились без особой огласки, то во Владимире по этому пути не пошли. Демократию хрущёвского типа использовали себе на пользу, а не во вред.
Ситуация для декана сложилась самая благоприятная. Эффективный принцип «разделяй и властвуй» действовал безотказно. Особенно среди влюблённых в Венедикта Ерофеева девушек. То, что последнее время происходило между ними, напоминало известное полотно «Вихрь» кисти художника Филиппа Малявина[326]. Страсти кипели в самом деле нешуточные. Приведу январские записи Венедикта Ерофеева за 1962 год, чтобы читатель понял их накал, увеличивавшийся с каждым прошедшим днём. Итак, вот эта хроника событий и происшествий в жизни независимого человека на протяжении одного месяца:
«1 [января] — Нов[ый] год в общ[ежитии]. Первое знакомство с Солдатовой. (“Хоть один-то раз выпить со знаменитым Ерофеевым”.) Влюблённая “умница Тяпаева”. Ивашкина. Вконец смущённая Миронова.
2 [января] — Телеграмма из Орехова: “Поздравляю новым годом желаю успехов Юля”. Впервые — многочасовая беседа с Мироновой. Миронова развенчивает свою подругу Зимакову. Говорит, что вообще сторонится людей и любит “только природу”. Обещает быть у меня, но боится Зимак[овой].
3 [января] — Рыдания Нины Ивашкиной.
4 [января] — Первый зачёт. Рыцарский подвиг в истории с Мироновой. С кем идти спрыскивать зачёт в рест[оран] “Клязьму”? “Иди домой, Зимакова”. Весь вечер — с Н. Ивашкиной.
5—6 [января] — Новые перипетии: Зимакова — Миронова. Зим[акова] о Мироновой: “Ну, нельзя же до такой степени влюбляться, это же глупо, она ходит как шальная и т. д.” Весь вечер с Зимак[овой] в рестор[ане] “Клязьма”. Всю ночь — скамейка, холод и милые глупости. Ночь перед Рождеством.
7 [января] — Рождество с Солдатовой. “О тебе у нас на курсе много говорят, и больше по ассоциации с бедной, маленькой Садковой”. Ночь в комнате Ивашкиной. Ивашкина: “Ты не представляешь, что начнётся завтра!” Всего-навсего милые шалости. Утром всё женское <нрзб> общежитие следит, как я выхожу от неё, коварно улыбаясь.
8 [января] — Все факультеты, проходя по вестибюлю, в упор смотрят на нас с Зимаковой, щебечущих на диване, хотя в вестибюле сидит больше сотни и есть на кого смотреть.
9—10 [января] — Смущ[ённая] Миронова. Ищу Зимакову. Товарищеский суд над Ниной Ивашкиной.
11—12 [января] — Влюблённая Тюрина. Эпидемия захватила и мой курс.
13—14 [января] — Ссора с Зимак[овой] и примирение с Ивашк[иной].
15 [января] — Первый экзамен в ВГПИ. Триумф. Гитары и ресторан. Гости из ОЗПИ. <...>
19 [января] — Ивашкина умоляет декана не изгонять Ерофеева. Тюрина подымает на ноги 1-й курс филфака. Тяпаева — 2-й курс филфака. Зимакова — 3-й курс филфака. Юзёнкова — 5-й курс филфака и т. д. Ресторан “Клязьма”.
20 [января] — Единственный на курсе сдаю на отлично экзамен грозному Иорданскому. Бедная Миронова — Зимакова коварно не даёт ей поговорить со мною и 7 минут. До 2-х часов ночи с Ивашкиной.
21 [января] — Ивашкина устанавливает диктатуру. Ректор ВГПИ передаёт через декана: “Я хочу поговорить с Ерофеевым”. Зимакова оттесняет Ивашкину. Взбешённая Ивашкина швыряет телеф[онную] трубку наул[ице] Нариманова.
22 [января] — с Иваш[киной] дурно. Однокурсницы выносят её из аудитории. Беседа с ректором. Зимакова и Ко, Тюрина и Ко, Тяпаева и Ко ожидают. Ресторан “Клязьма”.
23—25 [января] — Пятикурсники говорят: “За всю историю ВГПИ не было, чтобы такая масса людей ждала одного человека с экзамена”. Полсотни ребят и сотня девчонок со всех факультетов. Выхожу: отлично. Пьём с Зимаковой на чердаке института.
26 [января] — Галина Герасимова. Ресторан “Клязьма”. Тюрина в ужасе.
27 [января] — Плюю на всё. Еду в Орехово-Зуево.
28—29 [января] — В Ор[ехово]-Зуеве никакого желания заглянуть в общежитие ОЗПИ.
30 [января] — Н. Ивашкина: “Не буду больше, не буду больше тебе помогать за все твои подлости!” Иисус-Мария! За какие же подлости? Зим[акова] исчезла.
31 [января] — Н. Ивашкина. Приказ об отчислении. “За идейное, дисциплинарное и нравственное разложение студенчества института”»8.
Опишу, как тогда были организованы дискредитация и травля неугодного студента Венедикта Ерофеева. Раиса Лазаревна Засьма особо не заморачивалась, обратившись к неоднократно опробованным задолго до неё методам. Для девушек, влюблённых в Венедикта, использовала эмоциональное раскаяние в содеянном перед мирским сходом. В данном случае перед общим комсомольским собранием. Появление перед народом обязательно сопровождалось, как это обычно бывало, обилием слёз, а также истеричными вскриками: «не виноватая я, это он, такой-сякой, меня не туда завёл...» и т. д.
В дневниках Венедикта Ерофеева в записи от 7 марта 1962 года зафиксировано имя женщины, которая вскоре станет его женой. Выбор им был сделан: «Канун женских торжеств. Неожиданность — после почти месячного антракта — появляется Зимакова в сопровождении Мироновой. Бездна вина и куча вздора. В полночь удаляется сумеречная Миронова. Зимакова остаётся. Грехопадение»9.
Первыми, за кого крепко взялась Раиса Лазаревна, были Нина Ивашкина, Галина Юзёнкова, Валентина Зимакова.
Отец Нины Ивашкиной, отмеченной в «Докладной» Р. Л. Засьмы, погиб во время Великой Отечественной войны. Мать Нины была рабочей на заводе. Жили они в посёлке Курлово Ивановской промышленной .области (ныне Владимирская область). Поступила она во Владимирский государственный педагогический институт в 1958 году. Училась Нина Ивашкина на третьем курсе филологического факультета, когда разрастался скандал с Венедиктом Ерофеевым. Евгений Шталь пишет: «8 декабря 1961 года ей был объявлен строгий выговор, видимо, за пропуски занятий (неофициально “за встречи с Ерофеевым”). 29 марта 1962 года Ивашкина н